Да, у меня вчера был день рождения, вот почему так много бутылок! Вот почему так много было народа, которого я не звал. Все, кто вспомнил, пришли и привели с собой своих друзей. Пиво и водку из УАЗика выгружали ящиками. В моей маленькой уютной однушке разом разместилось почти сорок человек. Растащили по углам мебель, стол накрыли на полу посреди комнаты. Сидели везде, где еще оставалось свободное пространство. Пили, кажется, даже в ванной.
Дым от сигарет до сих пор не выветрился. В туалете подозрительно пахло марихуаной, ну да разве же за таким количеством народа уследишь?
У Лиса тоже был день рождения. Он уже стар. Он не знал, куда ему деться, потому что везде и всюду в тот день мешался под ногами. Совсем я его уездил.
И вот утром я пошел выкидывать мусор и покупать еду. Пес, наконец, уснул, блаженно улыбаясь тому, что в доме нашем снова стало пусто.
Все утро я промаялся, нет ничего приятного в сборе бутылок, особенно когда у тебя чугунная голова. Потом, взвалив все сумки и авоськи, какие нашел в доме, я медленно спустился на улицу. Рядом орали друг на друга две женщины. Они явно что-то не поделили и теперь, бешено жестикулируя, наскакивали друг на друга. Я даже не стал разбираться, в чем дело, просто, проходя мимо, сказал
— Дамы, вы так прекрасны, когда улыбаетесь! Не стоит ссорится, — и пошел дальше.
Они обалдело смотрели мне в спину. Весь их гнев, приправленный недоумением, переключился на меня.
— Не лезь не в свое дело, ублюдок! — крикнула одна.
— Квасил небось всю ночь, что так перегаром за версту разит! — взвилась другая.
Я был доволен. Теперь они точно помирятся. Общий враг объединяет лучше всего…
Я встретил ее на улице и чуть не лишился дара речи от удивления. Она меня и не узнала вовсе, так жизнь и ночная попойка поработали над моим лицом. А вот я ее узнал сразу и схватил за руку, боясь потерять чудное видение.
Был конец сентября, но бабье лето ласково похлопывало нас по головам теплыми солнечными лучами. Мы стояли и смотрели друг на друга.
— Вовка, — сказал я, глядя на рослую, рыжеволосую девушку. Она вытянулась; казалась, как и раньше, слишком худой и немного плоской, но на лице ее играл здоровый румянец, прищуренные глаза глядели внимательно и строго. Когда я назвал девушку ее детским именем, она еще больше сощурилась, подозрительно вглядываясь в мое лицо, но так и не признала.
— Да, — сказала она, наконец, — так меня когда-то звали. А вы?…
— Димка! — выдохнул я. — Неужели не узнаешь названного брата?
— Ты? — ахнула она. — Я… но как? Откуда ты здесь?! Отец говорил, что тебя к родственникам отправил. Вы здесь живете?
— Живем, — тихо кивнул я.
— Да, Боже мой! — внезапно взвизгнула Вовку и обняла меня, обдав запахом своих волос. Чем-то знакомым и притягательным. Запахом подорожника и полыни. — Как же я рада тебя видеть!
Я отвел ее в небольшое кофе и стал угощать кофе с пирожками. Нам хотелось обо всем на свете друг друга расспросить, но мы не знали, с чего начать, и смущенно молчали. Наконец, она взяла инициативу в свои руки и начала рассказ. Я узнал, как она росла в деревне, как ее сватали замуж, и она отказалась, как нашла работу в небольшом поселке и приехала сюда по торговым делам. Еще она рассказывала про свою нынешнюю жизнь и у меня медленно начинали шевелиться на голове волосы. Общежитие, три работы, попытка обжиться. Скудное питание и одежда из соседней церкви. Она улыбалась мне, но теперь я чувствовал в ее взгляде, в ее жестах и манерах усталость почти загнанного зверя.
— А чего бы ты хотела? — внезапно спросил я, когда она прервала свой рассказ, задумавшись.
— Я бы хотела учиться, — просто ответила она. — В институте, как все благополучные люди. Хотела бы стать ветеринаром, но здесь даже обучиться не у кого.
— Ты бы согласилась уехать отсюда, если бы у тебя появились деньги? — я испытующе посмотрел на нее.
