Изобретение пиронита, как говорил мне Дюфур, было в такой же степени делом случая, как и результатом упорной научной работы, сопровождаемой бесконечным числом опытов. Дюфур и его сотрудники исходили из того предположения, что при известных условиях все вещества способны к такому же выделению энергии, как и радиоактивные металлы. Со времени работ Беккереля, супругов Кюри, Рутерфорда, француза Лебона и английского физика Соди известно, что распавшиеся разрушенные атомы радия дают начало непрерывному потоку мельчайших частиц, которые уносятся со страшной скоростью в 20.000 километров в секунду. Если бы снаряды наших артиллерийских орудий обладали подобной скоростью, то их разрушительная энергия возросла бы в миллионы раз. Но, в сравнении с радийным потоком, ядро, выброшенное двенадцатидюймовой пушкой, движется так же медленно, как улитка рядом с курьерским поездом. Каждая крупинка радиоактивного вещества представляет маленький вулкан, извержение которого может продолжаться в течение столь долгого времени, что в сравнении с человеческой жизнью оно кажется почти бесконечным. По наблюдениям и вычислениям Рутерфорда, средняя продолжительность существования радия равна 2.550 годам. Уран сохраняется неизмеримо дольше, и средний срок его существования надо считать миллионами лет. Уже по этому можно судить, до какой степени неуловима та мельчайшая атомная пыль, которая непрерывно рассеивается радиоактивными металлами. И это к нашему счастью, так как такое рассеивание и превращение материи сопровождается колоссальным выделением энергии. На основании точных вычислений Дюфура, распадающиеся атомы одного фунта меди или свинца могли бы приводить в движение в течение десяти дней все машины Франции. Скрытый в каком-нибудь куске радия запас работы, по давно известным опытам, в 500.000 раз превышает ту работу, какую может дать теплота, выделяемая при сгорании равного ему по весу куска угля. Вся сила Ниагарского водопада ничтожна в сравнении с мощностью этих невидимых титанов, которые когда-нибудь будут служить человеку и дадут ему такое могущество, о котором он теперь не смеет и мечтать. Вокруг нас в каждом предмете скрыта безмерная почти энергия, которая, если бы она разом вырвалась наружу, способна была бы произвести стихийное разрушение. Но какое практическое приложение возможно будет в последующее время сделать из этих парадоксальных, хотя и бесспорных истин? Пользование новым видом энергии, скрытой в атомах, почти так же трудно, как если бы она находилась на другой планете. Нам известны лишь очень немногие радиоактивные вещества, которые с медлительностью, свойственной геологическим процессам, выделяют и рассеивают заключенную в них силу, превращенную в электрические и световые волны, что по существу одно и то же, и в движение бесконечно малых материальных частиц. Если представить себе такие существа, для которых время тянулось бы в миллион раз медленнее, чем для нас, то они могли бы, пожалуй, каким-нибудь способом собирать, концентрировать энергию радиоактивных тел и пользоваться ею для работы или взрывов и массового истребления друг друга. Они открыли бы десятки других, излучающих энергию элементов, которые слишком медленно теряют свои атомы для того, чтобы мы сумели заметить это общее течение, бесконечный круговорот материи и силы.

