Вернувшись домой, Алексей рассказал об этой истории своей младшей сестре, которая ещё обучалась в школе и её требовалось попечение брата.
- И что собираешься делать? - спросила она.
- Что-что? А что тут поделаешь? Работать нужно.
- У тебя хотя бы есть какие-нибудь мысли по этому поводу?
- Несколько. У меня есть пара по-настоящему интересных творческих мыслей. Только мне сейчас нужно не что-то интересное создать, что будет удовлетворять мои амбиции, а что-то исключительно позорное и гнусное, безвкусное и элементарное, чтобы это можно было бы показать более-менее массовому зрителю, потому что мне сейчас скорее нужны деньги, нежели слава. - После непродолжительной паузы Алексей добавил: - Не беспокойся, я придумаю что-нибудь.
Рабочий день Алексея выглядел странным, но изнуряющим. Поднимался он, можно даже сказать, радикально, не позже четырёх часов утра, обычно за 5 - 10 минут. Причём вставал он после бессонных ночей, в лучшем случае успев поспать 5 часов в совокупности, а зачастую едва набирая и 4 часа за ночь. И нет, он страдал не бессонницей. Скорее страдал вдохновением. Ноты сами шли ему в голову, особенно вечером или ночью. Именно в это время его воображение фонтанировало и он едва успевал за ним записывать ноты. А на утро он принимался редактировать свои записи, доводить их до совершенства. Нет, ему не было свойственно чутьё Моцарта, который способен был сразу наносить записи в чистовик. Его работа была слишком нервной и интенсивной, он мог исписать до тридцати листов нотных тетрадей за раз, а на следующее утро кропотливо пытаться из этого сделать хотя бы 5 - 10 листов чистого материала. Редакция шла очень тяжело, практически невыносимо, создавалось по несколько вариантов, из которых затем делались другие варианты, что приводило к сомнительно идеальному варианту. Причём настолько "сомнительно", что идеальных вариантов окажется в конченом счёте не меньше трёх.
Но у него только ранним утром и поздним вечером оставалось время на то, чтобы поработать над творчеством. Потому что есть большая разница между работой и способом заработка. Основным доходом Алексея было репетиторство. Его имя позволило брать по 750 рублей за академический час с каждого ученика, желающего у него обучаться. Настырные капризные дети богатеньких родителей. Музыка требовала дисциплины, настолько жёсткой, что учитель периодически должен бить своих учеников по рукам, доводить их до слёз, выжиматься из них все соки и выматывать все нервы. Алексей не помнил ни одного своего учителя, которому не удавалось его будучи маленьким довести до лихорадочного состояния, несмотря на то, что он был лучшим учеником музыкальной школы. Обучал он обычно по шесть академических часов в день, а именно с девяти утра до часу дня тридцати минут. За это время ему удавалось заработать до четырёх с половиной тысяч. Да, неплохой доход, который обоснован далеко не только лицом и именем молодого учителя, но и трудностями преподавательской деятельности столь сложным детям, к которым требовалось особенное отношение, но при этом ещё требовалась и отчётность перед родителями, ведь те желали видеть результаты, а без жёсткости этого было достичь практически невозможно. То есть высокий заработок обосновывался нервностью работы. А принимал Алексей своих учеников на дому, потому что жил в центре, а в самой квартире всегда были все необходимые инструменты и атрибуты музыкальной деятельности.
Затем он незамедлительно ложился спать, потому что больше не мог выдержать бодрствование после тяжёлого труда и бессонных ночей. Полтора часа сна днём, чтобы компенсировать тот недостаток, который оставался после ночных творческих усилий. Только затем плотный обед, вмещающий в себя и компенсирующий собой завтрак и ужин, от которых приходится отказываться в пользу интенсивной работы. Как правило, ел не дома, а где-нибудь в центре в недорогом ресторане, где можно, потратив не больше тысячи рублей, заказать роскошный по своим объёмам обед. Во всех центральных заведениях, где сотрудники были не безразличны к своим клиентам, куда, собственно, больше всего Алексей и любил ходить, его знали в лицо как заядлого любителя поесть и развлечься на полную катушку. Особенно горько было тем клиентам, которые умудрялись прийти в одно заведение с Алексеем по случайности в середине дня, где стоял, например, рояль. Это, как правило, какой-нибудь элитный ресторан, либо музыкальный.
Вечер всегда занимался оркестром. Это были либо репетиции, либо концерты. Если концерты, то обычно они начинались в шесть или в семь часов вечера и проигрывалась программа не меньше, чем на два часа. Нередко бывали и короткие выездные концертные серии. Полноценные туры не проводили, только концерты в соответствии со спросом. Тем не менее большая часть вечеров тратилась на репетиции, которые даже в период отсутствия концертов проводились не реже шести раз в неделю как минимум. Как максимум по несколько репетиций в день с увеличенным объёмом часов и так все семь дней в неделю. Это часто практикуется во время перестановок в музыкальном составе. Артистам очень важно стать коллективом и нормально сыграться, а уже потом браться за концертную программу. Но так или иначе обычно всё происходило по следующему сценарию. Репетиции каждый день намечались на шесть, но к этому моменту все должны быть готовы, то есть по крайней мере хотя бы инструменты должны быть идеально настроены. Поэтому большинство подходило только к пяти. В том числе и Алексей, который вдобавок завёл традицию чаепития в пять часов, следуя наигранному стереотипу. Полчаса слушают музыку за употреблением чая. А затем оставшееся время тратят на спокойное приготовление к репетиции. Потом проходят непрерывные три часа напряжённой работы. И только наконец, освободившись в девять, быстрым бегом возвращаясь домой, Лёша тратит чуть больше десяти минут на ужин и тут же принимается вновь за творческий процесс, который может затянуться на часы.
Что такое творческие процесс? Это часовые страдания с целью достигнуть хотя бы несколько минут вдохновения для создания хотя бы пары секунд гениальной музыки. Это много, очень много, по-настоящему очень много кофе, лёгкого алкоголя и табака. Это состояние нервного дисбаланса, когда едва можно сдержаться, когда ежесекундно хочет оторваться, пустить всё под откос, сжечь все написанные тобой листы и уничтожить аппаратуру окончательно, чтобы не было возможности вернуться к этому, но в каждый последний миг появляется воля следовать общему потоку, который можно сравнить только с пребыванием в воронке водоворота. Лёша не привык работать в таких условиях. Это не его темп. Но когда он садился за стол, чтобы поработать над сознанием художественных произведений, иначе процесс и представить было невозможно. Он не пил и не курил во время занятий или репетиций. Да и кофе позволял себе только после длительного дремания, чтобы легче было прийти в себя. Но вечера превращались в идущие друг за другом кружки с пивом, бокалы с вином, а порой и рюмки с крепкими напитками, идущие друг за другом две пачки сигарилл, периодически сменяющиеся курительной трубкой, а также не меньше пяти чашек зернового чёрного кофе за один час. В какой-то мере это был намеренный пафос, излишне намеренный, чтобы почувствовать себя немного напыщенным, не для себя, а для ощущения определённого настроя к музыке. Весь этот пафос с дорогим пивом, белым вином, бокалами абсента, дорогим табаком, сигариллами и кофе легко было бы заменить на что-то крайне простое и лёгкое, достаточно недорогое, но иначе весь драматически пафос исчезнет и музыка станет просто набором звуков. Это попытка очень болезненного иррационального приближения к состоянию самой музыки. Стать музыкой, а уже потом диктовать ей свои условия.
