Дануха, сидя на пенёчке у своего кута и греясь на солнышке, вспоминала об этом всём не то с досадой, не то с грустью. Ностальгия мучила. С годами почему-то плохое в памяти стиралось, постепенно блёкло, а хорошее и доброе наоборот выпячивалось. Вот и казалось, что раньше лучше было, правильнее, что ли. Зачем надо было всё рушить? Зачем Троица решила всё сломать и начать какую-то непонятную новую жизнь? Кому это всё надо? Одному Валу известно. Тут мимо, задрав горделиво голову и всем видом показывая в себе конченую стерву, прошлёпала Зорька со Звёздочкой на руках, направляясь в сторону бани. Поскрёбушка жалостливо хныкала, обхватив маму ручками и то и дело тыкаясь заплаканный личиком ей в шею.
- Это ты куда нашу Звездюлину то попёрла? - лениво, еле шевеля губами прогундосила Дануха, как бы между прочим, не переставая нежиться на солнышке и щурясь от удовольствия.
- В баню, - буркнула недовольная Зорька, - захворала Звёздочка с такими мамками, как вы с Данавой.
- Ох, ё, - растянувшись в широкой улыбке, пропела баба, вообще закрывая глаза, - смотри ка бывалая какая нашлась. Чё стряслось то?
Зорька резко остановилась. Крутанулась, оборачиваясь к Данухе, сверля её красными, воспалёнными глазами. По виду хотела было что-то сначала ругательного выдать, собрать всю злость за недосып да вылить на вредителя, как ушат с помоями, но увидев довольную рожу Данухи, почему-то тут же передумала, поняв, наверное, что вековуха всяко побольше её знает и уж что-что, а вреда дитя сделать бы не посмела, как бы Зорька себя на это не стропалила. И скорее от безысходности и усталости выдавила из себя жалобу:
- Да вот, Данух, чё то лихоманка какая привязалась. Всю ночь жар трепал, под утро только уснула. Не знаешь чё?
- А чё за раз то ко мне не прибежала? - ехидно поинтересовалась баба, отнимая своё лицо от солнца и хитро уставившись на молодуху, растягиваясь у широченной улыбке, но только одними губами.
Зорька замялась.
- Ну, да, - выдохнула Дануха, резко перестав улыбаться, - сама, всё сама. Вредность то из задницы так и прёт. А куда ж теперь рванула?
- Так в баню, - уже совсем сконфуженно ответила Зорька, - хочу материнскую защиту намыть. Может поможет.
- Ну, так это дело хорошее, вреда не будет.
Лучшая знахарка для дитя всегда была собственная мама. Для того, чтобы лечить ребёнка, знахарка должна была совпадать с ним по крови. Если не совпадала, лечение насмарку. Мама по крови совпадала всегда. Самым верным средством считались выделения матери: слюна, слеза, моча, вода, смытая с её лица или тела. Обряд перерождения был прост: в бане она садила ребёнка себе между ног, так называемое "под роды" и обливала себя водой. Вода, стекая с её тела, попадала на ребёнка. Тем самым он защищался, очищался.
Зорька ещё помялась с ноги на ногу и переступая через себя и свою гордость, попросила:
- Так, Данух, может чем поможешь?
- А как же "сама, сама", - продолжила язвить баба, но видя, что молодуха потупила глазки, добавила, - ладно, иди лей. Подойду попозже.
Зорька развернулась и понесла дочь в баню. На душе стало спокойней. Не хотела она Матерь просить, стыдно ей было перед бабой. Звёздочка так прижилась у Данухи, что и про маму начала забывать. Как-то заело это Матёрую, даже сама не поняла на какую мозоль ей этим баба наступила. Забрала дочь от неё, как от титьки оторвала, да ещё причём чуть ли не с руганью, всячески показывая вековухе, кто есть "настоящая мама", но вот не долго сама нянчилась. Уж на второй день Звёздочка приболела. А к Данухе за помощью было обращаться уже стыдно. Хотела Данаву дождаться, что убежал куда-то с утра пораньше, не то собирать травы какие, не то ещё чего, но в шатре, по утру, она его не застала. И сбегав туда ещё несколько раз, попозже, тоже не застала. Вот и решилась сама, хоть материнской защитой "пролить". Её мама всегда так с ней в детстве делала. А тут Дануха подвернулась на пути, как назло, хотя может это и к лучшему.
Когда Зорька уже заканчивала, сливая с себя последний ковш воды, в баню наконец пожаловала Матерь.
- Ути Звездюлину нашу мама намочила, - засюсюкала она, обращаясь к Звёздочке.
Та сидела между ног Зорьки довольная, фыркая каплями воды, то и дело утирая личико своими крохотными ладошками, что получалось у неё очень смешно.
- Накась, - протянула Дануха Зорьке какую-то безделушку на верёвочке, - то ж с себя сплесни, да на дочь одень.
