Пятна света на кафельном полу. Тяжелые шаги из коридора. Дверь! Нельзя позволить ему войти! Стук. Толчки. Я навалился на дверь всем телом. Нет! Я не пущу тебя! Холодно. Дверь покрывается колючим инеем. На ней начинают проступать бурые пятна. Нет! Убирайся!

……

– Входите, входите. Мы его здесь пока положили. Надеюсь, все сделали правильно. Я вам сразу позвонил, как и просили, – Юрий Михайлович опять тараторил. – Может, все-таки врача пригласить. У нас очень хороший педиатр работает в Никитском, Петр Викторович. Я пока не звонил.

Кто-то дотронулся до моего лба ледяными пальцами и тут же отдернул руку.

– Ну как же, ребенок сознание потерял… – настаивал Юрий Михайлович. – Да и порядок такой.

Я попытался открыть глаза, но на веки словно свинец положили.

– А вы уверены, что с ним все в порядке? Он есть просил. Мы пытались покормить, но…

Ответил голос, смутно знакомый, тихий, как шуршание опавших листьев.

– Друзья у него есть?

– Друзья… Он у нас недавно. Девочка про него спрашивала сегодня.

– Девочка пусть навещает, не препятствуйте, – прошелестел незнакомец.

Голоса начали удаляться. Я напрягся и с трудом приоткрыл глаза. На пороге комнаты у двери стояли двое. Коренастая и широкоплечая фигура принадлежала, конечно, Юрию Михайловичу. Но с кем он так заискивающе беседует обо мне? Высокий, тонкий мужчина в темном пальто. Никак не разглядеть лица… Перед глазами все плывет.

– А если хуже станет, то, может, все-таки врача?… – опять послышался голос директора.

– Хуже не будет, не беспокойтесь. Впрочем, наблюдайте и звоните, если что. Станет хуже, заберем.

– Хорошо, я буду наблюдать круглосуточно. Дам вам знать…

Темная фигура повернулась, но лица не разглядеть.

Кто ты?! Кто?

Попытался приподняться, но слабость пронзила тело, и я провалился в темноту.

Тепло. Как тепло в комнате! И как вкусно…

– Ты еще тут, Наденька? Сидишь? Я вот тебя позвал, а зачем…? Все равно ведь без сознания лежит. Что-то ты бледная какая-то. Устала, наверно? Иди уже домой.

– Да, устала что-то. Можно я завтра еще приду?

– Конечно, приходи, если хочешь.

Глава 9

– Тимофей! Очнулся! Ну, молодец парень, молодец! А мы тут все глаза проглядели. Смотрим, вроде порозовел, лучше, кажется, тебе стало, а все не приходишь в себя!

Юрий Михайлович склонился надо мной и потрогал лоб. Ладонь у него была влажной, неприятной.

– Ну что, голодный, наверно!? Неделю ведь пролежал, все бредил. Не ел, не пил. Как без питания-то совсем? Голодный?

– Нет. Я в порядке. Я сыт, – я сел в постели.

– Вот тебе здрасте… А всю неделю как стонал: “Есть хочу”! Вчера только затих, на поправку пошел. Мы с Наденькой от тебя не отходили.

Тут только я заметил хрупкую фигурку в кресле, свернувшуюся калачиком. Юрий Михайлович посмотрел на девочку.

– Устала, спит бедная. Да и я устал за эту неделю. Ох, и понервничали мы, Тимофей.

– Заберите Надю, пускай домой идет. Я уже в порядке.

– Да будить не хочется. Спит так сладко.

– Заберите. Пусть в другой комнате спит.

– Что ж, раз она тебе мешает.

Юрий Михайлович поднял Надю. Она не проснулась. Ее тонкая рука свесилась и раскачивалась, когда директор понес девочку к дверям.

– Может тебе что-то нужно?

– Принесите мой плеер и пару кассет, если можно.

Директор кивнул.

– Я пришлю к тебе Верочку с бульоном, – бросил он, протискиваясь в дверной проем. – Поправляйся.

Мой второй день в школе… Всего лишь второй день.

Я стоял за углом, дожидаясь назначенного часа. Когда до звонка осталось пять минут, я, скрипнув зубами, тронулся с места. Успел как раз вовремя, залетел в кабинет вместе со звонком. Опустив взгляд, лишь бы только не попасться ей на глаза, я протиснулся в конец класса.

