- Молодец! - сказала она тихо, а затем вскрикнула. - Я, значит, днями за тобой тут убираю, мою, чищу, а ты... - она замялась. - Молодец!

Миша растерялся. Его перманентно печальные глаза и понурый вид всегда вызывали у Светы жалость. Но в этот раз она решила через себя переступить.

- Я сейчас уйду к соседке, - сказала она, тяжело дыша, - И если через два часа в доме не будет идеально чисто, то собирай манатки и убирайся!

С этими словами она прошла мимо него, собрала вещи в коридоре и вылетела на улицу. Оттуда в дом влетел вихрь снежинок.

Миша остался стоять в недоумении. Сначала он подумал собраться и уйти - Света словно переступила черту, о существовании которой он раньше и не догадывался. Но потом он огляделся и увидел грязную посуду на печке, вещи, разбросанные по разным углам, бесконечную пыль и мусор. Он не успел прийти к какому-то умозаключению, как его мысли прервал даже не стук, а грохот снаружи.

Выйдя в коридор, он отворил дверь. Ему в лицо тут же ударил колючий зимний ветер. Миша протёр глаза, залившиеся слезами от яркого солнца, и увидел перед собой старика Арсентия из самого старого дома деревни Ближневехи.

- Здорова, Арсентий, - сказал Миша в недоумении. - Ты чего тут делаешь?

Корявый пережиток прошлого, в котором старик имел честь жить, находился в самом конце Ближневехов, и его от Светиного дома разделял добрый километр. Арсентий же, будучи спившимся учителем русского языка лет шестидесяти пяти, визуально не представлял из себя кого-то, кто мог с лёгкостью осилить такое расстояние. Он одевался в штаны, сотканные из нескольких мешков и набитые ватой, старую куртку, когда-то бывшую плащ-палаткой, валенки и ушанку.

- Мишань, сил нет, - выдавил из себя Арсентий один натужный выдох. - Трубы горят. Дай выпить, а?

Миша было подорвался отправиться на поиски спиртного, но вовремя опомнился. Света, которой Мишиного перегара было достаточно для того, чтобы опьянеть, выпивки дома не держала.

- Извини, Арсентий, - Миша всегда уважительно обращался к старику. - Ни капли нету.

По лицу Арсентия пробежали волны недоумения от того, что у кого-то в доме не может быть алкоголя в новогодние праздники. Но он решил не тратить воздух зря.

- Ну хоть одеколону, Мишань, - воззвал он.

- Да не... - начал было Миша, но вдруг осёкся.

Он посмотрел через плечо, а потом снова повернулся к Арсентию. Его лицо приняло задумчивое выражение. Через секунду он сказал:

- Заходи!

***

Света вернулась через три часа уставшей, но довольной. Вместе с соседкой они перемыли кости Мише, мне и Сергею, попутно обсудив тяжёлую работу и неблагодарных родственников.

Она отворила дверь и вошла в коридор, залитый светом из очищенного от пыли окна. Старый ковёр, тянувшийся через ступени в избу, пропал из виду. Вместо него блестел прежде скрытый многовековой пылью лак дубовых досок.

Кровати по всему периметру избушки пестрели разноцветным свежим бельём, а подушки стояли 'парусом,' как в армии. Посуды на печке не было, Света нашла её в шкафу сложенной в аккуратные стопки. Прожжённую в нескольких местах скатерть убрали со стола и тот блестел под солнечным светом из окна.

Дохлые мухи между рамами исчезли, как исчезли и облепленные ими клейкие ленты, свисавшие с потолка. Лампа сверкала похожими на хрусталь стекляшками, печь жарила пламенем.

В недоумении Света вышла обратно в коридор и отворила дверь в кладовку. Постель, которую Миша использовал вместо компьютерного кресла, покрывало голубовато- золотистое одеяло. Света давно уже его не видела. Стол, как и прилегавшая к нему тумбочка, очистился от вереницы пустых бутылок и раскиданных сигаретных окурков. По его крохотной поверхности Миша усиленно тёр компьютерной мышкой.