Великое изобретение Дюфура в том именно и заключалось, что ему после трехлетних трудов удалось ускорить радиоактивное излучение большей части тел, а при помощи Бастьена и в особенности Рене, процесс этот был доведен до нескольких мгновений. Мельчайшая, едва видимая песчинка разлеталась с сотрясением, подобным грохоту пушечного выстрела. Щепотка железных опилок на моих глазах опрокинула и раздробила в мельчайшие куски огромную скалу, поднимавшуюся над вершинами вековых сосен. Окружавшие ее деревья были изломаны в щепы и отброшены на расстояние в девятьсот шагов. Важно заметить, что пиронит давал лишь начальный толчок к распаду атомов. Его роль была сходна с той, какую играет зажженная спичка, поднесенная к бочке с порохом. Из чего он состоял? Вот вопрос, который мне предлагали сотни раз! Те изобретатели, которые пожелают получить заработанный Дюфуром миллиард, пусть запомнят следующее. Пиронит не был веществом в обычном смысле этого слова. Он заключал продукты распада, эманации различных элементов, в том числе радия, тория, свинца и золота. Сам Дюфур и его помощники часто употребляли термины, принятые музыкантами, они говорили о полной гамме пиронита, об его нижних и верхних тонах, о силе и полноте этой адской смеси. Пиронит «полной гаммы» невозможно было хранить ни в какой посуде, так как, приходя с нею в соприкосновение, он сейчас же начинал свое действие. Рене как-то объяснил мне, что весь изготовленный ими пиронит был неполным разрушителем, так как не содержал возбудителя атомной энергии платины, из которой делались трубки для хранения смеси, но открывать однажды наполненную трубку было в сто раз опаснее, чем бросить горящий факел в склады пороха. Вырвавшийся наружу демон разрушения немедленно взрывал окружающий воздух, взрывы эти распространялись все дальше и дальше, подобно волнам на поверхности воды, и все кругом рушилось, таяло, пылало и наконец исчезало в неизмеримых глубинах неба. Тот, кто получит в своей лаборатории пиронит, должен твердо помнить, что ему необходимо уметь останавливать действие разрушителя, потому что в противном случае изобретатель нечаянно может уничтожить всю нашу планету. Дюфур знал это средство, но мне оно неизвестно, хотя по одному случайному замечанию профессора я догадываюсь, что антипиронит был очень легким газом, подобным аргону или гелию, который не поддавался действию этого сверхогня и, выражаясь неточно, быстро тушил начавшееся извержение. У нас в лаборатории всегда стояли высокие стальные цилиндры с этим газом. Предосторожность эту я оценил только тогда, когда Дюфур объяснил мне, что действие его разрушителя нарастает, подобно катящейся лавине; в первые две минуты взрыв унес бы в междупланетное пространство только часть монастырского здания, но через десять минут взлетел бы весь Авиньон, через двадцать Вогезы и Альпы, а через час после начала действия Урал и Алтай в виде светящейся пыли неслись бы за пределами лунной орбиты. Через полтора часа Земля была бы разметена по всей солнечной системе, возвратившись в свое первобытное хаотическое состояние. Угроза Бастьена сжечь мир совсем не была бессмысленной фразой маньяка: пиронит так же опасен для Земли, как тлеющая лучина над пролитым бензином. Насколько я понял Дюфура, он предполагал применять в артиллерии и в качестве движущей силы не полную гамму пиронита, а лишь те возбудители, которые вызывали распадение одного определенного вещества. Вот все, что я знаю и что могу сообщить об этом страшном изобретении. К написанному в этой главе я не могу прибавить ни одного слова. Всякие попытки принудить меня к этому будут совершенно бесполезны. Предупреждаю шпионов, которые не остановятся перед насилием, что у меня хранится трубка с пиронитом, найденная мною в комнате Бастьена, и поэтому всякое покушение на мою свободу или жизнь может повлечь за собой нежелательные и крайне прискорбные события.

В течение нескольких дней наша жизнь протекала совершенно мирно. Смерть Бастьена стала мне казаться каким-то ужасным кошмаром, к воспоминанию о котором мы часто возвращались, сидя в столовой. Изо всех своих новых друзей я ближе всего сошелся с Рене. Этот человек привлекал меня своей необыкновенной душевной мягкостью и возвышенностью своих идей. Я не знаю, был ли Рене религиозным, не знаю даже, исповедовал ли он какую-нибудь религию, но в его внешности, в одухотворенном лице, в ясном и чистом выражении глаз было что-то, заставлявшее невольно вспоминать о людях, горевших пламенем веры.

— Зачем вам этот пиронит, страшное орудие убийства и разрушения? — спросил я его как-то, когда мы вдвоем сидели в сумрачной лаборатории, озаренной красным светом углей, догоравших в горне древнего алхимика.