— Невероятно! — позже бушевала девушка по дороге в Общую гостиную после ужина. — Тоже мне «преподаватель». Она ведь запретила нам использовать магию! Это… это абсурдно!
— А кое-кто ещё мне советовал быть осторожнее в высказываниях на её счёт, — устало укорил подругу Гарри.
Гермиона смерила его гневным взглядом и отвернулась, называя пароль портрету Полной Дамы. Прошедший урок оказался крайне отвратительным. Долорес Джейн Амбридж ясно дала понять, что политика Министерства исключает использование магии на таком важном уроке, как Защита от Тёмных искусств. Тезисы, выведенные ею на доске, служили лучшим тому подтверждением.
Сначала Гермиона подумала, что это какая-то шутка. Ну нельзя же всерьёз изучать Защиту исключительно в теории! Нужна практика! Она попросту необходима в эти тёмные времена! А что в итоге? Министерство желает оставить волшебников беззащитными, ибо в его концепцию не вписывается возвращение Того-кого-нельзя-называть. Самодовольные трусливые лжецы, закапывающие головы в песок как страусы, чтобы не видеть того, что уже произошло; чтобы не видеть надвигающейся опасности!
Свой пыл по совету друзей девушка направила на домашнее задание, которое, несмотря на первый день учёбы, поражало своим объёмом. Расписывая эссе для Снейпа, Гермиона пришла к выводу, что всерьёз опасается завалить практическую часть экзамена по Защите от Тёмных искусств.
Закончив с уроками, староста решила отвлечься вязанием, которым занялась совсем недавно. Миссис Уизли ещё во время нахождения в особняке на площади Гриммо несколько раз показала Гермионе, как управляться со спицами, и девушка тут же взялась за дело. У неё появилась неплохая идея по освобождению домовых эльфов. «Если эльфы сами не хотят свободы, заставим их принять её», — не очень-то справедливо, если по сути, рассудила мисс Грейнджер и принялась вязать шапки. То, что они не были похожи на данный аксессуар в виду неопытности Гермионы в вязании, было только на пользу. Сегодня вечером удастся выяснить, клюнут ли школьные домовики на эту хитрую приманку. «Возможно, это немного нечестно, но пока им не показать свободу, они не поймут, что это такое. И потом, я ведь действую из благих побуждений…»
Из благих же побуждений она, уже собираясь уходить спать, отчитала Фреда и Джорджа, затеявших какие-то эксперименты на первокурсниках. Братья явно не восприняли угрозы Гермионы всерьёз, зато ехидно прокомментировали явное нежелание Рона, тоже являвшегося старостой, помогать своей коллеге, в результате чего девушка, рассерженная сверх меры, удалилась, напоследок пригрозив тем, что расскажет о деятельности близнецов миссис Уизли. Их неприятно удивлённые такой реакцией лица были последним, что осталось перед глазами Гермионы, провалившейся в глубокий сон.
Следующие дни были немногим лучше. Лаванда демонстративно сторонилась свою соседку по комнате и даже изменила привычке подолгу болтать с Парвати, которая явно разрывалась между желанием узнать у Гермионы версию Гарри о том, что произошло, и солидарностью с подругой. Симус, на которого явно произвело впечатление «выступление» Гарри, вступившего в спор с Амбридж на первом уроке Защиты от Тёмных искусств, тоже колебался, особенно после заверения Полумны Лавгуд и Эрни Макмиллана о том, что они на стороне Дамблдора — а значит, и Гарри.
Из-за этого выступления, кстати говоря, Гарри наказали, и он был вынужден остаток недели ходить на «отработки» к Долорес Амбридж, заставившей его, как это ни удивительно, просто писать стандартные строчки. Гермиона справедливо ожидала от неё большей пакости. К тому же Рон вечерами где-то пропадал, из-за чего Гермиона коротала время за вязанием. Зато у неё появилась возможность практиковаться, и отныне шапки уже не слишком напоминали «вязаные мочевые пузыри», как нелестно выразился Рон. В Общей гостиной теперь было относительно тихо: близнецы или перестали проводить свои «эксперименты», или делают это тайно — в любом случае больше истекающих кровью или падающих в обморок первокурсников Гермиона не видела, чему была очень рада. Девушка небезосновательно полагала, что причиной этого стала её угроза написать миссис Уизли, ведь мать всегда была некой «Ахиллесовой пятой» Фреда и Джорджа: надавишь на неё — и они как шёлковые.
