Главными опорными пунктами русской позиции были с. Бородино справа, Курганная высота в центре и д. Семеновская слева. Высоты у Бородина заняли четыре батареи на 32 орудия. У Семеновской были воздвигнуты три флеши с 52 орудиями. Их сразу назвали Багратионовыми — ведь здесь начальствовал князь Багратион. На Курганной высоте за ночь с 25-го на 26 августа 800 ополченцев соорудили люнет (полевое укрепление, открытое с тыла, но защищенное рвом и двойным палисадом с фронта и флангов) для 18-пушечной батареи. Русские солдаты назвали ее «батареей Раевского», поскольку она была выделена из 7-го корпуса, которым командовал генерал-лейтенант Н.Н. Раевский. Слева и справа высоту («курган, повелевавший всеми окрестностями»)[376] защищали еще четыре батареи, в которых В.Н. Земцов насчитал около 100 орудий. Раевский сам проследил за сооружением люнета и, когда все было готово, сказал: «Император Наполеон видел днем простую, открытую батарею, а войска его найдут крепость»[377].

Наполеон почти весь день 25 августа, не сходя с лошади, тщательно, «с величайшей подробностью» изучал систему укреплений и боевой порядок россиян вплоть до сторожевых постов; он даже привлек к себе их внимание — «сделано было по нем несколько картечных выстрелов». Наполеон понял, что русский правый фланг почти неприступен, зато левый — уязвим. План его был прост: смять левое крыло русских, прорвать их центр, отбросить их в «мешок» при слиянии Колочи с Москвой-рекой и открыть себе путь к Москве[378].

Кутузов с утра 25 августа тоже провел рекогносцировку местности. «Не всюду могли проходить большие дрожки, в которых его возили», — вспоминал А.П. Ермолов[379]. На лошадь Михаил Илларионович почти не садился — из-за тучности своей? и малоподвижности. Одет он был в тот день, но обыкновению, не в мундир, а в простой сюртук без эполет, с фуражкой на голове и казачьей нагайкой на плече. «Никак мы не могли разгадать, — вспоминал подпоручик Н.Е. Митаревский, — для чего у него нагайка, тем более что никогда не видали его верхом на лошади». Осмотрев свои и оценив (насколько ему это удалось) чужие позиции, Кутузов не стал ничего менять в расположении своих войск, кроме того, что отрядил в резерв левого фланга корпус Тучкова.

Ночь накануне сражения враждебные армии провели по-разному. Наполеон обратился к войскам с приказом, который начинался словами: «Солдаты! Вот битва, которой вы так желали! Теперь победа зависит от вас!» Император подбадривал своих воинов, суля им в случае победы «изобилие, хорошие зимние квартиры, скорое возвращение на родину». Он искусно распалял их воинское тщеславие: «Пусть самое отдаленное потомство с гордостью помнит о вашей доблести в этот день! Пусть о каждом из вас скажут: „Он был в великой битве под стенами Москвы!“» Завоеватели, обрадованные возможностью сразиться наконец с врагом, который так долго уклонялся от боя, веселились и пели.

В русском лагере всю ночь перед битвой царили тишина и величавое спокойствие. Кутузов не обращался к войскам с приказом. «Не время было витийствовать», — заметил его адъютант А.И. Михайловский-Данилевский[380]. Незачем было и подбадривать русских солдат. Все они сознавали, что на карту поставлены не «изобилие» и «хорошие зимние квартиры», что вопрос стоит так: «Быть или не быть Москве и России» — и решение этого вопроса зависит от них. Вся армия готовилась стоять насмерть. Солдаты и офицеры облачались в чистое белье, отказывались, вопреки обычаю, пить водку.

В ночь перед сражением по лагерю пронесли икону «покровительницы России» — Смоленской Божьей Матери. За нею шел с обнаженной головой и со слезами на глазах сам Кутузов впереди всего русского штаба. «Сама собою, по влечению сердца, — вспоминал очевидец этой торжественной сцены, будущий декабрист Федор Глинка, — 100-тысячная армия падала на колени и припадала челом к земле, которую готова была упоить до сытости своею кровью»; «это живо напоминало приуготовление к битве Куликовской»[381].

Бородинская битва началась в 6-м часу утра 26 августа с атаки французов против русского правого крыла. Полк из дивизии генерала А.-Ж. Дельзона (корпус Е. Богарне) «с невероятною быстротою»[382] ворвался в Бородино и после «наикровопролитнейшего боя» овладел селом. Казалось, сражение пойдет так, как изначально предполагал Кутузов, — главным образом, на его правом фланге. Но Богарне, закрепившись на Бородинских высотах и выставив здесь батарею из 38 орудий с заданием вести огонь по центру русских позиций, стал ждать, как развернутся события на левом фланге россиян. Главный же удар Наполеона, как и следовало ожидать после Шевардинского боя, был направлен на Багратионовы флеши. Три его лучших маршала — Даву, Ней, Мюрат — порознь и вместе бросали громаду своих войск против Багратиона, между тем как Понятовский пытался обойти флеши справа.

Историки до сих пор не могут согласно определить, сколько раз в тот день флеши переходили из рук в руки. Традиционное мнение таково, что французы взяли их в результате 8-й атаки примерно к 12 часам, когда и был смертельно ранен Багратион. Недавно А.А. Васильев и Л.Л. Ивченко попытались опровергнуть традицию. Опираясь главным образом на дневник начальника штаба 2-й армии генерал-адъютанта графа Э.Ф. Сен-При, раненного одновременно с Багратионом, они пришли к небезосновательному выводу, что Багратион выбыл из строя еще до 9 часов утра, а флеши окончательно пали к 10 часам, в итоге не 8-й, а 3-й атаки[383].

Наполеон мог бы взять флеши и сломить русское левое крыло еще раньше, если бы ему удалось осуществить маневр, уже позволивший ему в прошлом победить при Ваграме, а впоследствии — при Линьи. Когда Понятовский атаковал Тучкова возле Утицы, а Богарне взял (оказалось, ненадолго) Курганную высоту и уже открыл с нее фланкирующий огонь по флешам, Наполеон бросил Даву и Нея на штурм флешей, а генерала Жюно — в обход между флешами и Утицей для удара по Багратиону с фланга, пока Даву и Ней атакуют его в лоб.

Однако этот маневр, который должен был, по мысли Наполеона, решить исход битвы, не удался. Две дивизии Жюно неожиданно для французов натолкнулись возле Утицы на 2-й корпус генерал-лейтенанта К.Ф. Багговута, который в начале сражения занимал правое крыло русской позиции и перемещение которого справа налево Наполеон просмотрел.

Кто и когда направил Багговута с правого на левый фланг, сорвав тем самым губительный для россиян замысел Наполеона? Одни исследователи считают — Кутузов, другие — Барклай[384].

Сам Багговут доносил после сражения Кутузову: «Когда неприятель повел атаку на наш левый фланг, я по приказанию главнокомандующего 1-й Западной армией пошел с пехотными полками 2-го корпуса на подкрепление оного». Оригинал донесения хранится в РГВИА[385]. Мало того, давно опубликован рапорт Багговута Барклаю-де-Толли о том же: «Когда неприятель повел атаку на наш левый фланг, я по приказанию Вашего Высокопревосходительства пошел с пехотными полками 2-го корпуса на подкрепление оного». Эти документы решают вопрос: корпус Багговута был послан на левое крыло Барклаем-де-Толли, который в данном случае и в ходе всего сражения действовал согласно диспозиции Кутузова, предоставившей главнокомандующим армиями инициативу решений.