Звук напоминал ему рокот растревоженного улья, полного недовольных пчёл, или, возможно, шум стремительно надвигающихся друг на друга разъяренных людей, готовых уничтожать своих противников голыми руками.
Воображение живо нарисовало в сознании Георгия картинку, на которой толпы голых варваров из двух смертельно враждующих племён, вооруженных лишь тем, что было дано им природой — зубами и длинными грязными ногтями. На огромной скорости они сталкиваются друг с другом, вопя и брызжа слюной, сбивая с ног, яростно наносят друг другу жестокие удары куда придётся, вырывая противнику длинные свалявшиеся патлы, выцарапывая глаза, впиваясь гнилыми редкими зубами в покрытые толстой коркой грязи тела.
Георгий, усилием воли развеял жуткую картину побоища, засевшую в его голове, и вновь покатил по обезлюдившей улице.
Выезжая по улице Достоевского к пересечению с улицей Московской, Георгий не мог не обратить внимание на то, что вокруг было полно машин, брошенных прямо посреди проезжей части. Казалось, что водители в спешке оставили свои автомобили, многие из которых остались не запертыми, а затем в немыслимой панике скрылись неизвестном направлении. И чем ближе он подъезжал к перекрёстку, тем явственнее становилось это ощущение.
Настоящим же шоком был для него тот момент, когда Георгий, выехав на просторную прямую дорогу Московской улицы, уходящей вправо и влево на многие сотни метров, и пересекавшей практически весь город, увидел картину происходящего целиком.
Грандиозная панорама, открывшаяся его взору, говорила о том, что в городе случилось нечто совершенно ужасное и небывалое по своим масштабам. Здесь брошенных и столкнувшихся машин было несоизмеримо больше, а открытое пространство позволяло разглядеть небо, в которое, по крайней мере, из трёх мест, тянулись столбы густого дыма, говорившие о том, что где-то полыхали сильнейшие пожары.
Глубоко потрясённый увиденным, Георгий не сразу осознал, что звук, который он так и не смог пока идентифицировать, заметно усилился.
Теперь, когда тот стал намного мощнее, он представлялся Георгию многоголосым непрерывным воем.
А уже буквально через мгновение он увидел ИХ.
* * *
С того момента как началось всё это безумие не прошло и минуты, а на перроне лежало четыре труппа, и для того, чтобы собрать по частям одного из них, пришлось бы подбирать мельчайшие кусочки на площади боле ста квадратных метров. Еще одно тело выбросило с насыпи, но вряд ли кто-нибудь из присутствующих надеялся на то, что если этот человек и выжил, то едва ли доживёт до появления машины скорой помощи. Тем большим удивлением было для них было то, как спустя всего лишь несколько секунд голова незнакомца показалась над краем насыпи.
По мере того, как он поднимался, становилось видно, что теперь его одежда представляла из себя жалкие лохмотья, едва прикрывающие тело, а на коже не было ни единого места свободного от ссадин или глубоких парезов, и, тем не менее, двигался он довольно энергично, даже не смотря на то, что заметно прихрамывал на правую ногу. Скорее всего, человек, испытавший невероятный шок, сейчас просто не чувствовал боли, но если бы чувствительность вновь к нему вернулась, то вероятность того, что мужчина погиб от болевого шока была бы огромной.
Когда мужчина взобрался на насыпь то, ошеломлённые наблюдатели увидели, как правая ступня мужчины волочится за ним как бесполезный кусок плоти.
Люди на перроне, затаив дыхание, наблюдали за его приближением, до тех пор, пока он не поравнялся с ближайшим к нему человеком. Сначала остальным показалось, что искалеченный незнакомец просто не удержался на ногах и рухнул в объятия мужчины, но после того как тот истерично завопил, и они оба рухнули на асфальт, стало ясно, что происходит что-то необъяснимое. Когда захлёбывающийся вопль мужчины, придавленного сверху пассажиром обезумевшей электрички, внезапно оборвался, и незнакомец поднял вверх перемазанное кровью лицо, люди, как зачарованные наблюдавшие за происходящим, в ужасе отшатнулись. Некоторые из них стали медленно пятится назад, прочь от этого необъяснимого безумия, другие же так и остались стоять на месте, не в силах сделать даже короткого шажка.