– Тут свободно?

Остроносый оторвался от учебника географии.

– Свободно, садись, – дернув плечом, ответил Воробей.

Начался урок географии. Молоденькая учительница проверяла присутствующих. “Невинный… Тимофей,” – она метнула кокетливый взгляд в мою сторону.

– Ну и фифа, – хмыкнул я.

– Ага, – улыбнулся Воробей. – Наша Любовь Александровна. Мы ее Фифой и называем.

Фифа цокала туда-сюда, то к карте, то к доске, записывая народонаселение какого-то государства. Добрая половина мальчишек пристально следила за каждым движением сиреневой юбки. Вторая была адептами белой шёлковой кофточки, точнее, выреза на этой самой кофточке… Девчонки тоже смотрели с благоговением, словно повстречали музу. Энергия тонкими струйками поднималась к потолку. Я облизнулся от удовольствия. По всему выходило, география станет любимым предметом.

– А ты где две недели пропадал? – поинтересовался Воробей, не отрываясь от учительницы.

– Да так, гриппом болел.

Весь урок я пытался сосредоточиться на поклонниках Фифы. Но аппетит портился, как только бывшая соседка оборачивалась, чтобы в очередной раз впериться в меня дотошными туманно-серыми глазами. Каждый раз я ощущал невероятное смятение, как будто пойман на месте мерзкого преступления. Никогда ни один человек не производил на меня такого действия. Внутри что-то дергалось, и я чувствовал, что снова теряю контроль над собой. Это пугало и изматывало. Хотелось бежать, бежать как можно дальше, чтобы не чувствовать этого разоблачающего взгляда, который, словно хлыстом, стегал всякий раз, когда она оборачивалась. Но не мог же я, в самом деле, опять сбежать с урока! Не получится все время бегать от нее. Я должен что-то придумать, каким-то образом заставить отвязаться от меня.

Я с нетерпением ждал конца урока, но лишь прозвенел звонок, Надя встала и уверенным шагом направилась ко мне. Одним движением я смел вещи в сумку и, словно вор, бросился бежать из класса по соседнему проходу.

Наши догонялки продолжались весь день. На переменах я приклеивался к Воробью и, не отставая ни на шаг, заваливал вопросами о всякой ерунде, лишь бы не дать Наде вклиниться в наш разговор.

– Сашка, у тебя есть что-нибудь послушать?

– Есть “Кино”, “Агата Кристи”, “Чайф”.

– Понятно.

Стандартный суп-набор…

– А что-нибудь поинтереснее?

– Например?

– Ну, типа вот этого.

Я засунул ему в ухо наушник. В плеере играла “Lacrimosa”.

– Это че за симфония такая? – Воробей поморщился.

– Это готик-рок.

– Нифига на рок не похоже. Уфф… Они на немецком, что ли, поют?

– Ну да.

– И тебе нравится эта хрень?

Я уже хотел отстать от него, но Надя в очередной раз метнула взгляд в мою сторону и, казалось, была готова опять сорваться с места.

– Хорошо, давай попробуем вот это.

Я поменял кассету в плеере.

Только бы продержаться до конца перемены.

– А это че?

– “Therion”. Направление – симфонический металл.

– Ну, тут, конечно, поживее. – Воробей недоуменно приподнял бровь. – Но они ж там хором поют…

– Тебе не нравится?

– Честно?

– Понятно.

Я достал еще одну кассету.

– Тогда последняя попытка. Моя любимая на сегодня. Так что буду признателен, если соврешь. Эта кассета мне просто чудом досталась. Их практически нигде не продают.

– Ну, давай, – Сашка вздохнул и опять засунул наушник в ухо.

– Слушай, так этих я знаю! – воскликнул он с облегчением. – Это ж Metallica, только без слов.

– Не, чувак. Это Apocalyptica, каверы на Металлику на виолончели.

– Неплохо. Только Металлика все равно лучше.

Надя все-таки подошла к нам. Я посмотрел на нее, пытаясь сделать взгляд посуровее.

– Чего тебе, Ступакова? – громко спросил я.

Многие обернулись. Кое-кто одобрительно хмыкнул. Я чувствовал себя гадко. Надя опустила глаза и шумно выдохнула. Потом развернулась и зашагала прочь.

Она оставила попытки подойти, но взгляды ее стали еще более пронзительными.