Высокий раскидистый клен, росший около соседнего коттеджа, полностью распустил листву, густая, шелестящая на ветру крона заслоняла собой свет ближайшего фонаря. Невысокое узкое крылечко и входная дверь дома Фостер находились в темноте, лишь изредка, блеклые мазки света скользили по стенам и отражались в темных оконных проемах. Проникнуть внутрь не стоило труда, все коды и пароли хранились в памяти с надежностью, значительно лучшей, чем может предложить самый лучший банковский сейф.

Толкнул плечом дверь и оказался во мраке узкого холла. Он точно знал, стоит раскинуть по−шире руки, и кончики пальцев коснутся стен. В таком уютном помещении удобно заниматься любовью. Когда нет сил и терпения добраться хотя бы до дивана, влететь с улицы, захлопнуть за собой дверь и не скидывая одежды приступить к увлекательному делу. Он утробно рыкнул, представив сладострастную картину: Ли, подобрав многочисленные юбки и оборки свадебного платья, опускается перед ним на колени, нежно обнимая губами налитой член, торчащий из расстегнутой ширинки. Помотал головой, отгоняя видение. Всему свое время.

Смежил веки и с настороженностью хищника, постоял несколько секунд, принюхиваясь и вслушиваясь в тишину. Где-то в глубине дома раздавалось негромкое шуршание и поскрипывание, мерно тикали настенные часы на кухне, пахло сухой пылью, мятой и едва уловимо чем-то цитрусовым. Мысленно прикинул, соображая, когда последний раз он видел Фостер, выходящую из дома. Получалось, что пошло больше двух месяцев с тех пор, как единственными хозяевами оставались мыши. Однажды Майкл проследил: очаровательно смущаясь, Джиллиан покупала мышеловки и отраву для этих симпатичных зверушек.

Стараясь шагать, как можно тише, прошел в гостиную и опустился на диван. Пробежался взглядом, рассматривая окружающее его пространство, изученное до мелочей; прямо по курсу на уровне лица его взгляд уловил капельку света, отраженную от глазка видеокамеры. Приветственно помахал, зная, что на том конце связи, давно убраны все следы видеонаблюдения. В широкое окно, выходящее во внутренний дворик, из−за полуопущенных жалюзи проникал свет фонаря с соседней улицы. Узкие голубоватые полоски причудливо расчерчивали пол и стены, падали на лицо. Майкл поерзал на сиденье, ощущая неприятное беспокойство, порывисто вскочил, достал из кармана кожанки и надел тонкие лайковые перчатки со специальным покрытием, не оставляющие следов. Уверенно, как у себя дома, распахнул дверку шкафа и, пошарив в маленьком баре, достал бутылку виски, налил себе огромную порцию в хрустальный бокал и, запрокинув голову, словно воду влил его в горло, издав два утробных бульканья. Крякнул и тщательно стер с края бокала след от губ с наслаждением шарахнул его об пол.

«Этого не может быть,— думал он, разжигая в себе ненависть и гнев,— Где Джиллиан? — ухнувшее в желудок виски, ударило в голову, заставило ускориться ток крови, разлилось жаром по телу, внезапно Майкла прошиб пот, он судорожно сжал пальцы, так что они хрустнули,— Она с ним».

— Стерва,— хрипло выкрикнул он в пустоту дома,— Симпатичная, развратная стерва! Сладкая похотливая сучка,— прорычал он сквозь зубы, в бешенстве вертясь на месте.

Видение рожденное воспаленным сознанием оказалось слишком ярким и реалистичным — обнаженная Джиллиан, сидящая верхом на коленях у Лайтмана, с тихим смехом ерошит ему волосы, шарясь в расстегнутой ширинке лучшего в мире лжеца.

Майкл застучал зубами, как в лихорадке и выхватил из кармана телефон, набрал номер — механический голос робота ответил: «Абонент находится вне зоны действия сети». Замахнувшись, хотел швырнуть мобильник о стену, но ему с неимоверным усилием удалось удержать себя, не смотря, на накатывающее волнами возбуждение и гнев он мыслил достаточно трезво — разбитый телефон улика, которая моментально приведет к нему.

Неожиданно пришедшая в голову мысль отразилась на лице похабной улыбочкой. Майкл обошел весь дом, задергивая плотные шторы, так, чтобы не оказалось просветов, и пощелкал запорами на окнах, проверяя их надежность.

