Юная Астрид из пасторской усадьбы Нэс, придав лицу «правильное» модное выражение, становится похожей на самоуверенную эмансипированную женщину в стиле Эдит Сёдергран. (Фотография: Частный архив / Saltkråkan)

В то время лучшая подруга Астрид Анне-Марие Ингстрём, по прозвищу Мадикен (в замужестве Фрис), еще ходила в длинных женственных платьях, которые одновременно скрывали и подчеркивали начавшие округляться формы. У красавицы, выросшей на белой вилле директора банка Фриса в буржуазном квартале Прэстгордсалле, были длинные темные волосы, которые она с удовольствием демонстрировала на фотографиях, запечатлевших пышный расцвет традиционной чувственной женственности. Астрид же, напротив, начала носить «мужскую» одежду. В ее гардероб прокрались длинные брюки, пиджак и галстук; шляпа или кепка нахлобучивались на коротко стриженную голову, в которой, как позже в одном интервью призналась Астрид, ощущалась нехватка приземленных, здравых мыслей, царила неразбериха, а разрозненные цитаты из Ницше, Диккенса, Шопенгауэра, Достоевского и Эдит Сёдергран уживались с кинематографическим образом Греты Гарбо и современных femme fatale:

Роман Виктора Маргерита стал культовым для многих юных женщин, мечтавших о восстании против устаревшего гендерного стереотипа и викторианской благопристойности. В 1920-е в мире было продано более миллиона экземпляров «Холостячки». Моника Лербье, главная героиня романа, – бельмо в глазу буржуазии. Она коротко, под мальчика, остригла длинные волосы, надела пиджак и галстук, курит и пьет на людях (что позволено лишь мужчинам), самозабвенно танцует и рожает ребенка вне брака. Эта самоуверенная женщина, добившаяся всего самостоятельно, семье предпочитает свободу и хочет быть полноправной хозяйкой своей жизни.

Образ «холостячки» мгновенно стал глобальным феноменом моды, шокируя мужчин своей андрогинностью. Внезапно крупные города всего мира наводнили коротко стриженные женщины, одетые в мужской костюм или бесформенное платье и шляпу-колокол. Этот двуполый гардероб посылал недвусмысленный сигнал окружающим. Современная молодая женщина не желала походить на своих мать и бабушку. Она отказывалась от корсета и длинных тяжелых платьев в пользу более функциональной одежды, не стесняющей свободу движения. В сочетании с прической а-ля гарсон эта одежда приближала женщин к представителям противоположного пола, с которыми они, как никогда раньше, пытались соревноваться.

Любопытная, начитанная, культурная молодая женщина, Астрид Эриксон смотрела на большой мир через призму газет, журналов, книг, кино и музыки и знала о суматохе, поднявшейся вокруг новой женской моды за пределами Смоланда. Некоторые авторы-мужчины в скандинавских газетах и журналах почитали своим долгом отговаривать женщин от короткой стрижки. «Фокстрот», как еще называли стрижку а-ля гарсон, награждали едва ли не расистскими эпитетами: «стрижка под апача», «готтентотские волосы», и за этими пугающими определениями скрывался страх перед новой гендерной ролью женщины. Возможно, в будущем мужчина утратит свою значимость? Не совсем так. Большинство юных женщин, вдохновленных «Холостячкой», мечтали о безопасности и семье, муже и детях. Новым во всем этом было желание работать, быть товарищем мужчине и, главное, хозяйкой своему телу, своей сексуальности.

Насколько Астрид Эриксон с ее мальчиковой внешностью и стоявшими за новой модой взглядами на жизнь подходила эта роль, видно по фотографиям с семнадцатилетия Анне-Марие в августе 1924-го. На фотографиях четыре «молодых человека» – Соня, Мэрта, Грета и Астрид – окружают женственную именинницу. Конечно, это была шутка. Четыре подруги составили две композиции, на которых предстали соперниками, стоящими вокруг красавицы на коленях. По сравнению с тремя другими «поклонниками», в Астрид Эриксон чувствуется какая-то независимость и самодостаточность. Она не играет роль, она остается собой. «Пацанкой». Той Астрид, которой безразлично, с кем играть, с мальчиками или девочками, и которая, страдая от неуверенности, все же хотела быть только девочкой. Вот что она рассказала газете «Гётеборгспостен» 22 мая 1983 года: «Может, оттого, что дома, в Нэсе, мы не придавали этому значения, и мальчики, и девочки играли друг с другом одинаково бурно».

Самуэль Август и Ханна Эриксон с детьми. Слева направо: Ингегерд (на коленях у отца, р. 1916), Астрид (р. 1907), Стина (р. 1911) и Гуннар (держит мать за руку, р. 1906). (Фотография: Частный архив / Saltkråkan)

То же «мальчиковое» обаяние бросается в глаза и на других фотографиях Астрид Линдгрен 1920-х – начала 1930-х годов. На них стройная женщина лет двадцати – двадцати пяти в длинных брюках, к которым теперь добавились жилет и бабочка. Эта женщина демонстративно курит, поза ее вызывающа, а улыбка на некоторых фотографиях высокомерна и лукава. Эта молодая женщина в мужском костюме неприкосновенна и самостоятельна – иллюстрация к сильным, полным самоосознания стихам ее любимой поэтессы Эдит Сёдергран «Современная девственница», о девственнице нового времени:

Из того же теста сделаны юные, по-мужски активные девушки из книг Астрид Линдгрен «Бритт-Мари изливает душу» (1944), «Черстин и я» (1945) и в особенности из серии о свободолюбивой Кати. В первой книге трилогии двадцатилетняя сирота-рассказчица едет в Америку. Там, в «благословенной» стране, она невольно сравнивает себя и свой пол с Колумбом и поколениями мужчин-завоевателей, и ее охватывает гнев. Потребность быть в оппозиции и, если нужно, громко протестовать неотделима от женской природы Кати:

То, что бунт Астрид Эриксон в 1924 году привлек такое внимание в Виммербю, отчасти объяснялось статусом ее родителей, отнюдь не рядовых крестьян. Арендатор приходских земель и церковный староста Самуэль Август Эриксон (1887–1969) был уважаемым фермером, прекрасно разбирался в животноводстве и земледелии. Он знал толк в людях и много лет занимал разные общественные посты, как и его прилежная умница-жена Ханна Эриксон (1879–1961). Она блестяще управлялась с большим хозяйством в Нэсе, где, кроме них с мужем, жили четверо детей и прислуга, помогавшая в поле и на хуторе. Кроме того, Ханна состояла в городском попечительском обществе, заботившемся о бедных, детях и болящих. Ее птичий двор был знаменит и в городе, и во всей округе: куры Ханны регулярно занимали первые места на рынках и выставках домашних животных. Глубоко набожная Ханна строго следила за нравственностью в собственном доме: все четверо детей посещали воскресную школу и – непременно – церковь.