— Ладно, я подумаю, — отмахнулся Гарри. — Я к тебе по другому поводу. Ты подумала про моего отца?

— Гарри, я не могу, он ведь откажет мне, — повторила в сотый раз Флер. В прошлый раз мальчик ушел от нее в гневе, но ей так не хотелось начинать этот разговор. За эти дни в Больничном крыле она каждые пять минут то приобретала уверенность, то ее теряла. Казалось, она никогда не определиться.

— А если я проведу подпольную работу, как ты со мной и Гермионой? — Гарри сел на кровать рядом с ней.

— Ах ты маленький манипулятор, — Флер взъерошила ему волосы. — То есть ты надо мной смеешься?

— Да нет, я только сейчас понял, что вы дружите, а ваша эта женская солидарность, — Флер рассмеялась. — Но твои доводы вообще-то вполне логичны. Так вернемся к подполью, если мы с Тонкс на папу надавим, ты попробуешь?

— То есть вариант с его инициативой невозможен? — уточнила Флер.

— Это же папа, у него тысяча отговорок, — возвел глаза к потолку Гарри. — Ладно, я пойду, а ты готовься, я папу уговорю.

Флер вздохнула. Она попрощалась с Гарри, понимая, что безумно привязалась к мальчику. Она чувствовала в нем что-то родное, и летом, когда ей придется уехать, она будет страшно скучать по его неординарной манере мышления.

— Флер, — девушка вскочила с кровати. К ней сразу же за Гарри пришла та, кого она так хотела видеть. Фрэнсис с их последней встречи казалась измотанной, но выглядела все равно лучше, чем Флер. Девушка стояла на границе ее палаты, не решаясь зайти. — Прости, что я не приходила, — проговорила она. — Просто мне… нельзя.

— Что ты говоришь такое, — Флер бросилась обнимать подругу. Фрэнсис устало вздохнула.

— Тебе не понравится мой ответ. Просто поверь, что нельзя, — она не зашла дальше порога, хотя Флер приглашала ее.

— Господи, ты что, не понимаешь, что это ненормально? — Флер схватила Фрэнсис за руки, однако синяков не обнаружила.

— Он извинился. Тогда, — кратко ответила Фрэнсис. -Но его бесит… Ты бесишь. То, что ты нравишься Блэку. И он хочет… отомстить. За Гарри.

— Господи, да что он может сделать? — улыбнулась Флер. — Фрэнсис, ну зачем тебе все это?

— Он уже сделал, Флер. Он рассказал ему про спор. Я не знаю, что и как, но он был невероятно доволен. Ему просто нравится, что я у него есть, а у Блэка… никого не будет, — Флер застыла. Она смотрела на Фрэнсис и не хотела верить. Ведь со стороны спор казался циничным. Особенно для человека, который слишком долго был один. Если ему не было все равно, то теперь точно будет. Еще как. — Мне пора, я не должна была вообще сюда приходить, — призналась она.

— Фрэнсис, но он же чудовище, — Флер была готова заплакать.

— Нет, он просто… Никогда не видел хорошего к себе отношения, и Блэк сыграл в этом просто огромную роль. Он подверг его смертельной опасности просто для того, чтобы поржать. Стоит подумать, кто из них большее чудовище, — и она вышла, не дав Флер возможности ответить.

Следующие несколько часов Флер провела в какой-то неведомой прострации. Чувство ужасной несправедливости боролось с осознанием, что факт спора действительно оскорбителен. Ей так хотелось найти Сириуса и сказать… Сказать, что она поспорила только для того, чтобы больше никто не посмел на него смотреть? Чтобы дать уверенности себе? Что он нравится ей до умопомрачения, до какого-то сумасшествия, до той же степени, по которой Тонкс игнорирует проклятье Люпина, и Фрэнсис продолжает видеть за гадкими поступками очень обиженного жизнью человека? Ей хотелось плакать, и она держалась до тех пор, пока профессор Люпин действительно не зашел к ней.

— Флер, почему ты ничего не ела? Так тебя отсюда точно не выпустят, — в его голосе было столько заботы и участия, что Флер наконец дала волю слезам. Она не собиралась громко рыдать, истерить, но накопившееся за много месяцев напряжение наконец вырвалось. Она поспешно вытирала их, но слезы текли слишком быстро. Сколько Флер не плакала, год, два? Ей казалось, что слезы — это только трата энергии. Но сейчас эта энергия требовала выхода.

