Александр Викторович подставил ладонь, ловя опадающий пепел, и покосился на пациента. Повернул голову на бок, вглядываясь в белесее лицо Гордена. Когда лист полностью сгорел, врач нагнулся над Святославом.

— По Уставу я обязан задать тебе вопрос, — поправив очки, отчетливо произнес он. — Ты на грани смерти. Что я должен сделать сейчас: отпустить или связать.

Горден медленно прикрыл глаза. Врач прекрасно знал, что видит сейчас его пациент и куда он готов шагнуть.

— Прими решение, Святослав, времени очень мало, — ласково попросил он. — Ты должен сказать это. Отпустить тебя? Связать?

— Связывай, — одними губами ответил Горден. Из уголка его рта скатилась черная струйка крови.

Врач кивнул, подошел к столу и взял из пачки обычный белый лист писчей бумаги. Вложил его в папку с надписью Святослав Дмитриевич Гордеев, потом вернулся и, отведя окровавленную руку в сторону, сильным движением втер пепел в рану.

Горден застонал, судорожно вздохнул. Синева отлила от его губ, мышцы тела расслабились, рука безвольно опустилась.

Врач грустно покачал голвой. Достал влажную салфетку и аккуратно обтер грязь вокруг раны, из которой слабо засочилась кровь. Теперь порез выглядел вовсе не так ужасно. Достав инструменты, Александр Викторович неторопливо простерилизовал их в септическом растворе, достал кривую иглу и шовный шелковый материал.

— Что, так лучше, Слава?

— Да, спасибо, — хрипло отозвался Горден. — Простите, что задумался.

— Бывает, голубчик, от чего же нет, — врач погладил пациента по руке. — Когда дело до выбора доходит, всегда лучше чуточку подумать…

Тут из коридора раздался короткий вскрик.

— Это еще что такое? — врач вскочил.

— Там крестник мой, Павел, — ахнул Горден, вскакивая. Он даже не обратил внимания, как горячим потоком выплеснулась из открытой раны на боку кровь. — Он же ранен!

— Вот ты же дурень беспросветный, — с укором сказал врач, выходя в коридор. — Крестника своего на потом оставил?

— Да вроде пустяк там, — пытаясь зажать хлещущую из раны кровь, пробормотал Горден и выглянул из кабинета…

В коридоре на полу неподвижно лежал Павел, крепко сжимая в правой руке толстый арбалетный болт с белым оперением. На груди, на сером свитере еще влажном после ночных приключений, расплывалось широкое черное пятно.

— Вытащил все-таки, — застонал Горден.

По коридору внезапно полетел пронзительный звон. От него заложило уши, Горден согнулся пополам — его нещадно вывернуло на изнанку.

— Разбудили все-таки, — врач раздраженно поджал губы. — Ладно, что уже теперь. Помоги мне! В кабинет его, а сам живо на кушетку.

В комнате жарко горел камин, пахло сосновым дымком и свежим хлебом, Белла задумчиво перебирала струны гитары.

После всего пережитого новый день Павлу показался ненастоящим и до дрожи в коленках приятным.

Проснувшись от ласковых солнечных лучей, расчертивших его подушку на две неровные половины, юноша обнаружил, что на плечо его наложена свежая повязка, а левая рука крепко накрепко прибинтована к телу. Он мог пошевелить разве что пальцами. Это было единственным неудобством; ни боли, ни жара, ни усталости. Все, как обычно. Надев свои джинсы и накинув на плечи свитер как накидку, Павел вышел из комнаты и оказался в просторной гостиной, где на стуле с гитарой восседала записанная им в погибшие Белла. Выглядела женщина безупречно, длинные русые волосы стекали по плечам, покрытым шелковой голубой блузкой, ложились едва заметными волнами на колени. Вчера ее волосы были собраны в прическу, и Павел предположить даже не мог, что они такие длинные.

— Тебя зеркало спасло? — спросил он с порога. Белла вздрогнула и подняла на него пронзительные, васильковые глаза.

— Нет, — ответила она, помолчав, — спасло меня то, что я отлично плаваю. Каждый день восемь километров в бассейне, это очень ободряет. Ты рановато меня похоронил. Но мне очень приятно, что ты за меня переживал.

— Если бы ты не пихнула меня в багажник… — обвинительно начал Павел, но Белла резко вскочила. Гитара издала неприятный звук, ударившись о спинку стула.