Спустился в гостиную, обвел взглядом комнату, для страховки опустил жалюзи. Чиркнул пальцем по столу, оставив четкий след на пыльной поверхности, секунду подумал и написал: «Привет родная, ты все еще не веришь? Я вернулся, милая Ли!»

Выхватил из хрустальной вазы букет, превратившийся в гербарий, с хрустом сжал его в кулаке, и легонько пнув пальцем, столкнул со стола опустевшую вазу. Она, упав на ковер, не разбилась, что еще больше взбесило Майкла. С яростью подфутболил ее, вогнав в стеклянную дверцу книжного шкафа подобно мячу в ворота. Разлетевшееся на осколки стекло брызнуло в лицо Майклу, он вовремя отвернулся, прикрывшись локтем. Мелкие частички запутались в волосах, что-то попало за шиворот, царапая кожу, Майкл не ощутил боли, лишь легкое неудобство. Тряхнул головой и повел плечами, гаденько хихикнул и потер ладони, набирая в легкие по−больше воздуха.

Затем он абсолютно бессмысленно и размеренно-плавно, как бы в замедленной съемке начал крушить все в доме. Не экспансивно, в приступе ярости бушующей натуры, а методично, беззвучно, почти призрачно — как будто разрушительное неистовство было обернуто в нежнейший бархат.

Он разбил рюмки и посуду, выгребая их из кухонных шкафов. Вспорол ножом для колки льда обивку кресел и дивана, разрывая ее на узкие ленты, с книжных полок скинул столь обожаемый Фостер любовные романы, по одному, запуская в полет через комнату, расшвырял ДВД и СД диски, методично давя их каблуками ботинок. Искромсал ножницами плед.

Что—то жуткое было в этих беззвучных, медленных разрушительных движениях, напоминающих действия фантома. В широко раскрытых глазах застыло выражение боли, а с лица не сходила кривая улыбка, больше похожая на клоунскую гримасу.

Потом подошла очередь мебели. Майкл выламывал ножку за ножкой у стульев, опрокинул письменный стол, предварительно вытащил из него ящики и, рассыпав содержимое по полу, смял абажур у торшера, нежно стукнул бронзовой статуэткой по зеркалу, глядя, как его гладкая поверхность пошла трещинами, исказив его отражение, и через секунду со зловещим шорохом осыпалась ему под ноги. Майл словно пребывал в состояние сомнабулизма, только вздрагивал от случайного треска и хруста, единственных издаваемых звуков.

Когда осталась гореть лишь настольная лампа на тумбочке возле искромсанного дивана, а Майкла окружали только руины, и выбившийся, как внутренности из вспоротого живота, поролон, он неожиданно рухнул на колени, зарылся лицом в раскуроченное кресло, воткнул нож в ковер и тихонько завыл, содрогаясь в сухом плаче, заходясь от невыносимой боли.

Внезапно поднял голову, стирая с лица пыль и мелкий мусор, встряхнулся и расправил плечи. Встал на ноги и с ужасом огляделся, покачал головой, проверил целостность кожаных перчаток и, пошарив во внутреннем кармане кожанке, выудил тубу с лекарствами, отвинтил крышечку и отточенным до автоматизма жестом заглотил две таблетки, постоял несколько секунд, прислушиваясь к самому себе. Чудовище насытилось и мирно почивало, напоминая о своем присутствии тянущей болью в затылке.

Хлопнул по лбу ладонью, вжикнул молнией куртки, и двумя пальцами забрался в потайной кармашек, вытащил небольшой круглый предмет, тускло блеснувший золотом в рассеянном свете. Подбросил кругляшек в воздух, поймал, склонив голову, внимательно его рассмотрел и, опустив руку, разжал кулак. По полу запрыгала и закатилась под раскуроченный диван золотая пуговица с выбитыми на лицевой поверхности буквами «РК».

Расплылся в довольной и от этого жуткой улыбке.

— Ну и бардак! — возмущенно прошептал он.

Майкл терпеть не мог беспорядка и впадал в ярость при виде не опорожненной мусорной корзины или чьих-то следов на пыльной поверхности.

Вот и теперь, при виде этого хаоса, Майкла затрясло, как в лихорадке: отвращение, ярость, и какой—то необъяснимый темный ужас разом нахлынули на него, лишив привычного самообладания.

Закрыв лицо ладонями, ощущая, что уснувшее чудовище подняло голову, спотыкаясь о раскиданные обломки, быстро пересек гостиную, мощным ударом ноги вышиб заднюю дверь и вышел в ночную тишину крохотного дворика. Где-то завыла и забила тревогу сигнализация, оповещающая о взломе.