"Цель поставлена обществом, значение ее велико, ибо в этой цели есть правда. Правительство поэтому должно ее принять. Лозунг "Свобода” должен стать лозунгом правительственной деятельности. Другого исхода для спасения государства нет… Ход исторического прогресса неудержим… Выбора нет: или встать во главе охватившего страну движения, или отдать ее на растерзание стихийных сил. Казни и потоки крови только ускорят взрыв". Конкретно граф предлагал: отмену всех исключительных положений, введение свобод и равноправие всех граждан, дать "Конституцию в смысле общения царя с народом на почве разделения законодательной власти, бюджетного права и контроля за действиями администрации".
Витте предлагал также "расширение избирательного права, земельные реформы вплоть до экспроприации частной земельной собственности", а также дать автономию Польше и Грузии. Витте указал, что есть и другой выход: "идти против течения", добавив, что за выполнение такого плана сам он не возьмется.
Царь Николай II, человек образованный, но воспитанный Победоносцевым в консервативных традициях династии, правил империей в бурном и переломном XX веке, а духовно жил в ΧΙΧ-ом, близко к своему прадеду Николаю I, и очень далеко от своего либерального деда Александра II. Тем более знаменательно, что царь пересилил самого себя, когда, признав либеральную альтернативу графа разумной, предложил ему найти путь к проведению в жизнь предложенной им программы реформ. Однако, царь решил застраховать себя по принципу: на Витте надейся, но и сам не плошай! Этим объясняется, что в критический момент, когда решались судьбы России, царь решил опираться одновременно на двух деятелей, исключающих один другого — на сильного и решительного организатора порядка нового генерал-губернатора Петербурга Д.Ф.Трепова и на мягкого и либерального премьер-министра графа Витте. Трепов, которому царь подчинил и войска московского военного округа, должен был восстановить гражданский порядок, а Витте обязывался искать политическое успокоение страны. Для этой цели царь предложил графу Витте "объединить деятельность министров" (тогда в России еще не было должности пресе дате ля Совета министров). Однако, Витте не спешил с принятием нового назначения, настаивая, чтобы царь сначала одобрил изложенную в его "записке" программу реформ. Тем временем участились шествия делегаций бастующих рабочих и служащих к Городской думе Петербурга с требованиями: "Нам нужны средства для продолжения стачки — ассигнуйте городские средства на это", "Нам нужно оружие для завоевания и отстаивания свободы — отпустите средства на организацию пролетарской милиции" (Ольденбург, стр.313). Делегации возглавлял Совет рабочих депутатов Петербурга, впервые созданный меньшевиками. Петербургский Совет возглавлял в начале меньшевик Хрусталев-Носарь, расстрелянный Чека в 1919 г., потом Троцкий, после его ареста, Парвус, будущий интендант и финансист Октябрьской революции.
После продолжительных совещаний со своими ближайшими советниками царь вечером 17-го октября 1905 г. принял историческое решение, о котором он сказал: "Почти все, к кому я обращался с вопросом, отвечали мне так же, как Витте, и находили, что другого выхода нет… Страшное решение… тем не менее принял совершенно сознательно… После такого дня голова стала тяжелой и мысли стали путаться. Господи, помоги нам, усмири Россию". То был знаменитый "Манифест 17-го октября 1905 г.". Если бы Россия пошла по пути этого "Манифеста", Ленин кончил бы свою карьеру главарем революционной секты фанатиков, меньшевики и эсеры делили бы власть со своими либеральными коллегами в правительстве его Величества, главы парламентской монархии России, как в Англии, а о существовании Кобы-Сталина никто бы не знал, кроме бандитов из Тифлиса и Баку.
"Манифест 17-го октября" особенно актуален сегодня, когда партократия ищет путей и методов продлить свое господство под лозунгом "демократизации" и "гласности”. Как раз для сравнения с нынешними реформами советской политической системы стоит привести из "Манифеста" некоторые выдержки:
"На обязанность правительства возлагаем Мы выполнение непреклонной Нашей воли: 1) Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов. 2) Не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу (речь идет о совещательной Думе Булыгина — А.А.), привлечь теперь же к участию в Думе, в мере возможности, соответствующей краткости остающегося до созыва Думы срока, те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив засим дальнейшее развитие начала общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку, и 3) установить как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения Государственной Думы, и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от Нас властей" (Ольденбург, стр.314–315).
Как реагировали политические партии на "Манифест"? В обращении "К русскому народу" от 18-го октября 1905 г. ЦК РСДРП, а так же большевистские листовки Ленина призывали народ продолжать всеобщую забастовку и начать вооруженное восстание. В "Известиях" Совета рабочих Л.Троцкий писал:
"Дан Витте, но оставлен Трепов. Пролетариат не хочет ни полицейского хулигана Трепова, ни либерального маклера Витте, ни волчьей пасти, ни лисьего хвоста. Он не желает нагайки, завернутой в пергамент конституции".
Даже будущий вождь кадетов ПМилюков, и тот не был в восторге от "Манифеста". На банкете либеральной публики того же 17-го октября Милюков выступал с речью, которую он воспроизвел потом в своих воспоминаниях в следующих словах:
"Вместо горячей торжествующей речи я вылил на окружающую меня и успевшую повеселиться толпу целый ушат холодной воды. Да, говорил я, это успех и успех большой. Но ведь не первый. Это новый этап борьбы" ("Роковые годы", 1939).
Как отозвался на "Манифест" "отец народов" и "корифей всех наук" неизвестно, да он политически тогда и не существовал. Но позже, уже будучи во главе советской России, Сталин решил в своем пресловутом "Кратком курсе" дать оценку "Манифесту 17-го октября". Вспомним приметы зловещей эпохи: 1936 год — вышла "самая демократическая в мире сталинская Конституция", в которой узаконены такие социальные, гражданские и политические права и свободы, каких не знала ни одна конституция в истории, а ровно через год — в 1937 году в стране началась столь же беспримерная в истории человечества инквизиция, которая к концу 1938 года достигла своего апогея: сотни тысяч расстрелянных без суда решениями "троек", "двоек” и "особых совещаний", 10–15 миллионов "врагов народа", загнанных в концлагеря, — таковы плоды сталинской Конституции. И вот буквально в эти же дни и месяцы Сталин заносит в свой "Краткий курс" стих 1905 года о "Манифесте" царя, абсолютно не считаясь с тем, что если на место "Манифеста" царя поставить "Конституцию" Сталина, а на место царя его самого, то стих звучит ужасающе актуально:
"Царь испугался, издал манифест: мертвым свобода, живых — под арест".
"Манифест" царя не достиг поставленной цели: примирение социалистически-революционной России с Россией конституционно-монархической не состоялось. Вероятно, это русский феномен в любую переломную эпоху ее истории: если политические страсти разгораются, то их угомонить может только всеобщая национальная катастрофа, ибо ни компромиссов, ни "золотой середины" русский богатырь не признает: "смерть или победа", "триумф или апокалипсис", "или голова в кустах или грудь в крестах"!