Зорька сначала хотела было спросить, что это, но тут же поняла - это материнский оберег. Материнские обереги - как правило, символы имеющие отношения к родам: высушенные фрагменты около плодового пузыря, последа, тканей плода - выкидыша. Кроме этого применяли предметы с отверстиями: щепка с отверстием от сучка, камень с дыркой, игла, свёрнутая в кольцо и т.д. Обращение к материнской защите, служило средствам магической защиты не только от природных и потусторонних сил, но и от социальных.
- Благодарствую, Данух, - принимая отполированный кусочек дерева с дыркой от сучка, поблагодарила Зорька и тут же с надеждой спросила, - а зелье какое-нибудь?
Дануха крякнула, присаживаясь рядом, сплюнула с ехидной улыбкой и проговорила:
- Ох и дура ж ты Зорь. Нет такого зелья, чтоб зубы не лезли. Я про такое не слыхала.
- Какие зубы? - недоумевала молодуха.
- Ну не твои ж. Тебе уж поздно растить, пора дёргать, притом по живому, а вот Звездюлине в самый раз.
- Так чё у неё зубки режутся, чё ли?
- А то, - со смехом сказала баба, - ох и бестолковка ты ещё.
Зорька посмотрела на дочь. Та, ухватив обоими ручками деревянный оберег, повешенный на шею, озверело его грызла.
- Тфу, - сымитировала Зорька плевок в сторону и у неё, как камень с души свалился, она ж с дуру, чего только не передумала.
Тут в шкурном проёме показалась изрисованная голова потерянного с утра Данавы.
- Здравы будьте бабаньки, - проговорил он, продолжая торчать из-за шкуры только одной головой, - это, я вас везде ищу, ищу, - продолжил он как-то заискивающе неуверенно.
- Ну, нашёл, - буркнула Дануха, - чё стоишь то, сиротинушка недоделанная? Заваливай, разнагишайся. А то ведь мы с Зорькой забыли чай, чем мужики от нас баб отличны, хоть одним глазком глянем.
- Да ну тебя, - обидчиво отмахнулся "колдунок" и не думая обижаться на сеструху свою языкастую, но зашёл и сев перед ними, развязал и распахнул курточку, хотя снимать не стал.
- Ты где это был, Данав, - спросила его Зорька, беря Звёздочку на руки, - с утра шатёр пуст.
- Так Знаменье ж нынче, - удивился Данава, - ходил к воде... - тут он замялся, опуская глазки, - ... я Речную Деву видел.
- Ты?! - округлила глаза Дануха и так по-настоящему удивилась, будто услышало что-то такое, чего быть никак не могло.
- Ну да, - подтвердил "колдунок", - как тебя. Она меня за Зорькой послала.
Наступила пауза. Бабы в упор смотрели на Данаву, ожидая продолжения, Данава на них, притом поочерёдно перескакивая с одной на другую и зачем-то часто мигая.
- Чё говорила, то? - взбеленилась Дануха укладывая свой вопрос в извращённо витиеватый мат, бесясь, что приходиться с братца всё силой вытягивать, - чё ты меня за сиську то тянешь, всю душу вымотал?
- Я же сказал, за Зорькой послала, - Данава тоже в ответ повысил голос, начиная раздражаться, заражаясь настроем на беседу от своей сестрёнки, - сказала: "Данава, ступай, пусть ко мне Утренняя Зоря придёт".
Зорька тут же соскочила, завертелась, как уж на раскалённом камне, тут же сунула Звёздочку в руки Данухи и кинулась одеваться.
- Где хоть видел то? - уже спокойно уточнила Дануха, утирая рукой мокрого ребёнка.
- На реке, где родник наш в русло впадает, - живо проговорил Данава обращаясь уже не к Данухе, а к одевающейся на бегу Зорьке.
- Понятно, - бросила та, не оборачиваясь и стрелой выскочила из бани.
Зорька неслась по лесу со всех ног, даже не завязав безрукавку и не прибрав после бани длинные, мокрые волосы. Так и вылетела к источнику титьки наружу, волосы комками спутались и вздыбились. Отдышалась, хлебнула студёной воды из источника и уже шагом, но быстро, двинулась вдоль ручейка. Здесь тропы не было, никто тут не хаживал, поэтому трава к берегу стояла густая, выше пояса, да стебель толстый, как у куста хорошего. Зорька не стала ломиться через заросли, а просто пошла по ручью, раздвигая разросшуюся над ним траву, шлёпая короткими сапожками по мелкой воде, то и дело всматриваясь в прибрежный камыш. Наконец, она шагнула в заросли камыша, раздвигая его руками и тут же проваливаясь по колено. От внезапности провала, чуть не потеряла равновесия, но удержалась, схватившись за стебли камыша. Не успела опомниться, как оказалась в мокрых объятиях Речной Девы, выросшей из ничего, прямо сквозь камыш. Утонув лицом в тёплой воде её тела, она вздёрнула голову вверх от неожиданности, распарывая носом Девины груди и утерев лицо ладонью, замерла. Дева улыбалась, продолжая касаться речными руками Зорькиных плеч.
