— Нисколько! — ответила Гермиона, весело тряхнув головой. Она получала неподдельное удовольствие от происходящего и уже не удивлялась собственному поведению: Фред влиял на неё, заставляя забыть обо всём на свете, в том числе и о внутренних ограничениях, определявших её поступки.
— Рон, давай с нами! — позвала Джинни, отбрасывая волосы с лица. От внимания Гермионы не укрылось то, с каким вниманием Гарри следил за каждым действием младшей сестры Рональда. — Или ты бережёшь себя для Лаванды?
— Лаванда — это та юная особа, которой не посчастливилось стать его девушкой? — полюбопытствовал Джордж. — Фред, так это правда! Наш малыш Ронни наконец-то стал настоящим мужчиной. Девушку себе нашёл, в смысле, а не то, о чём ты только что подумал, — прибавил он с поистине дьявольской усмешкой.
После ещё нескольких замечаний подобного характера Рон вскочил на ноги, и Джордж, продолжая дразнить его, умчался наверх, заставив младшего братца последовать за ним. Джинни, приплясывая, увязалась следом за братьями, позвав с собой Гарри и оставив Фреда с Гермионой в одиночестве.
— Сумасшедший дом, — признал Фред.
— А мне нравится, — отозвалась Гермиона, дёрнув за наброшенную ею же на шею Фреда мишуру.
— Неужели? — поддразнил Фред. — Мне казалось, наша староста не одобряет мини-копию Бедлама*.
— Взгляды имеют свойство изменяться со временем.
Откуда-то с верху доносились звуки борьбы и хохот, но оставшиеся внизу не обращали на это внимания. Перекинув мишуру со своей шеи на шею Гермионы, Фред принялся покачиваться из стороны в сторону, имитируя движения медленного танца и притягивая девушку за концы праздничной ленты. Гермиона, улыбаясь, подыгрывала ему, медленно приближаясь и уменьшая расстояние между ними. Когда оно сократилось до нескольких дюймов между их лицами, девушка привстала на цыпочки и осторожно поцеловала Фреда.
Это были лучшие рождественские каникулы в её жизни, и она впервые чувствовала себя настолько счастливой — пожалуй, даже безгранично.
В назначенное время Гермиона вернулась обратно в Хогвартс, и школьные дни потекли по привычному руслу: снова горы домашних заданий, снова посиделки допоздна в библиотеке, снова книги в постели — и снова Лаванда и Рональд, Рональд и Лаванда. С Гермионой приятель, конечно, не обсуждал свои отношения… до определённого момента. За несколько недель до Дня Всех Влюблённых он решился спросить у Гермионы совета, для чего отправился к ней в библиотеку — уж туда-то Лаванда ни за что бы не заглянула, даже с ним.
Взяв несколько книг, Рональд уселся напротив подруги, некоторое время следил за тем, как она переписывает некоторые предложения для очередного сочинения, после чего брякнул:
— Гермиона… — Когда та подняла голову, продолжил: — Ты же девчонка…
— Представь себе, — фыркнула Гермиона, вернувшись к работе. — Что тебе нужно, Рон? Говори прямо.
— Я не знаю, что подарить Лаванде, — простонал тот с обречённым видом, запустив пальцы в и без того взлохмаченные волосы.
— Закажи ей такую же подвеску, что и у тебя, — откликнулась Гермиона, неумело подавив смешок. Подарок Лаванды на Рождество — подвеска с буквами, складывающимися в фразу «Мой Бон-Бон», уже давно стала предметом насмешек узкого круга людей (настолько узкого, что в качестве исключения Фреда и Джорджа в него посвящать не стали во избежание насмешек в адрес Рональда).
— Ты серьёзно? — недоверчиво спросил приятель, и Гермиона, не выдержав, хихикнула.
— Будете отлично смотреться, — кое-как выдавила она, избегая смотреть на смущённое лицо Рона. — Бон-Бон и Лав-Лав, да?
— Перестань, — потребовал Рон и тяжко вздохнул. — Она подумала, что это будет очень милый подарок. Обычно она не называет меня Бон-Бон, к твоему сведению.
— Спасибо за то, что поделился со мной столь важными сведениями, — развеселилась Гермиона.
