- Пойдем со мной, - взял он за руку Джо, привеля ее с поста в процедурный кабинет. – Ты это видишь? – произнес он, тыкая в плетеную кадку. – Оно здесь есть?

- Да, - сдерживая смех, ответила Джо. – Скажи спасибо, что не конфеты, котенок или розы. Тогда было бы не отвертеться, потому что я ни разу не умею держать такие секреты. А это даже мило. Ты любишь цветы в горшках? Это твоя нежная женская сторона? Я читала, что у геев обязательно есть какая-нибудь женская…

- Я ведь и уколоть могу, - несколько обиженно пробормотал Габриэль, беря подарок в руки. Он был, конечно, без подписи, так что нельзя было подумать на Винчестера (а если бы и подумал, то тут же поколотил себя мысленно за то, что хочет этого, раз думает). – Я ведь даже не знаю, чьих это рук дело, а на отделении сейчас никто ж не ходит. Как знал, гад.

- Да ладно тебе, это дорогущий цветок, между прочим. Я такой видела недавно – сотню стоит, не меньше, хотя убей меня, не понимаю, зачем люди на них деньги тратят, - с этим Джо ушла обратно на пост. Габриэль смотрел на зеленые листья. Он знал, что теоретически административный этаж закрыт, но ему нужно было срочно узнать, что это не Винчестер, только не два года спустя, когда он снова начал думать, что было бы неплохо сойтись с кем-то вроде него. И тут вот он, собственной персоной, со своей старой обезоруживающей улыбкой и забавными очками на носу, все такой же счастливый щеночек по восприятию, как и прежде.

- Сэм? – сказал он хриплым голосом в трубку, удерживая ее плечом и набирая стандартную капельницу для улучшения мозгового кровообращения. – Я ведь даже не поздравил тебя с тем, что ты теперь юрист…

- Извините, но никакого Сэма здесь нет, - печальным голосом сообщил ему девичий голос и вежливо положил рубку. Габриэль задумчиво посмотрел на экран телефона, понятия не имея, почему Сэм Винчестер вдруг сменил номер. Однако за вечерними обязанностями он совсем забыл и о Винчестере, и об уходе Кроули, и обо всем сразу, потому что именно этим вечером двое дедушек на соседних кроватях решили сходить на свидание со смертью.

***

Облегченно привалившись к прохладной стене, Габриэль ждал лифта. Он бы точно не смог подняться по ступеням на свой этаж, тем более это была высотка, так что просто стоял и ни о чем не думал. Освободись он позже, попал бы в пробки под самый зной, а так еще ничего, успеет заснуть в прохладе. По утрам дома никого не было, об этом он прекрасно знал, так что просто предчувствовал момент отдыха.

Наконец лифт поднял его на нужный этаж. Миновав несколько квартир, Габриэль, борясь с зевотой, пытался открыть дверь. Глаза закрывались от критической степени усталости, так что он попал ключом только на третий раз. Ввалившись в коридор, он бросил сумку, стащил кеды и босиком прошел на кухню, надеясь, что кто-нибудь утром до него заварил кофе. От радости за оставшийся кофе он чуть не обнял несчастную машину, и только после первого глотка ощутил, что еще может дойти до кровати. Вернулся в коридор, пнул кеды в угол, а сумку, так и быть, повесил на крючок – жизнь с Кроули накладывает свой отпечаток. Он прошел в гостиную, но никакой записки – а иногда бывали- от брата не обнаружил. Вспомнил, что забыл мобильник в сумке и снова вернулся в коридор.

Тогда он понял, что чего-то в окружающей его обстановке раньше не было. Он снова шагнул назад, в гостиную, потом вперед, когда понял, что не было, например, внимательного взгляда. Габриэль, мгновенно похолодев и представив все, от маньяков до насильников, повернул голову вбок. На него уставились два больших желтых глаза. Габриэль моргнул. Глаза смотрели. Он моргнул еще раз. Маленький розовый язычок показался позади острых зубов, но ни единого звука не было произнесено этим странным животным, которого оставили в миниатюрной переноске прямо на комоде.

- Охренеть надо, - Габриэль открыл переноску и вытащил несуразного полосатого котенка на свет божий. На нем не было идиотских розовых бантиков, ничего такого, так что Габриэль уже вознамерился поколотить Винчестера, когда обнаружил, что уже это точно подарок не от него.

«Привет, братишка.

