Борис, как ребенок, всхлипнул, обмяк, дал увести себя от ступеней вокзала.
- Обоим нам нелегко, - говорил Григорий. - Ну, подумаем, что можно сделать?
Они заснули, примиренные, прижавшись друг к другу.
Григория разбудил Борис незадолго до рассвета:
- Гриша...
Тот бесшумно поднялся, сел.
- Что-то изменилось, - сказал Борис. - А что, не пойму.
Григорий минуту слушал.
- Перестало звенеть! - сказал он.
- Правда, - согласился Борис. - К чему это?..
Они просидели до рассвета, вслушиваясь в бесконечную тишину.
Рассвет не принес никаких изменений: слонялись двойники по поляне, боролись возле ступеней за нейтронный пульсатор, потом, примирившись, сгорбившись, шли через поле к ним. Борис скрипнул зубами.
Григорий, чтобы отвлечь товарища, начал было читать из русской старинной басни:
- Волк, думая залезть в овчарню, попал...
Но Борис глянул ему в глаза, и Григорий смолк: остроты не получилось. И сам он чувствовал, что фальшивит. Ему ли острить - Борис моложе его, весельчак в компаниях среди космонавтов, на Земле - рубаха-парень. Не его вина, что он попал в такую странную переделку. Здесь нужны психологи, физики, а Борис просто механик. Но если здоровый нормальный человек до такой степени скис, то все это очень плохо - Григорий смотрел на тупое, бессмысленное кружение двойников. Хуже не придумаешь.
Нечего было делать. Абсолютно нечего было делать. Это низводило людей до животного состояния. И это было ужасно. Человек будет человеком до той поры, пока находится в труде, в движении. Отними у него эту необходимость, он превратится в амебу, в скота.
Тяжело Борис поднялся с цветов - просто так, чтобы не глядеть на очередную возню у ступеней вокзала. Григорий поплелся за ним. На пути у Бориса встали морские валуны - никто из друзей не помнил, чьим воображением они здесь поставлены. Борис не стал обходить валуны.
- Сгинь! - пнул ботинком один из них.
Камень исчез. Космонавты остановились. У обоих захватило дыхание: сон или конец кошмару?.. Борис медленно обернулся к Григорию. Тот глядел на место, где лежал первый камень. Там были цветы. Только цветы. Медленно Борис поднял ногу на второй камень:
- Рушь! - Пнул, что было силы, ботинком.
Камень исчез.
- А-га-а!.. - заорал Борис, вкладывая в голос торжество и надежду. Уперся взглядом в ракету, стоявшую возле космовокзала: - Рушь!..
Ракета исчезла.
- Рушь! - обернулся к клумбе цветущих флоксов.
Флоксы испарились, будто их не было. Борис захлебнулся в восторге. Тут же набрал в грудь как можно больше воздуха.
- Рушь! - гаркнул на кособокий театр.
Театр беззвучно рухнул.
- Ру-ушь! - вскинул кулаки Борис на здание космопорта.
Мраморный красавец дворец исчез. В блеске солнца на его месте встала натуральная их родная ракета.
- Бежим! - крикнул Борис Григорию. - Быстрей, тебе говорю! - Сделал к ракете два-три гигантских шага. Тут же остановился: - Рушь!.. - крикнул свирепо многоквартирному дому.
Дом покачнулся, исчез.
- Ух ты! - радостно вскрикнул Борис. И Григорию: - Шире шаг!
Возле ракеты обернулся и уничтожил все корабли, маячившие на горизонте. Оставил только аллею из тополей и бестолково кружившихся по полю двойников.
- Подъем! - схватился за дверь подъемника.
В последний момент Григорий едва успел нагнуться, поднять единственный сорванный ими цветок.
- К чертям! - говорил Борис, запуская моторы. - Ни одной лишней минуты, иначе эти голубчики, - показал в иллюминатор на двойников, - полезут в ракету. Где их тут размещать?.. - В привычной обстановке юмор возвращался к нему. - Старт!
- Но все же - как с ними быть? - спросил Григорий.
- Пусть остаются. На память.
- И тополя?
- И тополя тоже!
Когда через час на прощальном витке космонавты пролетали над этим местом, внизу не было ни аллеи, ни призраков - синий спокойный луг.
- Еще одна загадка планеты, - сказал Григорий.
- Пусть ее разгадывают другие, - буркнул Борис. - Не я...
Однако, отоспавшись, Борис почувствовал, что с вопросами ему одному не справиться. Вахта тянулась медленно, а число вопросов росло. Видя, что Григорий не спит, Борис постучался в его каюту.
Григорий лежал на кровати, и, хотя надо было писать отчет о событиях на Альбароссе, отчета он не писал - думал.
- Гриша, - спросил Борис, поняв, что минута для разговора удачная, сколько мы пробыли на планете?
Григорий пожал плечами, не понимая, зачем это нужно Борису.
- У меня тут расчет, - продолжал Борис. - Очень простой: восемь часов облета и на планете двое суток по шестнадцать часов - тридцать два. Сколько всего?
- Сорок, - ответил Григорий.
- А нам на обследование планеты сколько было дано?
- Сорок часов...
- Прикинь - совпадение это или нет?..
- Что ты хочешь сказать? - спросил Григорий.
- Кто-то знал на планете точно, сколько нам дано времени.
Григорий молчал. Борис присел к нему на кровать:
- Помнишь, мы говорили об экзамене?
- Помню.
- Ты и сейчас так думаешь?
- Может быть...
- Что значит "может быть"? Отвечай прямо.
- Я все время об этом думаю.
- И до чего дошел?
- Стенные вещи приходят в голову.
Борис с интересом ждал.
- Все, что мы... создали там - другого слова не подберу, - космовокзал, театр, - заговорил Григорий, - было создано мыслью. И разрушить его можно было только мыслью...
- Мы до этого не додумались...
- Не додумались, Борис.
- Надо было подфутболить камни сразу же, как они появились.
- Надо было, ты прав.
- А мы с маху ломились в стену...
- Глянуть со стороны - это варварство.
- Такое впечатление после себя и оставили.
- Неважное впечатление.
Борис молчал, ему было стыдно за случай с пульсатором. Чтобы переменить разговор, он спросил о другом:
- Двойники? Кому они понадобились в таком числе?
- Чтобы лучше изучить нас...
Борис не согласился с этим предположением, но своего объяснения у него не было. Он спросил:
- Считаешь, что у нас вышло плохо?
- Нужно еще раз побывать на планете.
"Без меня..." - хотел сказать Борис, но смягчился: подумать об этом стоит...
Григорий, поднявшись с подушки, сказал:
- Погаси свет.
Борис погасил. Когда глаза начали привыкать к темноте, он увидел на столике, где лежал синий цветок, слабо светящееся пятно.
