- Ты уснул, - поправила его хмурая Голубава.
- А ты будто не спала? - сделав ехидное выражение на лице колдун.
- В ту ночь только ты спал. Мы ещё подумали, вот нервы у колдуна всё не почём. Даже позавидовали.
Говорила она отрешённо и даже с каким-то безразличием. Похоже ей всё вокруг было "ниже подола".
- Ну, в общем, - продолжил Данава, пропуская слова Голубавы, - утром вылезаю смотрю. Шесть волков внизу ходят, не уходят, а собаки все в клочья и людей не видать. Так ещё день просидели и только на следующую ночь эти гады серые ушли. Дануха, - обратился он к сестре с неким вызовом, - чё ж ты волчья большуха, свою братву не держишь?
Но Дануха на его гримасы никакого внимания не обращая, в раз стала серьёзной и подойдя в плотную к новеньким, спокойно ответила Данаве, но почему-то глядя Голубаве прямо в глаза:
- Дурак, ты, братец, - принялась наставлять она колдуна, понятный, похоже, только ей скрытый смысл всего рассказанного, - они ж тебе и им защитой стали. Кабы не они их бы сначала, а потом и тебя, собаки бы порвали, а люди добавили.
Данава и молодая гостья вопросительно поглядели на Дануху. Голубава осталась с каменным лицом.
- А ты думаешь сам к дубу прибежал и туда залез? И эти бабаньки то ж случайно ночью во всём лесу именно на этот дуб наткнулись и сами по себе к тебе залезли? Да ты их заставь теперь этот дуб средь бело дня найти и тем боле залезть, говна лопату они туда за карабкаются.
- Это точно, - согласился озадаченный Данава, - как слезали, так там целая канитель была.
- А ушли не сразу, - продолжала Дануха не обращая внимания на мямли брата, - ведомо, подмогу людскую ждали, но те оказались трусы и баб, похоже, на корм волкам списали. Неважна, - обратилась она к охотнице, - надо б гостей приодеть по сезону и в первую очередь поссыкушку.
- Сделаем, - с охотой откликнулась Неважна, поднимая упавшую на пол шапку и накидывая лук за спину.
Как только девка покинула шатёр. Голубава с неприкрытой злостью спросила, непонятно кого:
- Что делает здесь эта ара?
- Залепи воняльник, - рявкнула Дануха, да так, что все вздрогнули, а дитя испуганно захныкала.
Дануха казалось не только предугадала реакцию Голубавы, но и ждала от неё что-то подобное. Её глаза налились яростью, рот искривился, и вся она стала вдруг страшная и жутко пугающая. Не обращая никакого внимания на плачущего ребёнка, она продолжила рычать:
- У нас нет тут ни аров, ни речников, ни гоев. Мы сами по себе. Мы - новые люди. Не нравится?! Ой тебе ё, а потом бывай. Тебя никто не держит. А коль, сучка, сидишь за одним столом с нами, будь добра уважать хозяев, тебя кормящих да теплом обогревших.
Гостьи перепугались не на шутку. Голубава потупила глаза, но злоба с её лица никуда не делась. Но тут на защиту новеньких кинулся Данава. Он заискивающим голосом залепетал, стараясь втиснуться между разъярённой сестрой и злобно оскалившейся гостьей.
- Данушка, ну чё ты? Не серчай, горе у неё великое. Она четырёх сыновей потеряла.
- А я, весь род вот этими руками перехоронила, - не успокаивалась большуха суя ему под нос свои руки, в одной из которых был прижат волчий хвост к клюке, - целый род!
Только тут Данава увидел клюку с зажатым хвостом и жалобно запричитал, падая перед сестрой на колени:
- Дануша, ты хвостик-то отпусти, не доводи до греха. Отпусти, а?
Увидав эту картину, Голубава вдруг вздрогнула, видимо до неё дошло, что сейчас может произойти что-то страшное и это страшное произойдёт с ней. Только тут она неожиданно поняла, что перед ней ведьма, а не простая баба. Она перепугалась по-настоящему и от этого её лицо изменилось на нечто жалкое. Дануха скрежетнула зубом об верхних два, посмотрела себе на руку и раскрыла пальцы. Хвост встрепенулся и закачался на клюке. И Голубава и Хохотушка с ужасом и одновременно сглотнули, видимо поняв, что сказанное про волков, не было вымыслом и эта вековуха и впрямь с волками дело имеет. Дануха выпрямилась, вроде как успокаиваясь и отошла обратно на своё место. Данава продолжил:
- Ты ведь сама сказала, мол они здесь не случайно, что их твои волки привели.
