Замолкнув, Бен делает глубокий вдох, качает головой.
- Что еще? Я даже не знаю…
- Как насчет интимной жизни?
Бен хмыкает, и, внезапно подавившись, неловко кашляет. Хорошо, что на нем шапка. Дурацкое свойство – краснеть ушами. Как школьница, ей-Богу.
- С тех пор как я убедился, что Джон… не испытывает ко мне отвращения, все… без сбоев. Все физиологические рефлексы в норме.
Или ему кажется, или Дэн ухмыляется? Мерзкий, извращенный старикашка, не может же он читать мысли. Или просто воображение разыгралось? Ох уж, это воображение. И отчего именно сейчас оно подсовывает ему лицо Джона с приоткрытым ртом и расширенными зрачками, как он, чуть приподнявшись на локтях, комкал одеяло и пожирал его глазами? В самом деле, что на него тогда нашло, непонятно. Мало ему было ночного марафона. Утро рабочего дня – такое вот не самое любимое всеми время. Джон спит почти бесшумно, как спят опасные хищники. Закинутая за голову правая рука, нос, уткнувшийся в локтевой сгиб, монотонно вздымающаяся грудная клетка, лишенная растительности. Вверх-вниз, вверх-вниз… Белесые, едва заметные полоски старых шрамов, чуть проступающие под бледной кожей ребра, темные кружочки сосков. И едва заметный, среди складок одеяла, бугорок внизу живота. Бен льстил себя надеждой, что минет в его исполнении куда лучше будильника. И, если он правильно научился читать выражение лица Джона, то тот подумал, что Санта пришел, не дожидаясь Рождества. В частности, когда Бен выдавливал любрикант на пальцы и так деловито и буднично себя готовил, а потом приподнялся, пристраиваясь сверху. Абсолютно ничего особенного при наличии опыта, никакой акробатической подготовки, просто захотелось попробовать, как оно будет, просто так. Не так уж сложно. Немного непривычно управлять процессом, слегка кружит голову…
Бен смаргивает, стряхивая с ресниц ледышки. Удилище в руках Дэна судорожно дергается; блеснув на солнце серебристой чешуёй, очередная рыбья тушка шлепается на лед и, некоторое время поборовшись за жизнь, замирает неподвижно.
- Тебе снятся сны?
Бен совершает странное движение головой, нечто среднее между кивком и мотанием. Сны… Какой смысл рассказывать тот сон? Можно самому догадаться, что он означает. В том сне он - воздушный шарик, накачанный гелием. Праздник давно прошел, его собратья либо лопнули, либо их унесло куда-то. Он все еще привязан к ограде. Начинается буря. Бен знает, что ему не удержаться. Он знает. И именно так и происходит – его срывает, и тянет вверх. И он просыпается. Понимая, что будет лететь, лететь бесконечно в холодную пустоту, и не сумеет остановиться, зацепиться за что-то. Потому что в бесконечной пустоте цепляться не за что.
Будем реалистами. Да – будем реалистами, так он однажды утром сказал своему отражению в зеркале. Тому самому, которое в нелепых полосатых хлопковых трусах, с редкой растительностью на груди, выпяченным, округлившимся животом и ярко розовеющим шрамом на левом боку. Каков процент вероятности возникновения сепсиса при полостной операции вне условий стационара? Какие шансы на шок, внезапную остановку сердца и прочие сопутствующие случайности? «А кто ты такой?» - спросил его как-то Джейкоб, в одной из многочисленных реальностей. А ведь, правда – кто я такой? Разве я важен? Тот, кто внутри – он важен. Он выживет при любом раскладе. Он имеет значение. И нет смысла его за это ненавидеть. Он не виноват. Не виноват… Ему там, внутри, не особенно комфортно, он туда не просился. Он тоже заложник, как и Бен. И им обоим осталось недолго потерпеть. А потом за дело возьмется Джон. Вот Джон, как раз, важен, он всегда был важен, он имел значение. Только теперь Бен думает об этом без прежней ревности. Все, мешающее им построить отношения, выгорело дотла, рассыпалось пеплом, унеслось утренним морским бризом. И это хорошо.
По дороге обратно, на ретро-волне Глория Гейнор поет о том, что стала сильной, и теперь непременно выживет; Джон, следя за дорогой, что-то увлеченно рассказывает о методах подледного блеснения, не мешая Бену думать о своем, попутно кивая и вставляя реплики к месту.
