— Джинни!
— Мне, правда, очень страшно, — продолжала девушка, — и я надеюсь, что они вот-вот появятся с каким-нибудь дурацким оправданием… — тут у Джинни вырвался смешок, и Гермиона тоже прерывисто вздохнула: это было бы так похоже на Фреда и Джорджа…
Всё нарушил голос, многократно усиленный, вновь вторгшийся в замок и объявивший, что Гарри Поттер мёртв. Волан-де-Морт говорил о трусости того, на кого все так надеялись, о том, как Гарри молил его о пощаде — и о том, что даст шанс всем тем, кто примкнёт к нему. Шанс на новое будущее в мире, где магглам нет места. Всех же, кто окажет сопротивление, несмотря на явное превосходство Пожирателей, ждёт смерть.
— Нет! — воскликнула Джинни, вскочив на ноги. — Это неправда! Гарри не мог умереть!
Теперь она куда больше напоминала Джинни Уизли, хоть и смотрела в панике и растерянности на Гермиону, не зная, что делать. Сама же Гермиона, всё это время слушавшая холодный надменный голос, прижав ладони к губам, в неверии качала головой.
— Это ложь, Гарри не мог… — эхом вырвалось у неё, и она так же непонимающе уставилась на подругу.
Между тем из Большого зала уже выходили люди — первыми шагали преподаватели. Вид Минервы МакГонагалл, будто бы разом постаревшей, но далеко не сломленной, заставил девушек выйти следом за всеми, чтобы воочию убедиться в том, что Волан-де-Морт затеял какую-то новую игру.
Пришедшие Пожиратели выстраивались в длинную тёмную шеренгу напротив разрушенных дверей школы, пока ученики и преподаватели выходили наружу, не в силах поверить в собственное поражение. МакГонагалл первой увидела тело Гарри на руках у Хагрида, и её крик будто бы разом подкосил всех. Джинни так крепко вцепилась в предплечье Гермионы, что оно онемело, хоть девушка этого и не ощутила. Во все глаза она смотрела на сломленного, рыдающего от горя Хагрида, державшего на руках Гарри Поттера. Неподалёку от Волан-де-Морта, стоявшего чуть впереди в сопровождении сверкающей сферы со змеёй, Беллатриса Лестрейндж торжествующе смеялась, упиваясь всеобщим отчаянием. Но понемногу гневные выкрики перебили её смех, на Пожирателей посыпались проклятия, пресечь которые смогло лишь вмешательство Тёмного лорда.
— Нет, нет, нет, нет, нет! — в неверии шептала Гермиона.
Вид мёртвого друга никак не желал укладываться в голове, она попросту не могла этого принять. Гарри не мог сдаться, не мог умереть, только не сейчас, только не так…
В какой-то момент протиснувшийся в первые ряды Рон с силой сжал руку Гермионы, и когда она к нему повернулась, лишь немо покачал головой.
— Это какая-то уловка, наверняка так и есть, — едва смог выдавить он, во все глаза глядя на Хагрида.
То, что случилось потом, заняло не больше пяти минут, но это были едва ли не самые долгие пять минут в жизни Гермионы. Затаив дыхание, она, как и все, следила за противостоянием Невилла и Волан-де-Морта, за тем, как приятель посмел дать отпор тёмному волшебнику, доказывая верность Хогвартсу, поднимая боевой дух уцелевших, а затем и вовсе, улучив возможность, обезглавил мечом Гриффиндора лишённую защиты змею, тем самым уничтожив последний крестраж. Всё это происходило в один момент с бунтом великанов, кинувшихся на Грохха, с появлением фестралов и Клювокрыла, пришедших на помощь брату Хагрида.
Обезумевшая от страха толпа ринулась в поисках укрытия обратно в замок, и Гермиону просто-напросто смело общей людской волной, в которой исчезли только что стоявшие рядом Рон и Джинни. Под ногами скрывались оглушённые, обездвиженные Пожиратели, а толпа всё неслась по ступеням в вестибюль. Мелькали эльфы-домовики, кентавры, совершенно незнакомые волшебники (то были домовладельцы из Хогсмида и родственники тех, кто защищал замок, тоже подоспевшие на помощь), и в общей толкотне было очень легко стать чьей-то жертвой, в том числе и случайной.
Тесно сжатая со всех сторон, Гермиона едва могла дышать; всё, что ей оставалось — это изо всех сил вцепиться в волшебную палочку и постоянно вертеть головой в ожидании нападения. На мгновение даже показалось, что поблизости мелькнул Фред — рыжий и взволнованный; Гермиона могла поклясться, что перехватила его взгляд, ощутила на себе, как прикосновение, и безотчётно окликнула юношу, но в давке её оттеснило совсем далеко от него, если то и в самом деле был Фред Уизли.