— Я надеюсь, это не мой приход так тебя огорчил, — Люпин присел на край кровати рядом с ней. Флер улыбнулась, но слезы было просто не остановить. — Расскажешь? — она глубоко вздохнула. Как объяснить? Сказать правду? Попытаться придумать другое объяснение? — Можешь не рассказывать, только не ври, я этого терпеть не могу, — спокойно сказал Ремус. Он протянул руку, чтобы оказать жест поддержки, но Флер не очень владела собой. После слов Фрэнсис все окружающее, казалось, было настроено против нее, и только профессор хотеть ей помочь. Она чувствовала себя обиженным, но по заслугам наказанным ребенком, но ей невероятно хотелось, чтобы кто-нибудь ее пожалел. Она без слов склонилась к профессору и обняла его, не понимая, откуда в нем столько внутреннего спокойствия и тепла, если он был оборотнем.

— Я вообще-то не мастер на советы, но послушать могу, — сказал он тихо. Он не возражал против того, что Флер поливает слезами воротник его пиджака, и от этого Флер стало еще и стыдно.

Она вздохнула. Дальше хуже уже не будет. Она рассказала Люпину, а точнее, его воротнику, все, что случилось с ней с первого же момента выхода из кареты. Ей казалось, что признаться будет трудно, но слова вырывались так же, как и слезы — безо всякого контроля. Люпин не прервал ее ни разу. Когда она дошла до того, что сказала ей Фрэнсис, то заревела второй раз, на этот раз — от бессильного гнева. Ей было так плохо, так одиноко все это время, так что даже Тонкс она никогда не рассказывала ничего до конца. До всего, что ее пугало в Блэке. Но Люпин казался ей врачом, у которого не было пола, и которому можно было рассказать все, даже то, что ее останавливает от попыток завладеть вниманием Сириуса, теперь абсолютно бесплодных. Наконец она остановилась, не представляя, сколько времени сидит так, уткнувшись лицом в пиджак Люпина. Когда она закончила изливать ему душу, она поняла, что Люпин глубоко задумался. В задумчивости он гладил Флер успокаивающе по волосам, и от этого ей хотелось зареветь в третий раз.

— Если бы Тонкс увидела, она бы меня убила безо всяких вопросов, — вдруг усмехнулась Флер. Люпин ее, казалось, вообще не услышал. Флер отстранилась, чувствуя себя ужасно неловко.

— Я думаю только одно: если Снейп мог тебе помочь, то он сделал все, чтобы сделать это по максимуму, — Люпин наконец словно очнулся. — Но тебе нужно самой сказать Сириусу правду. И лучше было бы, если бы ты так ревела не мне, — он улыбнулся. — Вот сохранила бы все это до его прихода, было бы в три раза больше эффекта.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — призналась Флер. Она смущенно вытирала лицо полотенцем,, не зная, как посмотреть в лицо Люпину.

— Если Сириус и делал что-то здесь, в Хогвартсе, то только на спор. Используй это, слова Фрэнсис и его желание утереть нос Снейпу, и у тебя все получится, — уверенно произнес Люпин. — Но говорить правду до конца или нет, это только твое решение. Тут я тебе помочь не могу.

— А если бы могли сказать, как он.. воспримет? Вы ведь так давно его знаете, — наконец Флер смогла взглянуть на профессора после своей истерики. Ей стало еще более неловко от того, что профессор, похоже, снова неважно себя чувствует.

— Я понятия не имею, что творится в голове Сириуса Блэка, — признался Ремус. Однако Флер казалось, что он не до конца честен с ней. — Но вряд ли ваш разговор отложиться до завтра.

— О боже, — Флер закрыла руками лицо. Она совершенно не была готова к тому, чтобы разговаривать с Сириусом сегодня. Да и вообще в ближайшее время. — Спасибо вам, профессор, — выговорила Флер, не зная, как выразить всю свою благодарность к Люпину, фактически выслушавшему все, что так долго копилось в ней. Он не был обязан это делать, но все же остался.

— Мне пора, Флер, но я постараюсь сделать все, чтобы не случилось ничего непоправимого, — Люпин встал и попрощался с ней, после чего вышел из палаты.

Флер натянула на голову одеяло, впадая в настоящую панику. Искать Сириуса уже не хотелось, она знала, что он придет сам. И хотя Люпин не сказал ей об этом прямо, ощущение предстоящего разговора витало в воздухе. Оставалось только ждать.