В пятницу вечером проходили испытания — на место ушедшего из команды Оливера Вуда требовался вратарь. Гермиона буквально накануне узнала от Гарри о том, что Рон будет пробоваться, и решила поддержать приятеля, что пошло бы ему на пользу, если учесть, что самого Гарри не будет из-за наказания у Амбридж. Поэтому девушка, захватив с собой книгу, отправилась на стадион. К её удивлению, рядом с ней через минут пятнадцать уселись Парвати и Лаванда. Их-то что заставило идти сюда? Они обе в квиддиче смыслили не больше Гермионы; их скорее интересовали игроки мужского пола, нежели суть игры. Смерив соседок неприязненным взглядом, Гермиона плотнее закуталась в плащ — вечерний ветер пробирал до костей — и уткнулась в книгу, прислушиваясь к комментариям Ли Джордана, объявлявшего каждого претендента на пост вратаря.
— Я слышала, Рон хочет стать вратарём, — как бы между прочим обмолвилась Лаванда, разглядывая себя в зеркальце. — Это правда, Гермиона?
Удивившись той лёгкости, с которой Лаванда из собственных интересов закрыла глаза на их ссору, Гермиона нехотя к ней повернулась.
— Да, — отозвалась девушка, заметив при этом, что по губам Лаванды скользнула лукавая усмешка. — Тебе-то какое дело?
— Да брось, Гермиона, — Лаванда деланно рассмеялась. — Уж кому как не нам знать, что игрокам в квиддич стоит уделять повышенное внимание, ведь они того стоят. — Она подмигнула, явно намекая на Крама. — Знаешь, если Рона примут, он, возможно, заинтересует меня…
— А если провалится, то ты продолжишь его игнорировать? — ехидно осведомилась Гермиона, чувствуя, как ею овладевает злость. Она терпеть не могла девиц вроде Лаванды, для которых человек представляет интерес или из-за того, что может быть чем-то полезен, или из-за того, что на него обращают внимание.
— Он сам по себе был бы ничего, но участие в команде прибавит ему очков, — небрежно ответила Лаванда. Её внимание привлекли кружившие над стадионом Фред и Джордж, являвшие собой идеальный тандем загонщиков, и она обменялась с Парвати взглядами. — У него такие классные братья, — обронила девушка томно. — Если бы не их отношения с Анджелиной Джонсон… Я слышала, — Лаванда понизила голос, — что у них… Как бы выразиться… «любовь на троих».
Парвати ахнула, стыдливо прижав ладошку к губам и округлив глаза. От столь фальшивой реакции Гермиону едва не стошнило, и она отвернулась, не желая больше быть пассивным участником подобных обсуждений. Соседки по комнате, теснее прижавшись друг к другу, принялись шёпотом обмениваться мыслями по поводу близнецов Уизли и Анджелины Джонсон, и до Гермионы всё равно долетали некоторые их фразочки вроде: «Ну, они семикурсники, им вроде как можно…» или: «Интересно, как долго это продлится?»
Если Фред и Джордж и были в курсе подобных сплетен, то их появление никоим образом не провоцировали, а с Анджелиной общались исключительно на тренировках, как было известно Гермионе. Словом, речи об их «любви на троих» даже не шло. Непонятно, откуда такие мысли могли появиться у Лаванды и Парвати, проявляющих чересчур уж живой интерес к чужой личной жизни.
Но вот Ли Джордан громко объявил выход Рона, и сокурсницы наконец-то замолчали, с интересом уставившись на вышедшего на поле юношу, выглядящего особенно нескладно в форме на несколько размеров больше. Приосанившись, Гермиона выкрикнула:
— Давай, Рон! Ты справишься!
Лаванда и Парвати тут же оглянулись на неё, но девушка внимания не обратила, старательно подбадривая приятеля. Оседлав новую метлу, он взмыл в небо и застыл в воздухе перед тремя вратарскими кольцами. Дальше всё было только за ним, и во время испытания Гермиона взволнованно кусала губы, следя за охотницами в лицах Алисии, Кэти и Анджелины, бомбардировавших Рона квоффлами. Фред и Джордж между тем подлетели к трибунам как раз возле сидевших пятикурсниц, отвлекая тем самым их внимание.
