130. Он бежит через Бисмарковский зал. 131. Пробегает через противоположную дверь. 132. Открывает ее. 133. Бежит дальше через южный проход. 134. Поджигает его при помощи неизвестно чего. 135. Поджигает голыми руками кожаные кресла. 136. Бежит обратно в Бисмарковский зал. 137–139. Поджигает здесь ковры в трех местах. 140. Бежит в 57-ю комнату. 141. Становится в нишу. 142. В этой темной нише и темной комнате дожидается весьма неторопливо ареста.
Поджог — дело рук фашистов
Итак, согласно обвинительному акту, Ван-дер-Люббе — не человек, а фантастический феномен, чудо всех времен и народов. Неслыханный силач. Несгораемый факир, проникающий через двухметровую стену огня без всякого для себя беспокойства. Призовой бегун с препятствиями — рейсы по горящему рейхстагу составили всего около 21/2 километров все в те же пятнадцать минут. Личность невероятной выдержки и хладнокровия, действующая мгновенно, без секунды промедления или раздумья… Как странно, что такой сверхчеловек на суде вдруг превратился в больного немого теленка!
На самом деле обвинительный акт самим перечислением всего проделанного во время поджога категорически убеждает, что поджог — дело организованной группы людей, организованно и хладнокровно ушедших из рейхстага удобным путем.
Весьма пугливо и осторожно обходит обвинительный акт свидетельства и экспертизы о замеченных в залах рейхстага потоках горючих жидкостей. Эти жидкости могли быть своевременно внесены в здание только через подземный ход. Из этого опять-таки хода легко могли быть приведены в движение электрические вентиляторы, увеличившие тягу во время пожара.
Забавно, что этот ход, ведущий, как всем известно, из рейхстага во дворец Геринга, обвинительный акт повсюду стыдливо называет «ходом в котельную». Обвинение считает (стр. 127), что прохождение поджигателей через этот ход маловероятно, так как «об этом не поступило никаких заявлений». Мы знаем, что на самом процессе свидетель — сторож Адерман — отлично объяснил, как поджигатели могли вполне тихо и спокойно использовать ход.
Дальнейшие заключения обвинительного акта опять идут по шаблону старых процессов. Не обходится, конечно, и без «русского посольства», которое приплетено в особо трогательной, беспомощной форме. 27 февраля, в восемь часов утра, двое национал-социалистов якобы видели (стр. 10) Ван-дер-Люббе на вокзале Фридрихштрассе. Ван-дер-Люббе им сказал только одно слово: «Посольство», после чего бравые штурмовики немедленно указали ему дорогу не в голландское и ни в какое другое, а именно в советское посольство, чем Люббе будто бы был очень доволен (стр. 11). Все это очень мило, но на странице 74-й тот же обвинительный акт утверждает, что 27 февраля утром Ван-дер-Люббе был в Геннингсдорфе и только к двум часам дня приехал в город. Какой же странице верить — 10-й или 74-й? Ах, господин председатель Бюнгер, как хорошо вы сделали, что засекретили эту бездарную и нелепую стряпню! Как плохо, что она все-таки рассекретилась!..
Теперь, когда в наших руках вся эта чудовищно нелепая прокурорская стряпня, именуемая «обвинительным актом», понятно все развитие процесса, понятны следовавшие один за другим скандальные провалы.
Обвинительный акт в целом окончательно выдает с головой как само лейпцигское судилище, так и подлинных поджигателей и их инспираторов.
Еще одна неудача
25 октября
Заседания суда 23 и 24 октября являются весьма важным, хотя и искусственно урезанным этапом процесса. В эти два дня был развернут подлинными поджигателями рейхстага новый маневр, тут же провалившийся и принесший его авторам неисчислимый вред. Чувствуя, что версия о том, будто Ван-дер-Люббе поджег рейхстаг в одиночку, стал уже всеобщим посмешищем, организаторы суда решили эту версию «исправить». Да, Ван-дер-Люббе действовал один, но ему помогли, заготовив для него воспламеняющиеся вещества в большом количестве. Кто помог? Конечно, коммунисты!