— Все мои попытки заработать направлены именно на это, — усмехнулась она. — Но полно обо мне, расскажи о себе! Как ты, что за родственники такие, как ты прожил все эти годы? Ты так изменился, эти шрамы на лице, — она провела ладонью по моей щеке и брови, рассеченной надвое побоями Нунси, которому я так и не отомстил. — Откуда все это? Кто ты сейчас, чем занимаешься?
Сейчас я бродяга, — хотелось мне сказать, но я произнес совсем другое:
— Да не интересная у меня жизнь, тетя и дядя умерли, давно уже, я кое-чем помог мэру, у меня в Малаховке маленькая квартирка, мы там с Лисом живем. У него теперь в больших кругах новое, звучное имя — Чернобылец. Работаю, где придется, помогаю людям. Иногда в баре местном вышибалой промышляю. А шрамы — так, драки были, да больше по дурости.
— Да — протянула она. — Мы так давно не виделись, а выходит так коротко…
— Да просто… — я замялся.
— А дела на любовном фронте? — с любопытством спросила она. — Дела сердечные?
Сердце пусто, хотел я сказать, но она так пристально на меня смотрела, что я вынужден был сказать правду:
— Сходятся — расходятся, нет в моей жизни постоянства. Сейчас я один.
— Совсем? — казалось, она испугалась за меня. — А друзья? Ну, кроме нашего старого приятеля Лиса.
— Да уж, он не молод совсем, спит сейчас дома. Но он еще ого- го какой! А друзья мне все те, кому я помогаю…
Потом мы еще некоторое время молчали, я проводил ее до маленькой транспортной конторы и пригласил к себе домой переночевать. Она согласилась, назавтра ей надо было уезжать.
Сам я, не долго думая, позаимствовал у мэра машину и поехал к Лысому за деньгами. Чтобы Вовка могла стать ветеринаром.
* * *
От воспоминаний меня оторвал странный звук. Словно сломалась слева в перелеске ветка. Был бы рядом Лис, я ничего бы не боялся, а так моих собственных чувств явно не хватало, а если учесть, что я глубоко ушел в мысли, то запросто мог проворонить все, что угодно. И еще этот уголек сигареты в руке…
Не долго думая, я сжал его в кулак, раздавливая, туша искры, и отшагнул в сторону, напряженно вслушиваясь в окружающий мир. Вроде ничего. Вроде тихо.
Только очень больно жжется огонь в ладони. Перестраховался. Зря испугался, нервы сдают.
Я снова медленно пошел вперед.
Что я буду делать, когда попаду в Припять? И что это все помешались на оружии?! Ну, есть город, ну полон он призраков, нам-то что? Он так близок к Станции, что там все безбожно фонит. Зачем же нам он нужен? Он давно уже перешел в разряд легенд. И почему люди не могут все оставить как есть? Зачем все нужно уничтожать? Особенно то, что нам совершенно непонятно. Ну да, призраки таят угрозу. Кто знает, а вдруг в один прекрасный день они вырвутся оттуда и захватят всю планету! Ну да, ну да.
Зато я найду свой старый дом. Это место так часто снилось мне. Я почти не помнил матери и отца, зато этот двор с тополями и детской площадкой впечатался в мою память прочнее пули, входящей в тело.
А ведь там мы вместе гуляли. Я с маленькой желтой лопаткой, отец, сидящий на лавочке и читающий большую, просто необхватную газету. Он всегда так ловко с нею управлялся, складывал ее, распрямлял, а я, рот раззявив, смотрел на эти его действия и казались они мне некими магическими пассами, доступными лишь моему папе.
Все это было неимоверно давно. Все это было в другой жизни.
Вот ведь удивится Лысый, когда поймет, наконец, что нет и не было никакого оружия, что отец мой сболтнул по пьяни какую-то глупость, а все ему и поверили. А Припять прокляли сами люди, ее теперь ни чем не отмыть.
Но я не буду перечить Лысому, пока он сам не поймет. Если человек не слышит, докричаться до него невозможно. Лысый всегда был алчен, иначе он не стал бы видной шишкой в торговой сфере, так что отвадить его от денег могли только смерть и отчаяние. Он еще испытает это отчаяние в полной мере, когда поймет и смирится. Тогда и поговорим в ключе: ну я же тебе говорил!
Внезапно передо мной совершенно неслышно выросла тень. Ах ты, значит не послышались шаги, значит, не перестраховался — наоборот не доглядел!
