Они.
Клип девятнадцатый.
Лесановские девки.
Через двадцать седмиц от зачатия, на очередное новолуние, что соответствует примерно средине декабря, наступает великий замиряющий праздник - Санница или Гостевая седмица. Самочувствие беременных хорошее. Нарастает сексуальность, усиливается либидо. Увеличивается приток крови в организме. Наблюдается увеличение секреции во влагалище, повышается чувствительность эрогенных зон. Возрастает способность к получению оргазма.
На Гостевую седмицу начинали прокладывать зимние дороги, ведя их в соседние селения. Дороги прокладывали по замёрзшим рекам и делали это всем миром. Топтали снег, по краям вмораживали вешки. На половине пути встречались с соседями, которые так же торили путь, только с противоположной стороны. Происходил ритуал встречи. Наступало сезонное перемирие соседних ватаг. После этого устраивали угощение и затевали "мирный" праздник, плавно переходящий в гостевую седмицу. Дети собирались на улице и устраивали шумные гуляния- играли в снежки, катались с гор. К ребятне присоединялась и молодёжь. А уж к кувырканию с заснеженных гор подключались все - и стар, и млад. Чем дальше удавалось укатиться, тем лучше будет зима и удачливей следующий год. Жгли костры и пугали мелкую нежить. Делалось это, чтобы нежить не вылезла раньше времени и не причинила вреда. Каждое утро начинали с бани, а после этого накрывали большие общие столы. Варили в складчину обетную брагу и напекали лепёшек. На братчину и не званы ездят, ни артель, ни ватага, ни бабняк никого не отпустят голодным да холодным. Ходили и ездили в гости к соседям. Мужики оставались на ночь в кутах у баб, ублажали. В эти дни запрещалось ругаться. Гостевые седмицы в обязательном порядке подразумевал Смотры Невест перед торгами ими.
В эти дни для колдунов "профессиональный" праздник. Они ходили друг другу в гости, собирались в укромных уголках вместе. Но при этом полагалось, как можно меньше говорить. Вообще слова на этой седмице старались не употреблять. Слушали воду: в реках, озёрах. Стол служители культа накрывали за счёт того, что несли им в эту седмицу беременные, а несли много, стараясь ублажить Троицу и Дедов, ибо просительницами были не только за свою жизнь, но и за жизнь своего будущего ребёнка и колдуны еду отрабатывали, защищая беременную, ибо на эту седмицу "муж приходил, всё растеребил, как бы ребёнку не навредил".
Перед Гостевой седмицей, что наступила спустя чуть более двух лун, с момента появления новеньких, Данава вновь покинул поселение. У колдунов, ведунов и ведуний наступал некий праздник, как его обзывала Дануха - "молчальник". Колдуны ходили друг другу в гости или как в этот раз, собирались где-нибудь в определённом месте на общею сходку. Дануха всегда дивилась этим сборищам, не понимая их. Она прекрасно знала, чем они там занимаются. Собирались, обнимались, рассаживались вокруг костра и молчали. Они специально собирались вместе с разных уголков земли, чтобы помолчать! В свой праздник колдуны не произносили ни слова, только слушали. Как предупредил Данава, на этот раз, вся эта братия собиралась в какой-то священной роще у озера, до которой ему четыре дня пути. Там они собирались именно для того, чтоб послушать это озеро. Дануха, конечно, и сама была баба не совсем обычная и кое-что умела и знала из ведьменского дела, но этих горе "колдунков" понимать отказывалась на отрез. Хотя, справедливости ради надо отметить, что каждый раз, возвращаясь с таких прослушиваний, Данава довольно точно предсказывал многие вещи насчёт погоды и природного приплода, в смысле урожая. На что в следующий сезон надо было обратить внимание, что лучше сажать по весне на огородах, что собирать для заготовок. Даже всегда угадывал сколько грибных слоёв пройдёт за лето. Расписывал он тёплый сезон всегда точно, а вот откуда он всё это знал, Дануха никогда не заморачивалась. Толь воистину от Святых Вод наслушался, во что она слабо верила, толь там среди "колдунков" приличный колдун прижился.
Данава на этот раз брать походный шатёр не стал и без него тяжести на себя нагрузил прилично. Он набил полный мешок различного мяса, которого в их лагере было завались. Мясо было замочено в разных разносолах и плотно замотано, каждое в свой мешочек. Столы, по рассказам Данавы, у них там ломились от яств. Они накрывались за счёт того, что несли родовым колдунам беременные, а несли те много. В этом подношении бабы несли весь свой пай на несколько дней, так как после, садились на пост, единственный за всю беременность и всю седмицу при этом бездельничали. Им запрещалось к огню близко подходить и приниматься за какую-либо работу, чтоб не навредить ребёнку. Категорически запрещалось ругаться, поэтому они так же, как и колдуны, предпочитали в эти дни играть в "молчанку". Единственное, что им дозволялось - это получать удовольствие от мужика и то в "позе бревна", если он конечно соизволит появиться, да на ночь завалиться.