Для того чтобы доказать это, на суд были вызваны эксперты, заслушанные с большой помпой.
Но эксперты перестарались. Они выболтали такие вещи, которых от них и не требовалось. Эксперты оказали обвинению медвежью услугу, последствия которой приходится теперь лихорадочно замазывать.
— Не меньше двадцати кило быстро воспламеняющихся веществ, — заявляет один эксперт.
— Да еще каких, засекреченных государством, — добавляет другой.
В судебном тупике
31 октября
Что делать дальше? Как выбраться из тупика, как распутать невообразимо запутавшийся узел? Как вообще довести до какого-нибудь конца бесконечно затянувшийся процесс и увенчать его каким-нибудь подобием приговора? Вот вопрос, над которым ломают себе головы и бесконечно заседают высшие фашистские инстанции в Берлине.
Процесс тянется уже сорок дней, допрошено много десятков свидетелей. А судебное следствие не продвинулось ни на шаг в желаемом для фашистов направлении. Наоборот, каждая новая серия свидетелей и экспертов прибавляет, часто помимо своего желания, новое доказательство полной непричастности коммунистов к поджогу, новые улики, изобличающие подлинных поджигателей — фашистов.
Режиссура решила «освежить» процесс агитационными выступлениями высокопоставленных свидетелей — Геббельса и Геринга, но еще никак не наладила этот спектакль. В фашистской газете «Дер фюрер» помещен календарь избирательных выступлений обоих министров, по которому они должны говорить ежедневно до десятого ноября включительно и произносить речи в ряде германских городов. Но, может быть, и выступления на суде будут засчитаны Герингу и Геббельсу в нагрузку по избирательной кампании?
Существует намерение самый приговор использовать для избирательной кампании в качестве агитационного материала и для этого вынести приговор около десятого ноября, в самый канун выборов. «Идея эта была признана в правительственных кругах весьма приемлемой. Но остановка за малым… За самим содержанием приговора! Это содержание до сих пор ставит в тупик организаторов процесса. Приговорить всех подсудимых одинаково за поджог? Это было бы совершенно неслыханно. Ведь даже судьи, даже казенные защитники, даже прокурор — все они вынуждены были в ходе судебного следствия признать алиби коммунистов. После полутора месяцев процесса валить в одну кучу Ван-дер-Люббе и подсудимых-революционеров стало невозможным даже для г-на Бюнгера и его коллег.
Приписать поджог одному Ван-дер-Люббе, а остальных судить по статьям, карающим за государственную измену? Да, эти статьи также допускают применение смертной казни. Но в обвинительном акте государственная измена обвиняемых усматривается все в том же поджоге рейхстага. Других примеров государственной измены обвинительный, акт не приводит. Следовательно, просто формулировка «государственная измена», помещенная в приговоре, будет означать даже формально юридически не обвинение, а оправдание четырех подсудимых. Оправдание, сопровождаемое смертной казнью.
Какой из двух вариантов будет избран для приговора?
По существу это безразлично.
Оба приговора стоили бы один другого, оба они стоили бы всего процесса. Положение с судом осложнилось еще из-за целого ряда неприятнейших для режиссуры инцидентов, которыми оброс со всех концов процесс. Беспрерывные высылки и аресты иностранных журналистов, беспрерывные связанные с этим международные конфликты, протесты посланников и консулов необычайно взвинтили нервы в правительственных кругах.
По нашим сведениям, берлинские органы надзора неустанно требуют, чтобы процесс был если не сейчас же окончен, то хотя бы перенесен, обратно в Лейпциг, ибо там гораздо больше возможностей наблюдать за корреспондентами и всякой другой публикой, вращающейся вокруг Верховного суда. Полиция считает, что обвинительный акт был бы сохранен в полной тайне, если бы трибунал не выезжал из Лейпцига.
31 октября
Сегодня международная следственная комиссия по делу о поджоге рейхстага, созвав представителей всей французской иностранной печати, предъявила им снимки обвинительного акта (впервые опубликованные и прокомментированные на страницах «Правды»).