— Если бы ты не убил Гордена, все было бы по-другому! И Ким, этот глупый мальчишка, не пропал бы! И сам был бы цел! Что теперь прошлое ворошить? Или ты знаешь, как исправить все?!

Павел подавленно молчал. Ему было что сказать, ему хотелось сказать. Он ведь не знал, кто такой Горден. В него стреляли, он был напуган. Ему ничего не объяснили о он спасал свою жизнь. Но сколько в результате натворил, ужас просто!

Видя его сомнения, Белла смягчилась:

— А ну-ка, иди, садись сюда, поближе к огню. Тебе не надо находиться на ногах, не забывай, что ты серьезно ранен. Очень серьезно, другой человек на твоем месте лежал бы сейчас в больнице на антибиотиках…

— А я чем лучше? — осведомился Павел, наконец проходя в комнату.

— Ты — нет, врач, лечивший тебя — да. Садись, я принесу тебе поесть. Хочешь что-то серьезное или…

— А есть бутерброды? — поспешно спросил Кранц. — Честно говоря, я не очень голоден.

— Бутерброды и кофе? Да запросто! — она оптимистично улыбнулось, и у Павла отлегло от сердца.

— Ага, только скажи, где мы?

— Не волнуйся, в Москве, тебя никто не похищал и никуда не увозил. Это дом Гордена, тебе теперь ничего не угрожает. Пока.

— Да я уже и не волнуюсь совсем, — проворчал Павел, садясь в кресло. Белла ушла, но вскоре вернулась с целым подносом бутербродов и кофейником. Бутерброды были с колбасой и красной рыбой на свежем ароматном хлебе, и у Кранца рот непроизвольно наполнился слюной.

— А с остальными все в порядке? — сунув бутерброд в рот, осведомился Павел. — Горден как? И старик этот, Сиковски…

— Слава ничего, жить будет, хотя он многое стерпел. Сиковски в порядке, даже перестал злиться и решил задержаться — кое-что обсудить надо. Тебе ведь Святослав рассказал о Зеркалах?

— В общих чертах, — Павел сделал большой глоток ароматного кофе и виновато улыбнулся. — Только я не очень то понимаю…

— Скорее, не хочешь понять. Это совершенно нормально, не переживай. Любой психоаналитик тебе скажет, что разум может отгораживаться от того, что способно причинить ему вред. Все, что ты вчера увидел, для тебя не существовало и не существует.

В наших силах ввести тебя в курс дела, предупредить об опасности, а что делать, решать на самом деле тебе и только тебе. Сиковски, уважаемый человек, занятой, остался, чтобы разъяснить тебе некоторые сложности. Цени это. Горден чуть не отдал за тебя свое Зеркало, а, не будь его, погиб бы. И я влезла в это, и Ким. Тебе чертовски повезло с крестным, Святослав умен и умеет просить.

— Просить о чем? — опешил Павел.

— Кранц, ты только прикидываешься таким беспробудным пнем или действительно недалекого ума человек? Ты думаешь, мне заняться нечем, или у меня давно не было неприятностей?! Вот, со скуки помираю, решила с моста в реку свалиться!

— Надо было просто мне все объяснить! — разозлился Павел. Эта женщина своими обвинительными словами, своей заносчивостью и уверенностью, подкрепленной необычайной красотой, заставляла Кранца злиться.

— А ты нам дал шанс тебе объяснить? — тем временем не полезла в карман за словом Белла. — Ты просто взял и убил своего крестного!

— Да что ты все заладила, убил, убил! Горден же жив, значит, никто никого не убивал!

— Ты что же, ничуть не сожалеешь о том, что сделал? Не стыдишься? Для тебя это нормально, воткнуть нож в человека?

— Нет. Не нормально, — Павел отвернулся, глядя в огонь. — Впервые. Я спасал свою жизнь. Да, я сожалею. Стыжусь? Нет. Сам от себя не ожидал подобного, но оказывается, я могу пытаться сам себя защитить.

— Ну, в общем, и правильно делаешь, — легко согласилась Белла. — Мне нравится твой подход к проблеме. Для простого человека ты хорошо держался, раз твоя голова до сих пор твоя.

— Послушай, Белла, в меня пустили пулю. Прямо в упор. А я, к твоему сведению, не военный, даже боем никогда не занимался. Мне чудом удалось спастись, вот только теперь в портсигаре дырка. Из-за этого я вел себя как бешеный, да ты, наверное, знаешь все и без меня…