Уходя Данава нахлобучил на себя обычные для этого дела, свои маскарадные шкуры с прибамбасами и попрощавшись с каждой жительницей селения, тронулся в путь.
Лагерь - поселение за эти две луны сильно изменился. В первую очередь появилась шатровая баня, правда одна для всех. С наступлением холодов сразу всем стало понятно преимущество Данухинского шатра с обогревом. Поэтому в срочном порядке принялись шить себе подобные, только не такие большие, а раза в два поменьше, но с такой же дыркой в крыше и очагом под ней. Неважна с Елейкой даже для Злыдня шатёр соорудили и тот, как людь какая-нибудь ходил ночевать в собственное укрытие.
Подражая Данухе обе устроили показательные новоселья. Разделись до гола и носились вокруг своих домов как угорелые босиком по снегу, а потом ещё и кубарем на входе катались с визгом, как бы замыкая дома от непрошенных гостей. Дануха с Данавой тоже катались, только со смеха. Молодухи ни та, ни другая, похоже понятия не имели о ритуале и делали всё по принципу "слышали звон, да не знают где он". Дануха, вместо того, чтобы объяснить да научить, только издевалась над ними, подтрунивая да хохоча, но девкам похоже было и не очень-то обидно, потому что самим было весело. Набегавшись и накатавшись по снегу голышом, обе синего цвета забились в баню греться, трясясь, стуча зубами, но тем не менее довольные собой.
Неважна почти каждый день уходила в лес охотиться, только теперь она ходила на пару с Елейкой. Та долго приноравливалась, наверное, раза с пятого только, испортив и переломав кучу "хорошего дерева", наконец, смастерила себе личный лук, такой, какой её заставляла сделать придирчивая Неважна. Поначалу всё, что делала Елейка было почему-то "не то" и "сделано руками из другого места". Но упорство и нахрапистость ученицы сделали своё дело и постепенно Елейка поняла, что и как от неё требовалось и наконец изготовила оружие, за которое впервые получила лесную оценку опытной охотницы:
- Не ахти что, но на первый раз сойдёт.
Со стрелами Елейка тоже повозилась с полна. Не сразу получилось. Даже когда приноровилась, нет-нет, да испортит. Но Елейкина упёртость оказалась, до безобразия. Все этому её качеству в поселении просто дивились. Что в башку вобьёт, даже казалось невыполнимое, эту башку себе расколотит, но сделает. Стрелы они с Неважной мастерили без наконечников. Нет, Неважна конечно знала, что такое наконечник и какие они бывают из чего делаются, но сама их делать не умела. А зачем? Она же охотница, а в охоте эта хрень была не нужна. Она ж стреляла то в глаз, то навылет через сердце, а наконечник при таких делах был не только не нужен, но и вреден. Застрянет в туше такой вот и мучайся потом, выковыривай. Поэтому стрелы делали они гладкие, без извращений. А вот когда пришла пора Елейке стрелку себе рожать, то Неважна удивилась и восхитилась ею одновременно. С первого раза, да так легко и просто у неё это получилось, что аж позавидовала, но по белому. Как только стрелка получилась, Елейка тут же, по настоянию Неважны, опробовала её и чуть не описалась от восторга. Поворачивать она ей ещё не могла, не получалось, но пуская стрелку прямо в небо над собой, где поднимаясь ввысь, она там сама переворачиваясь, летела вниз, втыкаясь в землю. Ни с чем не сравнимое ощущение свободного полёта, когда твои вторые глаза не острие стрелы. Захватывало дух до табуна мурашек по всему телу, вызывая невообразимый восторг. Елейка безостановочно игралась, визжа от экстаза, пока не надоело, но не ей, а Неважне. Тут же попробовали ещё одну родить, но на этом халява закончилась. Сколько Елейка не старалась, сколько не тужилась, ни в какую. Приняв объяснение Неважны о том, что для второй стрелки нужно там в себе что-то накопить, она со спокойной душой оставила эти потуги и с не меньшим упорством взялась за учёбу в стрельбе. Она мучила свой лук с утра до вечера каждый день. Даже когда сначала от этих занятий всё тело болело так, что руки было не поднять. Сжимала зубы и превозмогая боль стреляла, стреляла, стреляла. Она так увлеклась, что на какое-то время забыла про своего Злыдня, хотя ей в этом отлично помогла Неважна, тем, что именно в эти первые дни она как раз больше времени проводила с Елейкиным конём. Злыдень её принял, как безысходность. Сначала было брыкался, ну, в смысле выражал не очень тёплое расположение, относительно подруги хозяйки, но со временем привык, тем более хозяйка его занималась непонятно чем, только не им, а после того, как Неважна смастерила ему шкурную одёжу на спину, которая крепилась широким поясом на груди и под брюхом, даже зауважал и без всяких, позволил ей на себе покататься.