- Привет. - хрипло сказал он, повернувшись.

- Что тут произошло-то? - спросила Света, выдохнув.

- Где?

- Чисто-то как!

И она скрылась в коридоре. Миша пожал плечами и снова уставился в экран. В этот момент на подоконник уселась большая чёрная ворона. Миша и не заметил бы её, если бы солнце не сверкнуло на одном из больших смолисто-чёрных глаз. Сморщившись, он повернулся и глаза его расширились. Ворона, желая, видимо, получить больше внимания, ударила в окно клювом - 'Так!'

Стараясь не делать резких движений в угоду больной голове, Миша дотянулся до первой попавшейся тряпки и кинул в окно - 'Иди отсюда!' Ворона, не поняв сигнала, снова ударила - 'Так!' Глубоко вдохнув, Миша снял одну ногу с другой и медленно поднялся. Подойдя к окну, он ударил в стекло костяшкой пальца - 'Чего тебе надо?' Ворона повернула голову и - 'Так!' Чёрт! - выругался Миша и потянулся, чтобы открыть окно. В этот момент за его спиной послышался грохот, затем топот и тут же - душераздирающий визг.

- Ах ты сволочь! - верещала Света. - Мразь! Ублюдок!

Мишина голова, казалось, треснула, разделившись на две неравные части. Света влетела в крохотную комнату, сорвала с двери его мятую одежду и швырнула её, словно прокажённую.

- Убирайся! Катись!

Забыв о вороне, Миша поймал скомканные вещи и застыл в недоумении.

- Что случилось?! - Света с визгом ответила сама себе и схватила его за руку. - А ну, пошли!

Прошлёпав по ледяному, неровному полу вслед за Светой, Миша оказался в небольшом сарае, отделённом от летней веранды тонкой стеной. За высокой поленницей, среди груды мотыг и грабель, лежал мертвецкий пьяный Арсентий. Старику хватило всего двух глотков Светиного одеколона, чтобы впасть в анабиоз.

- Шанель, 'Коко,' - прошипела Света в белесое Мишино лицо. - Три тысячи рублей. И, сделав ещё шаг, она отворила ворота на заснеженную улицу.

- Вон.

5

Одевать штаны на звенящем морозе оказалось делом нелёгким. Миша рухнул в сугроб при первой попытке. Когда же ему, наконец, удалось натянуть на себя все предметы

одежды, он заковылял в сторону Ближневехов. Изредка ему приходилось останавливаться, чтобы перевести дух и опорожнить желудок.

Жёлтый дом Серёги Жемякина, расположенный почти что в самом начале деревни, поражал обывателя с первого взгляда. Серёга сдал его своему бывшему однокласснику Максиму Фалькону, неординарному и эксцентричному человеку.

Снег был вычищен не только перед домом, но и за забором у дороги и у соседей слева и справа. Свежевыкрашенные ворота и аккуратные стволы деревьев со спиленными до самого верха ветками тоже добавляли колорита. Сам дом пережил два или три ремонта за последние полгода, и они не сделали его менее кособоким и шатким. Но зато добавили деталей вроде двери на улицу на втором этаже без балкона или дополнительную каменную трубу из погреба на крышу.

Дойдя до невероятно чистого крыльца, Миша толкнул обшарпанную, но лазурную в прошлом дверь и та со скрипом отворилась. За ней находился тёмный коридор, уставленный различными предметами повседневного обихода Максима: ткацкий станок восемнадцатого века, собранный наспех и сикось-накось; тандем из двух обыкновенных велосипедов, некрасиво сваренный посередине; и гордости Фалькона - самолёта из раскладушек. Максим не продумал устройство до конца и поэтому оно выглядело как две обычные раскладушки. А, может быть, даже одна.

За всем этим барахлом находилась дверь в избу. Когда Миша открыл её, ему представилась весьма нелицеприятная картина - в полутьме на полу, который мыли и скоблили столько раз на дню, что половые доски протёрлись до самой белой древесины, лежало тело, прикрытое грязной простынёй.