— Ты имеешь в виду со мной? — спросила она недоверчиво.

Он кивнул.

— Я знал, что это прелюбодеяние, но не смог устоять перед искушением.

Бет чуть не рассмеялась, потому что вся эта библейская чушь походила на шутку; Джон никогда не говорил ей о том, что является глубоко религиозным человеком. Но она вовремя сдержалась, вспомнив, что, когда мужчины пытались разжечь костры на реке, чтобы растопить лед, Джон начал громко молиться вслух. Тогда это показалось ей странным, но впоследствии почти все, с кем она говорила, признавались, что истово молили Господа, да и она сама тоже молилась про себя.

— Этот город как Содом и Гоморра, — продолжил он невыразительным голосом. — Теперь Господь уничтожил его, чтобы показать нам, какое зло здесь процветало.

С Бет было достаточно. Она всегда считала Джона слишком напыщенным, он не умел рассмешить женщину, да и вообще был не слишком интересным собеседником. Ей нравилось заниматься с ним любовью, она ценила его хорошие манеры, но сейчас их отношения явно себя исчерпали. К тому же ее сравнили со змием из райского сада, так что их совместная жизнь явно подошла к концу.

— Итак, подобно Лоту, ты собираешься бежать, — сказала она насмешливо. — Смотри, не оглядывайся назад, а то превратишься в соляной столп.

— Тебе тоже стоило бы покаяться в своих грехах, — сказал Джон с упреком. — Ты соблазняешь мужчин своей дьявольской музыкой.

И тут Бет рассмеялась. В Англии ее подобное заявление нисколько не удивило бы, но нелепо было слышать его здесь, на фронтире, от человека, который всего лишь неделю назад никак не мог ею насытиться.

— Так зачем же ты приехал сюда и купил салун, если ты такой богобоязненный?

— Думаю, дьявол соблазнил меня, чтобы я сошел с пути Господнего.

— Тогда тебе лучше как можно скорее вернуть себе доброе имя, продав это заведение и отдав деньги беднякам, которые В них нуждаются, или Церкви, — отрезала Бет. — Но прости, если я не поступлю так же. Твой драгоценный Господь забрал моих родителей, моего брата и мою маленькую сестренку Я научилась верить только в себя.

Эту ночь Бет просидела в своей комнате. Внизу в салуне было полно людей, потому что в городе осталось не много мест, где можно было выпить, и она слышала голоса и смех. Джон сказал, что не хочет, чтобы она играла в эту ночь. И по его тону Бет поняла, что он также не хочет, чтобы она здесь оставалась.

Она видела, как все это смешно, ибо ни одна из танцовщиц в его театре не отличалась благочестивостью. Азартные игры, пьянство — все это было нечестиво, так почему же он посчитал ее главным и единственным источником зла? Жаль, что рядом не было Джека, уж он-то всегда ценил хорошую шутку.

Конечно, Бет могла пойти в любой из оставшихся салунов Доусона и ее приняли бы там с распростертыми объятиями. Но после пожара и последнего разговора с Джоном этот город ей разонравился.

Но до ледохода, а следовательно, и до того момента, когда можно будет сесть на пароход, оставался еще месяц.

Бет достала свой саквояж из-под кровати и открыла его, чтобы пересчитать свои сбережения. На самом верху лежала фотография, которую они сделали в Скагуэе вскоре после приезда. Прошло меньше двух лет, но казалось, что снимок был сделан давным-давно. Все они были такими молодыми и свежими. Ребята одолжили ружья и положили их на плечи — Сэм с Джеком тогда впервые взяли в руки оружие. На Бет была соломенная шляпка и голубое платье с высоким воротничком и небольшим турнюром. В то время она была настолько глупа, что думала, будто этого наряда и пальто ей будет достаточно для перехода через перевал.

Она улыбнулась и провела пальцем по серьезному неулыбчивому лицу Сэма. Вскоре после этого он отрастил бороду, чтобы казаться суровее, но это не помогло — ее брат по-прежнему выглядел молодо, а его глаза все так же блестели. Тео в вышитом жилете и подогнанной по фигуре куртке выглядел именно тем, кем он был на самом деле: молодым аристократом, играющим в азартные игры.