Так случилось, что мне пришлось снова уехать. Мне предложили работу в нашем старом и родном городе. Я долгое время врал, что я работаю там, где мне нравится, но на деле официантом в Сан-Франциско еще хуже, чем дизайнером в каком-нибудь Денвере. Я не из тех, кто долго мирится с тем, что ему не нравится. И в то же время я терпел ровно до того момента, чтобы уговорить Кроули уехать со мной. Правда в том, что если он не отдохнет, то окажется в своем же собственном отделении, я постучу по своей деревянной голове, не переживай. Я знаю, что ты обязательно выскажешь мне все при встрече, я всегда куда-нибудь… уезжаю, но мне слишком много лет, чтобы я менял свои привычки.

Постарайся проследить за тем, чтобы четырнадцатого июня это светило медицины все же село в самолет, черт побери ваши законы о предупреждении за две недели. В качестве извинения оставляю тебе своего приеемника, раз уж я не могу притащить тебе персонального Винчестера. Одному жить плохо, так что постарайся это исправить.

P.S. Поздно-поздно, котенка уже зовут моим именем».

Котенок, несмотря на свое имя, не возражал против того, что его которую минуту держали на руках. Он снова широко зевнул и потоптался когтистыми лапами по ладони Габриэля. Несколько ошарашенно он смотрел на кота, которого ему оставили вместо привычной компании в квартире. Он, конечно, хотел перемен, но таких, чтобы его жизнь оказалась обновленной, а не чужая. Вот вроде бы время идет, чьи-то жизни куда-то уводят людей, как вот Люцифера, и даже Кроули, кажется, собрался с духом и действительно поедет за старшим братом Габриэля, а сам он так и останется здесь пропадать.

Разве это не одна из самых тяжелых деталей работы врачом? Люди приходят и уходят, живут, радуются, болеют, путешествуют, а врачи так и остаются на одном и том же месте, снова и снов возвращая их к жизни по мере возможностей и из-за этого не видят ничего нового в своей. Только стабильность.

Если бы Габриэлю хотелось в двадцать лет такой стабильности, он бы сам себя сдал психиатру. Габриэль поднял запищавшего котенка к носу. Котенок пах.. теплым и пушистым существом. Он, конечно, не будет рассуждать о достижениях в области онкологии и читать вслух свои медицинские журналы, не будет подкалывать и рисовать на всех поверхностях, но он, по крайней мере, тоже живой и, кажется, с характером.

- Ну что, Люся, давай дружить. Только, чур, бз телячьих нежностей, - предупредил, помахав пальцем перед носом котенка, Габриэль, решив, что пока тот обойдется пластмассовой коробочкой из-под сыра как миской, после чего с чистой душой отправился спать, еще не успев осознать свое новое положение.

Люцифер, конечно, спал на его голове, наплевав на все предупреждения своего нового хозяина.

***

Вскоре уехал и Кроули. Он ворчал все больше и больше по мере того, как приближалась дата его отъезда, но на деле он был просто испуган не меньше самого Габриэля – они оба не очень любили такие кардинальные изменения в жизни. Нет, они, конечно, уставали от однообразия, но если однообразие требовало от них каких-то поступков, они тут же впадали в панику. Поэтому Габриэль позволил себе даже сказать ему кое-что о Люцифере. Его старший брат был собственником, каких мало. Он сидел однажды дома, занимаясь, когда ему пришла в голову мысль о том, что его брат из тех, кто скорее всего пойдет против общественного мнения на максимальном уровне, тем более, что в их родном штате были разешены браки между представителями одного пола. Однако о своих предчувствиях Габриэль не стал рассказывать Кроули, иначе тот бы немедленно заявил, что никуда не уезжает и вернулся в больницу, посвящать себя чужим жизням, потому что не знал, что ему делать со своей. В последний вечер Габриэль сидел с ним на кухне и пил чай, ожидая прибытия такси.

- Вряд ли Сингер тебя отпустит, даже после окончания университета, - сказал ему Кроули, кутаясь в свою темную кофту, несмотря на летний вечер за окном. – Я пришел на это отделение так же, как и ты, проходить практику. Но сперва я добивался того, чтобы работать там, а не Сингер, это уже потом, когда я научился там всему, он приказал мне работать дальше. Он где-то суровый старик, но лучшего ведущего врача отделения трудно себе представить. Когда-нибудь он и тебя воспитает.