- Данава, - перебила она его, - хватит мотню трясти. Где это ты видел моих волков? Я их просто жру.
Вот тут не только гостьи в осадок выпали, но и Елейка к ним в придачу. Один Данава не сдавался.
- Ну ты ведь сама говорила, что просто так к тебе никто не приходит?
- Они не сами пришли, а ты привёл, непутёвый. И это мне не нравится, - твёрдо сказала Дануха, брякнув миской об стол, чуть не расколов её, но тут же обмякла и уже спокойно продолжила, - ладно, успокоилась. Всё равно не мне решать. Я приму любу, кто со мной. И какая б не была, - при этом она вновь зыркнула на прибитую Голубаву, - за любую в глотку вцеплюсь.
Тут она перевела взгляд на белую, как снег Хохотушку, прижавшую к себе всхлипывающего ребёнка. Движением головы, Дануха указала на свою лежанку, заваленную шкурами и скомандовала тоном, не терпящим возражения:
- Ребёнка в мои шкуры затолкай, пусть спит.
Та по началу хотела, что-то вякнуть, но тут же передумала и под тяжёлым ведьменным взглядом, а в этом она уже не сомневалась, отнесла поскрёбыша на лежанку и укрыла мехами. Не успела чмокнуть в лобик, как тот не только замолчал, но и заснул. Хохотушка стояла над спящим и лихорадочно думала, куда же она попала?
- Ну, чё, спит? - спросила её вековуха.
- Да, - удивлённо ответила баба, оборачиваясь.
- Не ссы. Моя домашняя кикиморка своё дело знает. Пока ходим, будет спать.
Кикимора или Домовая Дева - это разновидность домашней полужити. В отношении людей имеет двойную полярность. К хозяйке, её породившей, беспрекословно положительную. В этот период своего существования рацион питания - положительные эмоции хозяйки. Каждая баба, имеющая детей, непременно заводила себе Домовую Деву. Главное её предназначение - это убаюкивание детей. Эта полужить умудрялась усыпить ораву разрезвившейся малышни в считанные секунды. Кроме того, Домовые Девы могли помогать хозяйке по куту, например, перемыть ночью посуду, убраться. Каждая Домовая Дева была накрепко привязана к своей хозяйке, которую в течении своей жизни, а это почти 400 лет, не меняла. Если Дева теряла хозяйку, а это рано или поздно происходило, то превращалась в сущий ужас для тех, кто на её территории обосновывался. При потере хозяйки она перевоплощалась. Рацион питания менялся на отрицательные эмоции новых владельцев дома. Она не просто пыталась изгнать "чужачку" запугиванием и провоцированием ссор. Она наводила разорение, пожары, болезни, гибель домашней скотины и т.д. Зная эту особенность Домовой Девы, некоторые не совсем порядочные бабы порождали эту полужить и подбрасывали соседям, которым хотели напакостить. Не имея возможности покинуть чужой дом и не чувствую в нём своей единственной хозяйки, Домовая Дева начинала беситься. Так вела себя вся домашняя полужить и Домовая дева исключением не была.
Хохотушка, услышав о намерении её куда-то вести, встрепенулась, хотела было открыть рот, но Данава спросил быстрее:
- Куда это?
- Ты никуда, - опять перейдя на издевательский тон, уточнила Дануха, - Неважна зверя таскать начнёт, поможешь ей со шкурами. А мы сходим погулять недалече, - и не давая брату даже слово вставить о его возражении, резко добавила, - я хочу сразу знать кого привёл. Родных аль ворогов? Я думаю это справедливо желание. Коль родные окажутся, приживутся, а коль вороги, не бойся, грызть не буду, просто отпущу на все четыре стороны.
Она посмотрела поочерёдно на каждую из гостей. Голубава решительно поднялась, изображая готовность идти. Хохотушка такой уверенности не излучала.
- Да как же в таком виде? - не унимался Данава.
- Елей, сестрёнка, - попросила она уже ласково, прижавшуюся у дальней стенки молодуху, - ты не дашь им ваши одеяла, сбегать туда обратно.
- Конечно, - проговорила Елейка, натягивая на голову остроконечную лисью шапку и быстро продвигаясь к выходу.
