– Даже не сомневаюсь. Учитывая его колоссальное самомнение, он, вероятно, был на сто процентов уверен, что университет без вопросов примет его наследие, – фыркнул директор.

– Согласен, – кивнул я. – Но он точно не предполагал, что умрет так скоро.

– Даже не буду притворяться, что мне жаль этого ублюдка. Пусть даже его и прикончили столь отвратительным способом. Пустышка, которую он написал, с такой рекламой будет только лучше продаваться. Хотя Годфри, увы, ничего с этого не поимеет. – Питер улыбнулся с мрачным удовлетворением.

Никогда не подозревал, что наш директор – мстительный тип. Он и в самом деле ненавидел Годфри.

– Продажи действительно взлетят, по крайней мере, на какое-то время, – не стал спорить я. – Тут вы правы. Но мне интересно, кому это выгодно.

Я поймал себя на мысли, что впервые задумался над этим вопросом. Кто унаследует богатство Годфри? Джастин?

– Нам остается только надеяться, что он распорядился перечислить университету достаточно денег, чтобы оплатить обработку и хранение его бумаг. В противном случае они останутся как есть. – Питер решительно вздернул подбородок. – Я так понимаю, в этом вопросе мы с вами солидарны?

– Конечно, – сказал я. Мне и так хватало работы. И я с куда большим удовольствием буду заниматься описанием редких книг, чем возиться с бумагами Годфри. Хоть мне и любопытно в них заглянуть.

– Отлично, – просиял Питер.

– О деньгах мы вряд ли узнаем, пока не будет обнародовано завещание Годфри, – задумчиво произнес я. – Но как вы считаете, этого письма достаточно, чтобы признать университет законным владельцем бумаг?

– Полагаю, что да, – ответил Питер и снова пробежал глазами письмо. – Он ясно пишет о своих намерениях, хотя, к сожалению, не упоминает о финансовой стороне вопроса.

– Вся эта история привлечет внимание к городу и университету, – сказал я.

– Боюсь, ты прав, – нахмурился Питер. Судя по всему, грядущая шумиха его нисколько не радовала. – Не понимаю, почему надо было приехать в наш город и дать себя здесь убить?

Директор слегка покраснел, осознав неуместность своего замечания, но я сделал вид, что ничего не заметил.

– Все это очень странно, – протянул я. – Взять хотя бы вчерашний звонок Годфри. Он ведь сказал, что плохо себя чувствует? Это не слишком на него похоже.

Питер ничего не ответил, продолжая внимательно на меня смотреть.

– Может, на самом деле звонил не Годфри? – предположил я.

– Но кто тогда? – спросил Питер, барабаня пальцами по столу.

Я пожал плечами.

– Просто догадка. Мельба вчера сказала, что он позвонил ректору. А потом, как я понял, сообщили вам.

Пальцы Питера замерли над столом.

– Все было немножко не так.

– А как?

– Боюсь, Мельба кое-что перепутала, – Питер замолчал на секунду. – С ней такое бывает – она имеет дурную привычку недослушивать. Мы с ней не раз об этом говорили.

Я ждал, и Питер закончил свою мысль:

– Дело в том, что это я говорил с Годфри и уже потом передал ректору его слова.

Странно. С чего бы Годфри звонить директору библиотеки, когда прием в его честь устраивал ректор?

– В разговоре он пожаловался на желудочный грипп. Сказал, что ему жаль срывать такое мероприятие – сомневаюсь, правда, в его искренности – и попросил передать его слова ректору. Я и передал, – пальцы Питера снова принялись отбивать незамысловатый ритм.

– Чисто из любопытства, помните, во сколько он позвонил? – с напускным равнодушием спросил я.

– Примерно в половине шестого, – подумав, ответил Питер.

– А департамент шерифа с вами уже связывался?

– Зачем? – слегка побледнел Питер. – Какое отношение я имею к этому отвратительному убийству?

– На первый взгляд – никакого, – со скрытой насмешкой в голосе проговорил я, начиная терять терпение. Директор слишком уж старательно отказывался понимать очевидные вещи. – Возможно, вы последний – за исключением убийцы, разумеется, – кто общался с Годфри. Думаю, следователю будет интересно об этом узнать.

– Понятно, – Питер потянулся за стаканом воды, который стоял на комоде позади стола. Сделав глоток, вернул стакан на место. Рука его дрожала. – Значит, я должен выполнить свой долг.

