Они отдали его на карате и плаванье. Карате, конечно, хорошо, но вот бассейн куда полезнее оказался в профессиональном значении. Он выработал у этого здоровяка сильную дыхалку, которая позволяла ему не только научиться петь более интенсивно, громко и продолжительно, чем другие, но и легко освоить духовые инструменты. У него был очень низкий басистый голос, поэтому не удивительно, что в качестве своего раннего кумира он выбрал Луи Амстронга. Поэтому и не удивителен был и музыкальный инструмент, с которого он решил начать - труба. Но к третьему курсу обучения в музыкальном училище, он уже хорошо владел практически всеми духовыми инструментами. А в оркестре Алексея ему было бы отведена особая роль - саксофонист. Так что Миша был тем самым случаем, когда можно смело сказать, что внешность обманчива. Хотя Алексей сразу заметил как далеки между собой эта тучная внешность и тонкий талант музыканта, которым он обладал.

Наконец-то оторвавшись от куска вредной жирной пищи, Алексей набрал номер Михаила, а когда тот ответил, обратился:

- Алло, Миша, привет, это ты?

- Да, ты как раз вовремя позвонил, как раз в пятиминутный перерыв.

- Здорово! - выразив наигранную заинтересованность. - Скажи, у тебя во сколько сегодня заканчиваются пары?

- Да вот минут через сорок, а что?

- Хотел с тобой встретиться, хотел обсудить одну интересную тему, что думаешь?

- Да, конечно! Давай тогда в три у входа в училище. Хорошо?

- Отлично. Тогда встретимся уже там.

По прошествии чуть меньше одного часа давно хорошо друг друга знающие коллеги-музыканты и просто близкие товарищи, безмолвно и взаимно забывшие друг о друге на продолжительный срок, вновь встретились как ни в чём не бывало, словно этих тяжёлых месяцев гробового молчания не было, будто они только вчера разошлись в разные стороны после долгих и задушевных посиделок на кухне за бокалами белого полусладкого вина.

- Привет! - искренне радуясь своему другу, здоровался Миша, делая невольный акцент на втором слоге.

Хотя Лёша и улыбнулся в ответ искренне и широко, но чувствовалась натянутость улыбки, он как бы аккуратно кинул её в ответ из вежливости, либо просто поддался заразительности лучезарной улыбки самого обаятельного в своей милости человека, но радость на лице Алексея всё равно оставалась фальшиво ненастоящей, так скажем, дипломатической.

- Да, привет! - согласился Алексей.

- Ну что, как у тебя дела?

- Вполне, а у тебя?

- Всё просто отлично. Недавно записался на конкурс, городской уровень уже победил, стал лауреатом первой степени.

- А чего не высшей?

- Ну... - несколько отстранился Михаил, видя в этом безэмоциональном лице Алексея воображаемые им нотки разочарования. - Я просто не старался. Так или иначе я теперь вышел на региональный уровень и у меня есть все шансы получить высшую степень.

- Странно, ты не находишь. Городской уровень, можно сказать, что провалил, потому что хочешь победить на более сложном этапе? Вообще, это было бы достаточно интересно, если эти конкурсы вообще были бы интересны. Ну знаешь, вроде каких-нибудь телевизионных форматов.

- Но согласись, конкурсы это неплохой опыт, возможность приобрести новые контакты, посоревноваться.

- Что? Чушь какая. Контакты и так можно завести. А конкурс сам по себе это просто сплав стереотипов и стандартов. Музыкант не должен прогибаться под шаблоны. Не знаю, тот же попсовый плаксивый Дельфин, несмотря на всю свою музыкальную абсурдность с сильным поэтическим потенциалом, отказывался от участия не только в конкурсах, но и даже в фестивалях, которые могут стать для многих музыкантов колоссальной возможностью. Да и то соглашался только при условии предоставления ему отдельной самостоятельной сцены.

- Ну здесь я с тобой согласен. Но это же всё-таки студенческий конкурс. Мне до гигантов сцены ещё далеко. Зачем так высоко поднимать планку?

Алексей промолчал, понимая, что спор здесь в принципе не уместен.

- А так учёбы много. В принципе справляюсь, даже время ещё остаётся. Успел даже записаться на дополнительные факультативы.

- И как?

- Что? Факультативы? Ну как сказать. В принципе во всём можно найти смысл.

- Понятно, - улыбнулся Алексей.

- Что, а ты чем занимаешься сейчас?

- Вот! Я как раз об этом же и хотел с тобой поговорить. Может зайдём куда-нибудь, где посидеть в тишине можно было бы?

- О, кстати, я знаю здесь неподалёку одну просто отличнейшую булочную возле ТЮЗа.

- Да ну, далеко же, мне лень туда тащиться.

- Да нет, всего в паре кварталов от нас. Купим булочек и можем пойти прогуляться где-нибудь по парку.

- Ну как хочешь.

С Мишей было бесполезно спорить. Он навязывал свои предложения беспощадно. Единственный способ был отговорить его от какой-то навязчивой идеи - крикнуть на него. Алексей в прошлом это нередко практиковал, что и вызвало некоторый упадок в их взаимоотношениях. Ох, если бы он также умел отстаивать собственное мнение, цены ему не было бы как человеку. Для музыканта очень важно отстаивать собственные интересы. А для Миши это было и остаётся самой слабой стороной. Но Михаил умел прощать, что было его сильной стороны, потому что вместе с ним мог ожить любой проект. Ведь уже не раз был сказано о тяжёлых нравах музыкального обучения, которые возможно преодолеть даже мягкотелому человеку, если он способен отпускать обиды.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Булочная врезалась в перекрёсток центральных улиц города. И я сначала хотел рассказать историю того перекрёста, но затем задумался, кому вообще интересно слушать историю о каких-то улицах, являющихся в наши дни скорее мрачным визуальным и звуковым фоном, то есть почти что мусором для наших глаз и ушей, в отличии от мощённых дорог, вдоль которых в один ряд шли люди, повозки и экспериментальные первые автомобили, как в былые времена.

Но когда ты только оказываешься на этом перекрёстке, где располагалась булочная, представление об улицах тут же меняется. В тебе просыпается разрывающее тебя изнутри чувство. Ведь ты видишь привычную себе картину смотрящих в телефоны или себе под ноги горожан и стремительно проезжающие мимо тебя автомобили, но ощущаешь нечто иное, нечто большее. И нет в этом городе другого места, в котором ты способен испытать подобные противоречивые эмоции. Это был отрезок города, ничем не отличающийся от других, кроме того, что в нём сходились четыре улицы и четыре административных района. И будь горожане мелочными в своей сентиментальности, то воспринимали бы это место как американцы воспринимают точку, в которой сходятся четыре квадратных штата, чему даже установили памятник. Хотя это не сентиментальность, а глупость. Чего такого в красивого в границах? Чего умного в поклонении им? Тем более границам регионов или даже районов.