В какой-то миг толпа будто расступилась, и стало ясно, почему: Джинни в одиночку отражала атаку Беллатрисы Лестрейндж, и всё это происходило в непосредственной близости. Едва Гермиона успела наудачу метнуть проклятие — оно прошло совсем рядом с головой Пожирательницы, — как к Джинни на помощь подоспела Полумна, и девушки уже вдвоём пытались сдержать натиск агрессивного нападения. Где-то неподалёку мелькнула вспышка, задевшая ногу Гермионы, но боль уже почти не ощущалась из-за прилива адреналина. Девушка ринулась на помощь подругам, привлекая к себе внимание Беллатрисы. От дрожи сводило пальцы, всё тело словно бы натянулось звонкой струной, а в крови бурлило острое желание поквитаться с обидчицей. Перед глазами у Гермионы мелькали обрывки пыток, которым её подвергла приспешница Волан-де-Морта, и сейчас она была готова в отместку применить любое Непростительное, не задумываясь о последствиях.
— Осквернительницы магии, предатели крови! — то и дело восклицала Беллатриса, сея Убивающие заклятья с поразительной, отточенной годами лёгкостью. — Куда вам со мной тягаться? Вы всё равно скоро все будете уничтожены…
Очередное Убивающее едва не задело голову Джинни, пройдя буквально в нескольких дюймах, в то время как все проклятия, сыпавшиеся в тройном размере, Беллатриса ловко от себя отводила, хохоча. В этот же момент послышался крик Молли Уизли, и она оттолкнула девушек, сама занимая их место в бою. Смех угас после первого же серьёзного выпада с её стороны, и Беллатриса поняла, что имеет дело с на удивление сильным соперником. Их схватка вылилась в настоящее противостояние не на жизнь, а на смерть; обе волшебницы виртуозно владели палочками и применяли заклятья с таким пылом, что пол у них под ногами пошёл трещинами. Беллатриса дразнила Молли, яростно скалясь, и в какой-то момент, ощутив свою победу, залилась громким, торжествующим хохотом — и в тот же миг её настигло очередное заклинание миссис Уизли, ударившее в точности над сердцем.
Всё это время Гермиона будто не видела ничего вокруг, кроме этой схватки, и только сейчас заметила, как Волан-де-Морт отшвырнул своих противников — МакГонагалл, Кингсли и Слизнорта — и направил палочку прямо на Молли, готовясь нанести удар. Сама не понимая, она закричала, и будто в ответ ей весь зал поделился на две части Щитовыми чарами. Чарами, которые применил ни кто иной, как Гарри. Гарри, живой и невредимый, прятавшийся под мантией-невидимкой всё это время.
Дальнейшее напоминало странный, причудливый сон. Все, кто присутствовал в Большом зале, затаили дыхание, неотрывно следя за противостоянием Гарри Поттера и Волан-де-Морта. Эти двое в самом деле будто бы остались совершенно одни, кружа по залу друг напротив друга, ведя бой сначала словами, не на палочках. Гермиона с замиранием сердца слушала правду — ту правду, что резала острее ножа. Правду о том, что Дамблдор спланировал свою смерть с помощью Северуса Снейпа, кто лишь играл роль предателя всё это время и был тайным шпионом Дамблдора, и что настоящим владельцем пресловутой Бузинной палочки всё это время был Драко Малфой, ни о чём даже не подозревавший. Мало кто мог понять истинный смысл всего, о чём они говорили, прежде чем зачарованный потолок Большого зала озарился золотистыми лучами рассвета, и случилось то, чего все так давно ждали — последнее сражение, финальный аккорд долгих лет борьбы со злом в лице Волан-де-Морта. Всего два заклятья, неравные по своей силе — Убивающее и Разоружающее, — столкнулись на середине пути и навсегда поставили точку в этой кровавой битве.
Поначалу Большой зал содрогнулся от ликования, от криков радости, от поздравлений и рукоплесканий, от простого человеческого счастья и облегчения. Это потом пришло понимание того, что не все застали знаменательный момент, что многих уже нет в живых и многие находятся в ужасном состоянии. Рон и Гермиона успели лишь обнять друга, и того уже унесла жадная до героя толпа, а сами они, послушные её потоку, пробились прочь в вестибюль и впервые за эти страшные часы остались почти наедине.