На этой фотографии улыбался только Джек, будто знал, что их ожидает в горах. Он научился хорошо стрелять, так же легко, как ему давалось все остальное: переход через горы, постройка хижины и плота. Странно, что Джек никогда не был одержим жаждой золота, и все же до золотых приисков добрался только он.

Один взгляд на фотографию пробудил в Бет тысячу воспоминаний. Ужасная ночь, проведенная в переполненном отеле в Овечьем лагере, и ночи, когда они чуть не замерзли насмерть на вершине Чилкутского перевала… Многим жителям Доусона пришлось пройти через это испытание, и они все этим гордились. Бет больше нравились хорошие воспоминания: езда на санях вниз по холму в Счастливый лагерь, чудесные вечера, которые они провели на озере Линдеман и озере Беннет. Сэм был мертв, а Тео ушел. Остались только они с Джеком.

Она подумала о втором дне на корабле, перевозившем иммигрантов в Нью-Йорк, и улыбнулась, вспомнив их первый разговор. Кто бы мог подумать, что этот худощавый уличный оборванец станет ее лучшим другом?

И тут же Бет поняла, что сделает. Завтра она попросит кого-нибудь отвезти ее на ручей Бонанза на золотые прииски к Джеку.

Глава 34

Пять собак в упряжке готовы были рвануться вперед. Они лаяли и нетерпеливо скребли лапами снег, лежащий на замершей реке.

— Удобно устроились? — спросил Бет Кэл Бёрджесс, тщательно укутывая ее в медвежью шкуру.

Бет кивнула. В капоре из волчьего меха и в шубе из енота она чувствовала себя очень уютно.

По сигналу Кэла собаки рванули вперед, и голова Бет начала опасно раскачиваться вперед и назад. Но по мере того как животные вошли в ритм, движение стало мягче, снежная пыль, поднимаемая собаками, присыпала ей лицо, словно сахарная пудра.

Прошлой ночью Бет упаковала свои вещи. Платья, которые надевала в салуне, а также другую нарядную одежду, туфли и ботинки она сложила в коробку и сегодня утром оставила на хранение у знакомых, которые владели рестораном. В саквояже лежало все остальное, а перед самым отъездом Бет купила кое-какие деликатесы для Джека: фруктовый пирог, варенье, шоколад, немного баранины, свинины и сыра, а также несколько бутылок виски. Ее скрипка лежала на сиденье рядом с ней. И если бы не сегодняшняя ссора с Джоном, Бет была бы вне себя от волнения.

Около семи утра она готовила себе кофе. И тут в кухню вошел Джон. Бет почувствовала, что от него пахнет виски, а судя по мешкам под глазами и мятой грязной рубашке, он напился до бесчувствия и уснул прямо в одежде.

Она предложила ему кофе, но единственным ответом ей стал его угрюмый взгляд, предполагающий, что ее вообще не должно быть в этой кухне.

— Не нужно вести себя так враждебно, — сказала Бет мягко. — Скоро я уеду навсегда.

— Куда? — спросил он.

Она поняла, что его вопрос не имел ничего общего с заботой, просто Джон боялся, что она перейдет в другой салун и расскажет обо всем людям.

— Я не думаю, что у тебя есть право задавать мне вопросы после того, как ты вел себя со мной, — ответила она беззаботно.

Он снова угрюмо взглянул на нее.

— Таких шлюх, как ты, следует гнать из города, — сказал Джон.

До этого самого момента Бет намеревалась уехать тихо, без взаимных обвинений, но то, что он назвал ее шлюхой, все изменило.

— Слушай, ты, лицемерный болван! — воскликнула она. — Ты хотел меня с самого первого дня, как я сюда приехала. Я держала тебя на расстоянии три месяца, а когда все же сдалась, ты оторваться от меня не мог.

— Ты совратила меня, — пробубнил Джон. — Ты Иезавель, алчущая мужских слабостей.

Бет вызывающе уперла руки в бока.

— Ты, жалкий червяк! — прошипела она. — Как ты смеешь пытаться облегчить свою совесть, сваливая все на меня? Это твоя вина, потому что это у тебя есть жена и дети. Думаю, твоя бедная жена поняла бы, что это ты воспользовался мной!

— Моя жена — достойная женщина, — парировал он. — Она бы поняла, что такая шлюха, как ты, мне не ровня.