Утром жена Фиты, как обычно, понесла ему наверх поднос с бутербродами и кофе и обнаружила его мертвым...
- Ай да Ушкуев, сукин сын, подвел нас - сел в тюрягу! - воскликнул Перфильев.
- Дуракам там и место, - ответил Лебяхин.
- Он же расколется, как гнилой орех, начнет давать показания, нас потянет.
- Ерунда. Мы платили ему официально, как государственному чиновнику. У нас в бухгалтерии есть все кассовые ордера, счета, куда мы переводили деньги. А взятки, кои он получал от нас, у него хватило, надеюсь, ума нигде не фиксировать. Первому же следователю скажем: "Чушь, клевета". Пусть докажет, что не так, хотя и будет понимать, что мы давали Ушкуеву.
- Как он "подзалетел"? - спросил Перфильев.
- Он затеял какую-то сделку с жуликами. А конкуренты этих жуликов тоже жулики, - настучали. И он, и его партнеры по сделке были взяты в момент дачи и получения взятки. Просто, как высморкаться.
- Нам придется теперь посуетиться, чтобы поискать новые объекты, время поджимает, - сказал Перфильев.
- Найдем, - усмехнулся Лебяхин. - Ушкуевых еще много осталось...
- Прибыл факс из Новороссийска: машины "Катерпиллера" благополучно приплыли из Марселя. Мне, наверное, придется поехать в Новороссийск.
- Вот, что значит иметь дело с солидной фирмой, а не с прохиндеями...
Допив утренний кофе и дожевав бутерброд с салями, Желтовский с нетерпением закурил, сделал две глубокие затяжки и начал натягивать куртку, когда раздался звонок. Он снял трубку:
- Слушаю.
- Месье Желтовский? - женский голос.
- Он самый.
- Я представитель "ФСТ" ["Франс-систем-телевизион"]. Только что прилетела из Парижа. Вам привет от Поля Берара и пакет от него, - женщина говорила по-русски, но с заметным грассирующим французским акцентом.
- Спасибо. Как я могу получить пакет?
- Я в "Метрополе". Оставлю у дежурной, потому что меня вы не поймаете, буду носиться по Москве. Я всего на два дня. Но на всякий случай запишите мой номер, - она продиктовала. - Меня зовут Сесиль Буланже.
- Может, поужинаем вместе, мадемуазель Буланже?
- Боже мой, - засмеялась она, - как приятно снова слышать, что ты "мадемуазель", но увы, существуют необратимые изменения... Благодарю вас, но у меня все расписано до самого отлета.
- "Черт с тобой, - подумал Желтовский, вешая трубку. - Может ты уже действительно такая "мадам", что все заросло мхом..." Заперев дачу, он пошел к машине...
Пакет был объемистый - ярко-желтый конверт, заклеенный в торце большим клапаном. Желтовский уселся в кресло тут же в холле и нетерпеливо вскрыл конверт, достал несколько страничек из блокнота, исписанных мелким почерком Берара:
- "...Итак, господина из "Жюстен-кредито банк" зовут Паскаль Жувэ. Обхаживал я его долго, как старую деву, решившую, что она вообще неприступна. И все же я его "проколол". Во-первых, пообещал анонимность его информации; во-вторых, дал ему хороший аванс, на четверть новенького "ситроена" хватит, в-третьих, что все-таки надо поставить в "во-первых", прижал его фактами из его славного прошлого, которое он скрывает, но которое я раскопал (об этом ниже). И он лег под меня. Да, у них был русский вкладчик с очень большим счетом. Судя по осторожности, с какой тот обращался со счетом, можно полагать, что деньги тайные. Поступили они сразу, одной суммой, она не пополнялась, расходовались деньги крайне редко. А зовут владельца счета Алибаев Закир Фаридович. Азиат? В этом разберешься сам. Раскачивай это дело дальше. Потом подытожим, соединим твое и мое и - бабахнем..." Дальше шло описание тех "подвигов" Паскаля Жувэ, от которых в молодости чувствуешь себя героем, но которые к старости проклинаешь...