Он все еще был непривычно бледен и явно чувствовал себя не в своей тарелке, но определенно хотел закончить этот разговор. Я продиктовал Вандеркеллеру номер департамента шерифа и сказал, чтобы спросил помощницу шерифа Берри. Питер отложил ручку в сторону и пообещал позвонить.

– Отлично, – произнес я. – Мне оставить вам эти письма? – я кивнул на сопроводительные бумаги, которые по-прежнему лежали у него на столе.

– Пока да. Попрошу Мельбу сделать вам копии. Думаю, юридический отдел университета захочет иметь у себя оригиналы.

– Конечно. Ну, если это все, я бы хотел вернуться к работе.

Питер кивнул, и я направился к двери.

– Господи, чуть не забыл! – спохватился директор.

– Да? – повернулся я.

Вандеркеллер скривился от отвращения.

– Перед тем как вы пришли, мне позвонили из ректората. В субботу в университетской часовне пройдет поминальная служба по Годфри. В час дня. Полагаю, я должен буду на ней присутствовать, хотя субботу можно посвятить куда более приятным делам, – он тяжело вздохнул.

– Но не пойти будет неправильно, – заметил я. – Я тоже приду.

Питер не ответил. Вряд ли он вообще меня слышал, потому что смотрел в окно позади стола. Я подождал немного, а потом вышел из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь. Все-таки наш директор – чудаковатый парень, по-другому и не скажешь.

Дизель сидел у Мельбы на столе и, завороженный ловкостью порхающих над клавиатурой пальцев, неотрывно следил за тем, как она печатает.

– Прости, что отрываю, – окликнул я кота. – Но нам пора идти.

Мельба перестала печатать и улыбнулась мне.

– Тогда увидимся позже, мальчики, – она ласково погладила Дизеля, и тот благодарно замурлыкал.

– Ну все, пойдем, – настойчиво позвал я, и Дизель грациозно спрыгнул на пол, чтобы стрелой помчаться в кабинет. Я еще только ставил ногу на первую ступеньку, а он уже взбегал на второй этаж.

Стоило нам войти в архив, как мейн-кун кинулся играть с обрывком оберточной бумаги. Он подбрасывал его в воздух и гонял по кабинету, и выражение морды у него при этом было до того дурашливое, что я не удержался и несколько минут просто стоял и наблюдал за ним. Несмотря на внушительные размеры, Дизель все-таки был еще сущим котенком.

Сев за стол, я заметил, что на рабочем телефоне мигает сигнал автоответчика: библиотека Хоуксворта сообщала, что они нашли книгу, которую я запрашивал.

Время близилось к пяти, пора идти домой. Покопаться в бумагах Годфри можно будет и завтра. Но прежде чем уйти, я запечатал коробку, которая стояла у меня на столе, предварительно конфисковав у Дизеля его трофей и вернув на место.

– Поиграешь завтра, – утешил я кота.

Но он не утешился, повернулся ко мне спиной и просидел так, пока я не направился к двери. Вздохнув, пристегнул к шлейке поводок, вывел кота в коридор, закрыл кабинет и пошел к лестнице, а затем к заднему входу. Я хотел забрать книгу из главного здания библиотеки, но прежде нужно было посадить Дизеля в машину. К сожалению, я не мог взять его с собой в Хоуксворт: некоторые сотрудники жаловались, что кот нарушает порядок. Строго говоря, Дизель был ни в чем не виноват – нельзя же упрекнуть кота в том, что студенты, завидев его, умилялись и восхищались слишком громко, да еще и норовили погладить.

Но так или иначе вход в библиотеку был для него закрыт, и потому Дизелю пришлось ждать меня в машине. День выдался прохладный, и я слегка приоткрыл окна, чтобы кот не задохнулся – но и выпрыгнуть не смог.

– Вернусь через пять минут, – заверил я его. Глаза Дизеля выражали всю скорбь кошачьего народа – он не любил оставаться один. Очень не любил.

В библиотеке я тотчас направился к абонементному столу. Пока отвечавший за выдачу студент искал мою книгу – одно из последних исследований по поздней Античности и раннему Средневековью, – я краем уха подслушал разговор у справочной. Там сегодня дежурил Вилли Кларк, и сейчас он в своей обычной «вежливой» манере помогал юной студентке.