А в это время у второй платформы на десятиминутную стоянку остановился пассажирский поезд.
* * *
То, что Георгий видел сейчас, лишь немногим отличалось от того, что ему представлялось всего несколько мгновений назад. Здесь была та же злость и одержимость, и в пёстрой толпе то и дело мелькали обнажённые, перепачканные кровью тела. Пожалуй, единственным существенным различием было то, что здесь не было другого племени, и вся эта животная ярость была направлена лишь на одного человека, его самого.
С расширившимися от ужаса глазами глядя на толпы людей, устремившихся прямо на него, Георгий начал, сначала медленно, а затем всё быстрее и быстрей, пятится на своей инвалидной коляске назад.
Преследователи приближались настолько стремительно, что могли бы настигнуть его уже через несколько секунд.
Понимая это, Георгий резко развернул коляску и, схватившись за обручи, стал вращать их с безумной доселе скоростью. Тому, что он добыл из своей колымаги такой небывалой прыти, в большей степени, способствовал уклон под гору. Однако, обернувшись назад, он испытал настоящее потрясение — его преследователи не только от него не отстали, теперь они были всего лишь в каком-то десятке метров от него.
Тем временем улица Достоевского уже заканчивалась, под прямым углом вливаясь в Комсомольскую улицу, и для Георгия не составило особого труда выбрать сторону, в которую ему необходимо повернуть. Все улицы направленные на восток имели небольшой уклон, так как именно в той стороне была река, и на подсознательном уровне понимая это, Георгий решил проложить спасительный маршрут, где подспорьем ему бы местная топография.
Проклиная ужасное качество дороги, Георгий решил не ехать по Комсомольской улице до её пересечения с улицей Кирова, вместо этого он запланировал свернуть в квартал и продолжить движение параллельно ей. Если бы он поддался панике и не свернул на этом куске дороги, то, вполне возможно, его смертельная гонка завершилась бы на первом же лежачем постовом, не говоря уже о тех кошмарных пробках, которые закупоривали дорогу целиком.
В общем, благодаря ли везению, либо простому стечению обстоятельств, но ему и в самом деле удалось отыскать самый оптимальный и скоростной путь.
Когда он резко сворачивал в квартал, с его правой ладони сорвало мозоли, и дальнейший путь он продолжил, размазывая по колесу кровь. Боли он не чувствовал, но теперь крутить колесо стало гораздо сложнее.
Выезд из этого квартала на центральный проспект виднелся где-то в двухстах метрах впереди, но к тому времени Георгий уже начинал ощущать, как отяжелели его руки. Единственное, что реально могло бы придать ему сил в данной ситуации — было отчаяние, а этого добра тут было с избытком. К примеру, стоило лишь повернуть голову назад и взглянуть на несметные орды, неизвестно почему рехнувшихся сограждан. Расстояние до некоторых из них не превышало и пяти метров.
Но вскоре выяснилось, что для того чтобы ощутить настоящее фиаско можно было и не оборачиваться. Настоящее потрясение ждало его именно впереди — справой стороны вдоль кварталов наперерез ему неслась ещё одна людская лавина. Отсюда Георгий даже не мог определить, где она берёт своё начало. Ему казалось, что своим дальним концом она уходит в бесконечность.
Уже ни на что не надеясь, он, скорее по инерции, продолжал крутить колёса своей коляски, наблюдая за тем, как ему отрезают единственный выход.
Он беспомощно наблюдал за тем, как стремительно сокращается между ними расстояние — по его подсчётам неизбежное столкновение должно было произойти как раз в момент пересечения с небольшой дорогой, бегущей вдоль кварталов.
Георгий уже готовился к своей незавидной участи, когда в передних рядах преследователей идущих на перехват произошло замешательство, должно быть кто-то из тех, кто возглавлял эту гонку, споткнулся о рытвину, которыми изобиловала неухоженная дорога, нарушив тем самым стремительное продвижение людского потока, и образовав стремительно разрастающийся вал из яростно извивающихся человеческих, сейчас более всего напоминающий клубок ядовитых змей.