– Здравствуй, Ева, – произнесла я, надеясь, что до потери памяти не называла ее «маменькой».

– Какая радость, что ты вернулась домой! – Она чмокнула воздух рядом с моим ухом. – Как ты могла уехать и ничего не сказать? За столько времени ни одной весточки! Мы боялись, что тебя нет в живых.

– Я заметила, – отозвалась я, намекая на прошение признать меня погибшей.

Незнакомая красивая женщина, пахнущая похоронными лилиями, вызывала чувство глубокой неприязни. Наверняка причина крылась в нашем общем прошлом, иначе выходила странная вещь, будто мне до нервической почесухи хотелось вцепиться в волосы совершенно незнакомой нимы.

– Все в синей гостиной. Пойдем?

Знать бы еще, где находилась гостиная, почему она – синяя и куда делся Влад? Он пожелал осмотреться, а сам как сквозь землю провалился. Я бросила тоскливый взгляд на распахнутые двери, через которые лакеи заносили пыльные дорожные сундуки.

Если я посчитала холл мрачным, то только потому, что не помнила гостиной, действительно наряженной в синий цвет. Стены, мебель и ворсистый ковер отливали оттенком предгрозового неба, отчего даже в светлое время суток просторное помещение наполняли хмурые сумерки.

Когда я появилась на пороге, то в мою сторону уставились три пары глаз, а в комнате установилось ошарашенное молчание. Складывалось ощущение, что родственники Вишневские до конца не верили в возвращение наследницы. Мы разглядывали друг друга так, как будто виделись впервые. Впрочем, лично для меня живущие в отцовском доме люди действительно являлись незнакомцами с гравюр.

– Добрый день, – прервала я долгое молчание.

– И впрямь Анна, – протянул господин с редкими седыми волосами, забранными в неряшливый хвост на затылке, и немедленно опрокинул в себя рюмашку аперитива. Дядюшка Уилборт – припомнила я имя.

– Или очень на нее похожа, – усмехнулся высокий худой тип с узкими усиками, придававшими ему хищный вид. – Что же ты встала на пороге, милая кузина?

Нервное лицо мужчины мне было знакомо по многочисленным домашним карточкам, но вот имя, как назло, совершенно выветрилось из головы. Алан, Алик, Ален или как-то еще? Наверное, будет странно, если я начну сыпать официозом и называть родственника, пускай и дальнего, «суним Вишневский». Или у него и фамилия другая? Глэдис говорила, что он приехал из глубокой провинции лет пять назад и помогал отцу с делами.

На диване восседала тетка Клотильда, худосочная бледная женщина с такой идеальной осанкой, словно под платьем у нее, как у гимназистки, была засунута линейка. Меня она встретила величественным кивком головы.

Чувствуя себя не в своей тарелке, я опустилась в большое кресло, устеленное плоской, как блин, подушечкой. Продавленное сиденье немедленно отозвалось возмущенным скрипом, в ногу впилась пружина, а на лицах родственников появилось такое выражение, будто на их глазах было совершено святотатство.

Я с недоумением изогнула брови.

– Ты села на кресло своего отца, – сдавленным голосом пробормотала Ева.

Знала бы, что плюхнусь в святое место, осталась бы стоять! Точно ужаленная пружиной, я вскочила с кресла и пристроилась на краешек дивана рядом с Клотильдой. Какие у нас были отношения?

– С манерами у тебя все так же туго, – пробормотала тетка и, подхватив трость с костяной крючковатой ручкой, величественно поднялась. – Пойду, подгоню этого нового повара, иначе, пока он будет варганить свои бершамели, Уилборт не сможет ни лыка связать, ни сбершамелить.

Дядюшка немедленно поперхнулся очередной рюмкой аперитива и, я могла поспорить, едва слышно пробормотал под нос:

– Злобная ключница!

Неожиданно она остановилась в дверях и бросила через плечо:

– Негодная девчонка! Где это видано, чтобы Вишневские убегали из дома? Хвала Святым Угодникам, тебе хватило ума вернуться!

Величественной походкой, постукивая тростью и позвякивая ключами, она скрылась из виду. Глэдис говорила, что жесткой прямолинейности я набралась именно от тетки Клотильды, рано овдовевшей, а потом в течение трех лет похоронившей двух сыновей и смирившейся с участью приживалки в богатом доме.