В доме пахнет хвоей и карамелью; пушистая ель упирается верхушкой в потолок, на полу в гостиной валяются обрывки подарочной упаковки и рассыпанные конфетти. Поднявшись наверх, Бен стучится к Алекс и, получив приглашение, заходит внутрь. Внутри кавардак – посреди кровати взгромоздился чемодан, вокруг раскиданы вещи, дверца шкафа приоткрыта, на ней висят майка с Микки-Маусом и летняя ночная сорочка с кружевом и кокетливо вышитыми на груди розами. Спохватившись, дочь спешно убирает с глаз долой несколько пар трусиков и бюстгалтер, отодвигает в сторону ворох свитеров и рубашек, приглашающе хлопает по покрывалу. Бен пристраивается на краю кровати, расслабленно наблюдает, как она тщетно пытается придать комнате более приличный вид. В какой-то момент ловит за запястье, усаживает рядом.
- Хотел поговорить с тобой перед отъездом. Ну, ты рада?
Она пожимает плечами, улыбается устало и немного снисходительно, будто взрослый ребенку.
- Глупый вопрос. Рождественские каникулы в Нью-Йорке – кто бы не обрадовался. Особенно, учитывая тот факт, у нас будет личный гид. Надеюсь, Гертруда будет именно личным гидом, а не надзирателем. Анна вчера визжала от восторга на ультразвуке. Она до конца не верила, что у ее родителей найдутся деньги на эту поездку.
- Я слышал, они выиграли в лотерею, - тон у Бена совершенно нейтральный.
- Ага, при их глобальной невезучести. Ладно тебе, пап, можешь не шифроваться. Спасибо, что не отправил меня одну.
Бен пристально вглядывается в ее лицо, аккуратно стирает большим пальцем крошечное пятнышко от варенья над верхней губой, заправляет за ухо непослушную прядь волос.
- Ты у меня такая умная.
- Угу, в кого бы? – фыркает она. – Слушай, я в порядке, ОК? Серьезно. Мне не снятся кошмары, я не мучаюсь угрызениями совести. Ты все это время ходишь вокруг, да около, задаешь странные вопросы. Не стоит.
- Мне жаль, что тебе пришлось… У меня в Нью-Йорке есть знакомый психотерапевт…
- Не начинай, а? Тебе дай волю, ты посадил бы меня под стеклянный колпак. Смирись с тем, что я выросла, и со мной может случиться все, что угодно. Понимаешь? Все, что угодно. Какой-нибудь больной урод, авария на дороге, разбитое сердце, незапланированная беременность. Что там еще случается с людьми в этом гребанном мире?
Бен саркастически приподнимает бровь.
- Тебе точно шестнадцать? Послушать, так все тридцать.
- В шестнадцать лет, Александр Македонский командовал армией и подавил восстание фракийского племени. Помнишь, ты мне рассказывал? Я еще тогда спросила, не потому ли ты назвал меня Александрой.
- Помню. Тебе тогда было десять. Программа по истории для средней школы, второй год обучения. Иди ко мне.
Они сидят, обнявшись, на кровати, вплоть до появления Джона, который сообщает, что звонила Анна, и что её отец заедет за Алекс в пять, чтобы отвезти девочек в аэропорт, и хорошо бы поторопиться со сборами.
В школьном актовом зале суета и гомон; на сцене идет репетиция рождественского спектакля, вокруг суетятся добровольцы из числа учителей, родителей и просто желающих помочь в организации мероприятия. Расслабленно прислонившись к дверному косяку, Бен наблюдает, как преподобный, вернее, Большой Фрэнк, утирает сопли заливающемуся в три ручья солисту хора мальчиков, который переел мороженого, и теперь, судя по всему, ему придется искать замену; как Вествуд выстраивает в ряд на сцене участников танцевального номера, задерживает взгляд на фигуре Дага Оушена, сосредоточенно сколачивающего декорацию из деревянных реек, сваленных в углу, слева от сцены, зажав гвозди во рту. Прерывисто вздыхает, вспоминая тот день, когда их с Алекс похитили люди Уитмора. А ведь они с Дагом даже толком не поговорили после. Тогда пахло дождем, сыростью и порохом; пропитанная кровью рубашка на левом боку противно липла к телу, а боли он почти не чувствовал. Он тогда думал только об Алекс, как на нее повлияет случившееся, и лишь кивнул в ответ на слова Дага о том, что он сам, как и те двое крепышей в одинаковых болотных ветровках и темных бейсболках, вооруженных винтовками, которых он привел с собой на подмогу, будут немы, как могила. Все закончилось без особых усилий с его стороны, даже не пришлось заметать следы – люди Уитмора спешно ретировались с места событий, прихватив с собой тело хозяина и троих раненных в перестрелке товарищей.
