А потом стало просто всё равно. Его тепло не согревало, а выжигало душу, но сил отказаться даже от этого подобия жизни я не нашла. Ненависть к себе – ядовитая и приторная – постепенно стала необходимой составляющей существования.

- Молли звонила, Мери попала в больницу, попытка самоубийства…

- С чего ты взял, что мне интересна эта информация?

- Шерлок! Ты можешь не идти со мной, но перестань делать вид, что тебя не касается её состояние! Я же всё вижу, и то, что ты не показываешь… то, что нет даже элементарного удивления, говорит гораздо больше, чем нормальная реакция на…

- Наличие близких родственников, совершивших суицид, увеличивает риск в шесть раз. Поэтому я не удивлён. И Мери достаточно умна, чтобы не пытаться, а совершить самоубийство. Это парасуицид*, моя реакция вполне закономерна.

Доктор Ватсон с силой сжал кулаки, удерживая желание высказать всё, что думает о закономерной реакции Холмса, и резко вышел из гостиной.

Оглушающе хлопнула дверь.

Оставшийся в одиночестве мужчина застыл на несколько мгновений… А затем со звериным рыком снёс кучу вещей, занимавших стол, бумаги разлетелись по комнате стаей вспугнутых птиц. Ещё момент – и карандашница разлетается о стену, её содержимое словно взрывается фейерверком, со стуком осыпаясь на пол…

Рука, уже замахнувшаяся для очередного акта разрушения, останавливается на полпути.

Шерлок замирает на пару секунд, поза расслабляется, сжатых губ касается слабое подобие усмешки… Он задумчиво подкидывает на ладони чудом избежавший гибели металлический компас, а потом откладывает его и резко выходит из гостиной, подхватывая пальто. Уверенный дробный перестук шагов по лестнице, на этот раз тихий хлопок двери…

Парасуицид (от греч. para – возле, около + лат. sui – себя + caedere – убивать) — в отличие от истинного суицида, парасуицидальная попытка имеет другой смысл, она направлена на определенный социальный эффект. Это не желание реального самоуничтожения, а чаще всего призыв к изменению человеческих взаимоотношений. В частности, выделяют такие мотивы, как призыв на помощь, протест против сложившейся ситуации, необходимость дать себе паузу в ситуации конфликта, избежание страдания, самонаказание, отказ от жизни.

====== Часть сорок третья, ва-банк ======

- Случайность. Я случайно напоролась на нож. Да, можешь не смотреть на меня так, врачи тоже не верят. Я даже с психологом говорила, представляешь? Мне бы больше психиатр подошёл…

Молли неуверенно улыбнулась, я закрыла глаза. Плевать, кто что думает. Плевать. Главное, что что-то случилось. Я пока не понимаю что, но что-то сдвинулось, произошло что-то действительно важное…

- Он просто сдался. Сдулся. Шикар-р-р-рно, – разочарованное мурлыканье Джима, ещё более усугубляемое тягучим ирландским акцентом, завершилось горькой усмешкой. Он на мгновение задумался, чуть высунув язык и касаясь его кончиком ножа, а затем продолжил нарезать porter cake, говоря в такт уверенным и резким движениям: – Шерлок убрался с моего пути. Убрался, сдался, ты представляешь? Перестал быть назойливой помехой… Мне даже руки пачкать не пришлось.

На этот раз смешок был переполнен почти детской радостью, Мориарти одарил меня абсолютно счастливой улыбкой, взял кусок пирога прямо пальцами и откинулся на спинку дивана. Я равнодушно вздохнула, привычно пристраивая голову на его плече, и приготовилась провалиться в то анабиотическое состояние, которое по какому-то недоразумению называлось «жизнью», но на этот раз не вышло.

- Знаешь, а расскажи-ка мне о Шерлоке. Давай, поделись с папочкой Джимом, как в старые добрые времена. Ты же хочешь, ты лю-ю-юбишь этим заниматься, – гортанные гласные переливами интонаций растекались по коже, неприятно и скользко, как нагретая солнцем болотная грязь. Меня чуть передёрнуло.

- Нет, нет, ни слова о… нём. Нет никакого него. Нет… – я глубоко вздохнула, ощущая уже ставшую привычной пульсацию тупой боли в груди. – Ненавижу тебя. Тебя, тебя целиком. Ненавижу, что ты мягкий, ненавижу твоё тело, потому что оно не высокое и стройное. Ненавижу твои короткие закруглённые пальцы за то, что они – это не длинные нервные пальцы скрипача. Ненавижу твой мурлыкающий, скользящий по всем октавам голос, за то, что это не низкий вибрирующий баритон. Ненавижу твои тёмные большие глаза, дьявольские вишни, за то, что это не острые, пронзительно-лазурные, кошачьи… Ненавижу тебя.