В итоге толку от работы не было, и девушка была вынуждена покинуть библиотеку. Пока они с Роном гуляли по замку, девушка предложила ему несколько вариантов того, как поздравить Лаванду, и приятель, оставшись вполне довольным этим, умчался писать письмо Фреду и Джорджу, так как без их помощи в этом деле никак нельзя было обойтись.
Сама же мисс Грейнджер отмечать «самый романтичный» праздник никак не собиралась и многого от этого дня не ожидала. Вместо этого она предпочла набрать в библиотеке немного полезной литературы о трансгрессии и почитать перед очередным занятием.
Дело было в том, что в школе на первой же неделе после зимних каникул появился некто по имени Уилки Двукрест — присланный Министерством преподаватель, целью которого было научить юных волшебников навыкам магического перемещения. Все желающие в рамках возрастных ограничений записались на его занятия, проводившиеся в Большом зале, с которого на время точечно сняли антитрансгрессионный барьер. С первого раза, естественно, ни у кого не получилось переместиться, даже у Гермионы, но её это вовсе не расстроило, так как она прекрасно знала, что это сложный и трудоёмкий процесс. Хотя, конечно, кому-то он даётся легко — Фреду и Джорджу, к примеру. Именно поэтому она решила сделать упор на эти занятия — летом предстояло сдавать экзамен.
К тому же сам Гарри попросил её о помощи — Дамблдор после череды занятий в его кабинете дал Гарри задание выманить у Слизнорта какие-то особенно ценные воспоминания, касавшиеся крестражей. Приятель попросил Гермиону поискать что-нибудь об этом, но никакую информацию, к сожалению, обнаружить не удалось.
В марте свалилась новая напасть: Рон по ошибке слопал напичканные Амортенцией «Шоколадные котелки», предназначавшиеся Гарри, вообразил, что влюблён в Ромильду Вэйн, а потом и вовсе угодил в больничное крыло, отравившись медовухой профессора Слизнорта. Ситуация напоминала плохой анекдот, и потому сначала Гермиона подумала, что Гарри её разыгрывает. Тем не менее, девушка поспешно примчалась в лазарет, где застала профессоров МакГонагалл, Слизнорта и Дамблдора. Рон в ужасном состоянии лежал на одной из больничных коек, возле него сидела бледная Джинни. Успокоились все только после того, как мадам Помфри заверила, что жизни мистера Уизли ничто не угрожает, но ему придётся провести некоторое время в постели.
Как раз в тот момент, когда у койки Рона не было никого, кроме Гермионы, в больничное крыло влетела Лаванда Браун. Оценив обстановку — её парень в состоянии смертельной бледности лежит на постели, а рядом с ним сидит его подружка, не так давно устроившая ссору на почве «ревности», и держит его за руку, — мисс Браун воскликнула:
— А ты что тут делаешь?
— Я — его подруга и имею полное право здесь находиться, — сердито ответила Гермиона.
Устраивать новую ссору ей совсем не хотелось, и она прибавила:
— Лаванда, между нами ничего нет, если ты именно это имеешь в виду.
На мгновение та расслабилась и бросила встревоженный взгляд на Рона.
— Что с ним? Я слышала, он отравился медовухой, но где он её нашёл?
— У Слизнорта.
Девушки переглянулись и не сдержали смешок — для постороннего эти слова стали бы полной чушью. Чтобы профессор — и отравил ученика алкогольным напитком? Да быть такого не может! Лаванда наконец оттаяла и присела с другой стороны, взяв свободную руку своего парня в свои ладони. Вид у неё при этом был самый что ни на есть ангельский — ни дать ни взять сестра милосердия. И, похоже, её искренне заботит состояние Рона… Гермиона понимала, что всё это время она была не права, и потому рискнула нарушить воцарившееся было согласное молчание:
— Прости меня за то, что я тебе наговорила тогда.
Лаванда вскинула голову и бросила оценивающий взгляд на соседку.
— Бывает, — наконец, промолвила она, кивнув. — Надеюсь, ты получила хороший урок и не станешь больше лезть в чужие дела, — снисходительно продолжила девушка, улыбнувшись. — Почаще напоминай себе о том, что когда-то пыталась мне внушить: людей, как и книги, по обложке не судят.
— Спасибо за лекцию, — буркнула себе под нос Гермиона (её взбесил покровительственный тон мисс Браун) и уже громче сказала: — Да, конечно, Лаванда. Не буду вам мешать.