Затолкав листки в конверт, он сунул его в сумку и вышел. Сидя в машине, он не торопился вставлять ключ в замок зажигания. Возникшая в голове мысль, высеченная, как кресалом искра, одной строкой из письма Берара, разгоралась, словно давно засохший трут с обуглившимся краем. Став, наконец, пламенем, она осветила дальние углы памяти. И сопоставляя все, Желтовский мысленно улыбнулся своей догадке. Если она окажется верна, значит они с Полем Бераром напали на золотую жилу... "Стоп! Стоп! Это же легко проверяется!" - осенило его. И заведя машину, он резво, все еще весело додумывая свою догадку, поехал в Останкино. Нужно было в монтажную...
Целый день он был в каком-то нервически-веселом настроении, подгоняя медленно тянувшееся время, мечтая скорей рвануть на дачу...
Вечером, прикончив остатки еды из холодильника, откупорив банку пива, он стал рыться в черных пакетах с фотографиями. Наконец нашел, что искал. Сел писать письмо Берару. Вложил его в конверт, присовокупив фотографию. Уже было около девяти, когда он позвонил в гостиницу мадам Буланже, моля Бога, чтоб она оказалась на месте.
- Ваш звонок перехватил меня у двери, - сказала она. - Тороплюсь, за мной должны заехать, повезут на какой-то ночной банкет. Я слушаю вас.
- Мне нужно передать срочное письмо Берару. Не будете ли так любезны?
- Будьте у меня завтра в девять тридцать утра. В девять сорок пять меня уже не застанете, - согласилась она...
Они встретились в холле. Ей было около сорока, высокая сухая шатенка с некрасивым, слишком узким, лицом, которое украшали большие веселые глаза.
- Это очень важно, мадам, - сказал Желтовский, отдавая конверт.
- Обещаю, что послезавтра письмо будет у Берара, если он не упорхнет куда-нибудь за пределы страны...
2. МОСКВА. СЕГОДНЯ. "НЕ УВЕРЯЙ, ЧТО
ЭТОТ КСЕНДЗ НЕ МОГ БЫТЬ ТВОИМ ОТЦОМ"
Они сидели в большом кабинете - один за столом, другой в кресле. Финская мебель, обтянутая темно-коричневым велюром, не соответствовала выцветшим голубым шторам на больших окнах. Не соответствовала по законам гармонии цветов. И именно мебель не соответствовала, ибо казенность штор здесь была главней, поскольку исходила из казенной принадлежности кабинета.
Партикулярная одежда собеседников не выделяла бы их в уличной толпе. Они были почти одного возраста.
- Придется тебе этим заняться, Антон Трофимович, - сказал сидевший за столом. - Дело мутное и муторошное, но что поделать, такие персоны стреляются не каждый день.
- Вы уверены, что это самоубийство?
- Так сказала судмедэкспертиза. А уж разобраться до тонкостей придется тебе. Дело-то зафутболили нам. Ты ведь опять начальник следственной службы, - засмеялся сидевший за столом, имея в виду, что следственная служба в этом учреждении одно время впопыхах и бездумно была аннулирована, а затем снова восстановлена.
- Придется осматривать дом, служебный кабинет, допрашивать домашних, сотрудников, соседей.
- Разумеется. Все обставляй через прокуратуру.
- Какое было оружие?
- "Марс" размером с ладонь.
- Старье. Пукалка.
- Стреляет нынче все - и старье, и что угодно... Что ж, приступай, Антон Трофимович, - и он протянул ему тоненькую, почти пустую папку дела.
- Когда похороны? - спросил Антон Трофимович, стоя уже у дверей.
- В четверг на Востряковском. Пошли кого-нибудь из ребят снять этот ритуал на видеопленку.
Антон Трофимович Зуйков кивнул и вышел...
- Ты знал его? - спросил Лебяхин.
- Знал, - ответил Перфильев. - Когда-то он был парторгом факультета, на котором я учился.
- На похороны пойдешь?
- Еще не решил.
- Не ходи. Покойник депутат, из номенклатуры. Так что кто-то захочет снять на видеопленку не столько ритуал, сколько его участников.
- Мне-то чего бояться?
- Ты так уверен, что это самоубийство?
- Ну... - пожал плечами Перфильев.
- Ты-то в этих делах не школьник, понимаешь, как пойдет загребать следствие. Зачем тебе получать повестки на допросы?
И все-таки опытный Перфильев не внял совету более искушенного Лебяхина, к двенадцати часам поехал на Востряковское кладбище. Погнало его туда какое-то смутное любопытство и только, ведь с Фитой он никогда не поддерживал никаких отношений...