- О не-е-ет, милая… Ты восхищаешься мной. Мне нравится. Ты восхищаешься мной, я нужен тебе. Ты думаешь, что я связываю тебя с ним. Что он придёт, что он отнимет тебя у меня… О, это так трогательно, – мужчина затрясся в почти беззвучном смехе, боль в груди усилилась настолько, что вдохи стали практически непозволительной роскошью… Я криво ухмыльнулась дрожащими губами. Смешно, и правда ведь смешно.

- Неистребимая преданность. И глупость, – отсмеявшись, Мориарти резко перешёл на серьёзный и задумчивый тон. – А ведь он тоже повёлся на тебя, сильно повёлся… Конечно, без помощи «Джима из IT» ничего бы не произошло, но что-то в тебе зацепило его, ну надо же. Есть в тебе что-то, милая, что-то есть… Кстати, как он тебя звал? Интересно, ты не упоминала… Кошечка? Детка? Любимая?

- Мери. Просто Мери. – капелька слезинки, механической слезинки, выступившей от боли в груди, обожгла щёку. Неважно.

- Мер-р-ри. Нет, совершенно точно не просто Мери. Милая Мери. Дорогая Мери. Моя Мери, моя милая Мери…

Мурлыканье, такое сладкое, такое отвратительное, оно разлагало душу, уносило сознание… Но когда я почувствовала, как мне на плечо мягко ложится чужая рука, то недоумённо очнулась. Что ещё… Ладонь уверенно скользнула ниже, по-хозяйски расположилась на груди.

Я резко встрепенулась, села, тяжело дыша и вцепляясь в Джима взглядом. Чёрные глаза, совершенно непроницаемые, какое-то очень серьёзное предвкушающее, хищное выражение… Мгновение глаза в глаза – и обескураживающая ясность. Он хочет понять, что чувствовал Шерлок со мной.

Он хочет меня.

Он всегда получает то, что хочет…

Никакой паники. Никакого страха. Никаких сомнений.

Так просто – в следующую секунду нож уже в моей руке, холодная точка острия покалывает кожу. Между рёбрами, под грудью, чуть надавить – под тонкой оболочкой плоти завершит свою работу мучительный маятник, больной, безвольный, слабый орган.

- Только попробуй. Я убью себя.

По губам Джима мазутным пятном на воде расползается улыбка. Его улыбка – полная радостного предвкушения… и безумия. Я бы испугалась, если бы я ещё могла чувствовать хоть что-то, то пришла бы в ужас сейчас.

Только вот мертвецы бояться не умеют. А ведь я уже мертва, уже почти…

- О-о-о, какая угроза… Скажи мне, милая, ты не хочешь этого, или жаждешь?..

Последнее слово жарким выдохом коснулось кожи, Джим уверенно подался ко мне… Вот оно, ну, наконец-то, вот оно! Я с готовностью, с безумной радостью, собрав все силы, резко размахнулась, вонзая в себя нож…

Неожиданный удар по сжатым на рукоятке ладоням – траектория смазывается, лезвие, скользнув по ребру, вспарывает бок…

Обжигающая боль. Шок. Нож выпадает из ослабевших пальцев, тёплый торопливый поток пропитывает одежду, течёт, течёт, течёт сквозь судорожно прижатые к боку ладони… Безысходный первобытный ужас прорывается отчаянным всхлипом.

Джим презрительно кривит губы, не торопясь кладёт в рот очередной кусок пирога.

- Ну, если ты немного потерпишь и не вызовешь скорую, то скоро умрёшь, как и хотела. Приглашение на похороны кому надо я передам, не волнуйся, – он неторопливо встаёт, отряхивая с костюма невидимые крошки… Я даже не могу кричать, не могу умолять о помощи, звуки застревают в горле.

Телом завладела судорожная дрожь, дурнота, кровь такая горячая, такая горячая, всё течёт, обжигая похолодевшие пальцы, и если я сейчас потеряю сознание, то это конец, это смерть…

- К сожалению, мне придётся покинуть Вас, дела, дела, – наигранное сожаление на лице и контрастно-радостное выражение глаз. Дьявол.