Солнце неудержимо лезло к зениту. Сутки на планете были меньше земных на одну треть: восемь часов день и восемь часов ночь. Планета вращалась в плоскости экватора. Время было одинаковым на всех параллелях.
- Борис, - спросил вдруг Григорий.
- Что?
- Ты заметил, что двойники не дают тени?
Ни двойники, ни тополя, ни здания космопорта не отбрасывали и признаков тени.
- Чертова планета, - выругался Борис. - Одни загадки!
- А еще, Борис, - продолжал спрашивать Григорий, - ты хочешь есть или пить?
- Не хочу...
- А сколько прошло, как мы сюда прилетели?
- Сутки.
- Что же все это значит?
- Хоть убей... - начал Борис.
- Чужая жизнь, Борис. Разумная жизнь! Вот он каким получился контакт с инопланетной разумной жизнью.
Григорий высказал то, что обоим стало понятно чуть ли не с первого часа высадки на планету. Нелегко было признаться в этом во всеуслышание, признать, что никто из друзей этой жизни не понимает. В чем смысл бесконечного кружения двойников? Темноты и безвременья внутри зданий?.. Что представляют собой цветы?.. За два столетия поисков разума во вселенной у людей выработался некий воображаемый образец, стандарт разумного существа: братья по разуму чем-то должны быть похожи на людей, у них должны быть добрая воля, стремление к взаимному пониманию - сложился гомоцентризм. Правда, кое-кто в середине двадцатого века делал предположения, что носители разума не обязательно будут подобны людям, может быть, разум предстанет нам в виде плесени, пленки... Но такой взгляд не принимался всерьез. Утверждался и окончательно утвердился гомоцентризм. Тем более что за все годы люди так и не встретились с разумом в космосе.
- Тогда будем рассуждать прямо, - сказал Борис, - зачем этой жизни превращать нас в игрушку, в беспомощных слизняков?
- Может быть, она испытывает нас на разум, как мы выпутаемся из этого положения.
- Хочешь сказать - экзамен?..
- Нелегкий экзамен. И нам, чтобы хоть в какой-то мере быть признанными, надо искать достойный выход.
- Какой?..
- Во-первых, не метаться как захлопнутым крысам.
- Гм... - ответил Борис. - Во-вторых?
- Не предпринимать ничего враждебного.
- Гриша, - вздохнул Борис, - будь у меня в руках нейтронный пульсатор...
Не успел Борис произнести эти слова, как в руках у него блеснуло оружие. Это не было призраком: пульсатор оттягивал руки, на нем была личная монограмма Бориса "БР"; спусковой крючок стоял на предохранителе как был поставлен в ракете.
Борис растерянно глядел на оружие.
- Брось... - тихо сказал Григорий.
- Бросить?..
- Брось! - повторил Григорий.
- А что, - сказал Борис, - брошу. Никогда не поздно будет поднять.
- Не думай о нем, - сказал Григорий, уводя товарища в сторону. - Видишь ли...
Сказать в оправдание планеты можно было многое. Она могла уничтожить пришельцев по выходе из ракеты, могла не допустить корабль на поверхность. Могла, ознакомившись с непрошеными гостями, умертвить их, развеять на атомы, задавить тьмой. Все-таки она ничего такого с ними не сделала. Моделировала их до бесконечности, воплощала их мысли в зримые образы. В то же время планета не дала им погибнуть от жажды и голода. Почему они сыты, непонятно обоим. Все непонятно в этом удивительном мире. Почему над планетой нет облаков, а воздух не высушен, в нем нормальная влажность? Может быть, это сфера, футляр - жизнь спрятана в оболочку, как в скорлупу?.. Цветы - что они? Элементы энергосистемы, клетки гигантского мозга?..
- Как долго мы будем в этом плену? - спросил раздраженно Борис.
- Не знаю, - сказал Григорий.
- Что же нам делать?
- Ждать. И думать, как выйти из положения. Не теряя лица...
Борис засмеялся.
- Ждать у моря погоды...
- Возьми себя в руки! - сказал Григорий.
В эту ночь им не спалось.
- Когда за нами могут прилететь, Гриша? - спросил Борис.
Он лежал ничком на цветах. Было невыносимо видеть звезды, чувствовать себя пленником.
- Не раньше, чем через месяц, - ответил Григорий. Бориса он понял: в экспедиции поймут, что с ними что-то стряслось, прилетят на выручку. Времени уйдет не меньше месяца.
- Не выдержу... - угрюмо сказал Борис.
Григорий ничего не ответил.
- Не выбраться нам отсюда! - заговорил Борис, приблизив белеющее в темноте лицо к Григорию. - Чувствую, как за мной наблюдает что-то огромное, миллионоглазое, изучает, щупает, читает мысли. Может убить, может помиловать, оставить вот так, в плену, забыть обо мне. Лучше тысячу раз погибнуть в космосе, врезаться в астероид - там все понятно. Но быть беспомощным кроликом... не выдержу, Гриша.
- Спи! - коротко ответил Григорий.
Борис уткнулся в руки лицом. Слышно было его тяжелое дыхание. Григорий не мог утешить товарища. Он видел безвыходность положения, жуть, окружавшую их со всех сторон. В темноте все так же кружили призраки, подходили к ним, ложились бесшумно рядом - каждые двенадцать минут. Григорий пытался не глядеть по сторонам, но у него уже сложился этот двенадцатиминутный ритм. Григорий открывал глаза и вздрагивал всякий раз, когда очередной двойник склонялся над ним. Действительно, можно рехнуться. Собрав волю, Григорий приказал себе: спи!
Кажется, ему удалось вздремнуть. Но тут же едва слышный шорох разбудил его. Открыв глаза, Григорий увидел, как поднялся Борис, постоял, а потом пошел в темноту.
- Боря! - окликнул его Григорий.
Не отвечая, Борис ускорил шаги. Григорий вскочил и кинулся вслед за ним. Оба они запомнили, где лежит нейтронный пульсатор - у крайнего угла мраморной лестницы, - и теперь бежали туда, один в десяти шагах от другого. Григорий догнал Бориса, когда тот, опустившись на корточки, шарил в цветах. Оружие они схватили одновременно.
- Не смей!.. - прошипел Григорий.
- Уйди! - угрожающе ответил Борис.
- Боря!.. - пытался успокоить друга Григорий.
Борис крутил ему руку, стараясь вырвать пульсатор.
- Размозжу... это гнилое яйцо... - бормотал он. - Пусти!
- Рожков! - крикнул Григорий, толкнул товарища в грудь.
Борис покачнулся, ослабил руку. Григорий вырвал пульсатор и, размахнувшись, швырнул его в податливую темноту космовокзала.
- Назад! - сказал он Борису, ринувшемуся было в здание. - Приди в себя!