– Злобная ключница! – уже погромче ей вдогонку повторил Уилборт и смело налил в рюмашку очередную порцию вечернего аперитива. Дядька выглядел неопрятным и неухоженным. Темно-зеленый бархатный камзол расходился на животе, коленки брюк висели опавшими пузырями, волосы лоснились. Похоже, дядюшка являлся большим любителем плеснуть за шиворот.

– Я налью чаю. – В удрученном молчании Ева принялась отчаянно звенеть чайным сервизом.

Как же мне не хватало подсказок Глэдис, невовремя слегшей с жаром! Стоило сослаться на дурное самочувствие и сбежать из «синей комнаты пыток», но меня точно пристрочили к дивану крепкими нитками. Я приняла из рук мачехи кружку с холодным травяным настоем, какой называть чаем не повернулся бы язык даже у пьяного Уилборта, и сделала глоток. Во рту появилась горечь, а на зубах – ошметок размоченного листика мяты.

– Так кто ты, нима? – вдруг вымолвил кузен сквозь зубы, поджигая тонкую папироску.

У меня дрогнула рука. Питье выплеснулось на блюдце и немножко на шелковую светлую юбку.

– Что ты хочешь сказать?

– Как мы можем быть уверены, что ты действительно Анна? – продолжил он, выпустив в мою сторону облако табачного дыма. – За последние три месяца мы столкнулись с пятью мошенницами. Они выглядели точно так же, как ты. Глаза, волосы, манеры. В наши дни магия стала столь искусной и сложной, что закамуфлированное лицо выглядит как реальное. Ты тоже носишь подвеску с кристаллом.

Невольно я потрогала украшение, надетое просто по привычке, и обвела притихшую комнату вопросительным взглядом:

– Вам нужны доказательства? Ева, ты тоже считаешь, что я – самозванка? Дядюшка Уилборт?

Судя по тому, как мачеха с дядькой поспешно отвели глаза, они разделяли мнение кузена.

– Мы научены горьким опытом, а потому я требую, чтобы мы провели ритуал на определение кровного родства, – заявил он.

– И когда выяснится, что Анна – настоящая наследница, как ты поступишь? – раздался из дверей насмешливый голос Владислава. – Уедешь отсюда? Ведь оставаться в доме, поставив под сомнение личность единственной владелицы, будет не комильфо. Скажи?

Он вошел, с нарочитой небрежностью держа руки в карманах брюк, и узел страха, завязавшийся в моем животе, начал тихонечко таять.

– Добрый день, – с нахальной самоуверенностью поздоровался Влад, похоже, чувствуя себя абсолютно свободно с чванливыми аристократами.

– Вы кто? – изумленно вопросил мой кузен.

– Познакомьтесь – Владислав Горский, – выпалила я, вскакивая с дивана. – Мой жених.

Из рук Евы выпала чайная ложка и звонко ударилась о наборный паркет.

– Жених? – эхом повторила она, отчего-то сильно побледнев.

– Нима Вишневская? – Он кивнул и с изяществом поцеловал Еве руку. – Нас представляли этой зимой.

– Я… я помню, – запнулась она, поспешно отдергивая пальчики, словно едва заметное прикосновение мужских губ ее обожгло.

– Владислав сопровождал меня в путешествии, – выпалила я заготовленную ложь, но тут же оговорилась: – Но с нами была Глэдис, бывшая помощница папы.

– Кстати, живем мы тоже вместе, – объявил Влад, выставив меня, мягко говоря, девицей довольно легких нравов, и добавил со светской улыбкой: – Правда, без Глэдис.

Одарив насмешника выразительным взглядом, я тяжело вздохнула и отхлебнула отвратительного пойла. Похоже, три месяца до объявления меня законной наследницей обещались стать самыми долгими в моей жизни.

Мой взгляд остановился на семейном портрете, висевшем над каминной полкой. Папа с важным видом сидел на стуле с высокой спинкой, а мы с Евой стояли от него по обе стороны. Король, наследная принцесса и ведьма.

Еще имелись пьяница, ключница и управляющий-мошенник, а венчала макушку семейного торта сортовая вишенка – Владислав Горский. Все, как я описала в своем блокноте несколько дней назад.