Я боролась за них, моих единственных, самых родных на свете людей. Во всяком случае, хочу так думать. Много раз пыталась говорить с врачами и даже с министром здравоохранения, и все они, не глядя в глаза, монотонно, голосом справочной службы, повторяли одно и тоже.
- Состояние крайне тяжелое, положение стабильное.
- Я могу надеяться?
- Состояние крайне тяжелое, положение стабильное.
- Скажите...
- Извините, больше ничего сказать не можем.
Если бы был Батыр...
Приезжали люди в штатском. Можно по-разному воспринимать людей в костюмах, в свитерах, рубашках и футболках, но те, кто "в штатском" воспринимаются одинаково, с тревогой и некоторой брезгливостью. Им, наверное, на работе, наряду с мундиром выдают и "штатскую" форму. Нас попросили освободить палату ("для проведения процедур") и увели в противоположный конец отделения, заперев в комнате для медсестер. Участливая санитарка, умоляя держать информацию в строжайшем секрете: "а то выгонят в пять минут", шепнула, что приезжал "он". На нас с мамой эта новость не произвела никакого впечатления.
В один из дней, отправив маму домой, я осталась подежурить возле папы. Его неподвижное тело, застывшая маска лица и только чуть заметное дыхание не оставляли надежды на контакт, хотя бы на уровне ощущений. Я искренне надеялась, что он, пребывая в себе, чувствует, что рядом единственная и любимая дочь. Но внешне ничто не оправдывало надежд.
Я не первая и не последняя проходила через это. Миллионы людей побывали в моей шкуре и, наверное, прекрасно поймут то состояние, в котором находилась я. В такие минуты как в киноленте, сначала прокручиваются последние дни, недели, месяцы, предшествовавшие несчастью, а потом и вся жизнь.
...Незадолго до папиной болезни Марат окончательно покинул меня. Не было ни слез, ни скандалов, ни жалких упреков о загубленной жизни. Все прошло просто, скучно, по-деловому, как умеет делать только Марат. Он позвонил, предложил встретиться, поговорить. Конечно, я догадывалась, о чем пойдет речь, но, честно говоря, не хотелось верить.
Ни одна из нас, уверяю, даже если муж конченый алкаш, не мечтает о том, чтобы ее бросили. Также как и мужчины, они намного болезненнее воспринимают это. Вероятно потому, что мы их бросаем реже, чем они нас. Они и представить такого не могут. Вы видели мужчину, у которого угнали автомобиль? Он волосы на себе рвать будет, выпьет кровь из всех милиционеров, чтобы нашли его любимую, в конце концов, заболеет и сляжет. Жена, как автомобиль.
Я не любила Марата, не любила никогда, мы оба знали это. Но все равно было больно, не из-за того, что он уходил (я давно мысленно с этим согласилась), а потому, что меня бросали как ненужную, использованную вещь. Я знала, что Марат тоже не любил меня. Но эта мысль его не терзала, потому что он не знал, и вряд ли когда-нибудь узнает, что значит любить. Я подходила ему, как гайка к винтику, закручивалась и не расслаблялась. Теперь не подхожу. По разным причинам, вы знаете о них.
- Думаю, у тебя не вызовет негодования мое решение уйти окончательно, - он спокоен и тверд, как бурильная установка.
- Не вызовет, - также спокойна и тверда: скальная порода.
- Нам надо решить некоторые формальности.
В одном из романов простая формальность (по-моему, роман так и назывался) разрушила настоящую и красивую любовь. В нашем случае вся совместная жизнь была простой формальностью.
- Предлагаю тебе на выбор: дом или квартиру.
Отменно скроенный костюм (раньше я его не видела), умело скрывал животик (до настоящего живота он так и не дорос). Залысины демонстрировали завоеванные территории, затемненные очки прятали кругленькие и подлые глазки, тщательно ухоженные ногти, холеные руки с любимой бриллиантовой печаткой, выдавали в нем самца, только что вырвавшегося на свободу. Может быть, я не права, но в моем состоянии думать иначе невозможно.
- Квартиру.
- Ты уверена? Дом дороже.
- Квартиру.
- Я отказываюсь от своей доли в холдинге в твою пользу, мой отец уже подписал все интересующие тебя документы.
- Они меня совершенно не интересуют.
- Я просто ставлю тебя в известность.
Если Марат отказывается от своей доли, то дела в холдинге действительно хуже некуда.
- Хорошо.
- Хочу дать тебе совет...
- Обойдусь.
- Рима, я не желаю тебе зла...
- Догадываюсь.
- Холдингу приходит конец, если ты поговоришь с Батыром, то хотя бы что-то можно будет перевести в наличные, деньги тебе пригодятся. Переписав долю на тебя, вам будет легче принимать решения. Мне они, как ты понимаешь, не нужны.
- Понимаю, холдингу конец, значит, не нужна и я.
- Я не в силах и не имею желания тебя переубеждать.
- Все? - занятно, поинтересуется ли он сыном.
- Что мы скажем сыну?
- Что папа ушел от нас.
- Ты объяснишь ему - почему?
- Постараюсь.
- Не думаю, что надо говорить все, это может его травмировать.
- Хорошо, скажу ему... кое-что.
Наш диалог походил на поединок фехтовальщиков, выпады и уколы. На лицах защитные маски.
- В таком случае, расскажи и про свою нежность к Батыру и про слабость к бородатым художникам, - выдержка изменила ему, он применил запрещенный, подлый, мужской прием. Мерзость.
- Я подумаю.
Было видно, как он напрягся, кляня себя за проявленную шакалью, бабскую, дешевую слабость. Поделом.
- Хочу просить тебя не требовать алиментов, думаю, ты понимаешь, наш сын ни в чем нуждаться не будет. В свое время я отправлю его учиться в престижное учебное заведение.
- А меня? В монастырь?
- Ты не ответила.
- Про алименты? Естественно, согласна.
- Последний вопрос.
- Наконец.
- Продай магазин.
- Нет, - даже не собиралась задумываться над его предложением. - Это мой магазин, я сама его создала.
- Батыра ждут тяжелые времена, он может лишиться всей имеющейся собственности. К сожалению, говорю это искренне, дело идет к тому. Репрессии не затронут тебя, но наличие магазина может стать раздражающим фактором. Пойми, в таких ситуациях даже твой отец не сможет помочь.
- Тогда зачем тебе такой опасный магазин?
- Мне он не нужен, но тебе будут нужны деньги.
- Или ты скажешь правду, или до свиданья, точнее прощай.
- Есть человек, желающий его купить. Вот и все.
- Твоя новая жена?
- Пока в мои планы женитьба не входит.
Лжет, если бы было так, мужчины не разводились бы.
- Кто же покупатель, в любом случае мне придется с ним познакомиться.
- Чтобы не возникало лишних подозрений, сначала необходимо отписать магазин на третье лицо, потом человек, которого я имею в виду, приобретет его. В любом случае деньги ты получишь вперед, хорошие деньги.
- Я в единственном лице, у меня нет, в отличие от тебя, второго лица, как нет и третьего, чтобы ты себе не выдумывал, - черт, сорвалась.
- Отпиши хотя бы на своего менеджера..., Наталью, кажется, - он покраснел и побледнел одновременно. Хамелеон. У меня возникла идея.
- Миллион, - а почему нет, если ему так хочется заполучить магазин.
- Рима, послушай, - он опять почувствовал себя уверенно: торг - его территория, - тебе он обошелся в триста тысяч. Это большая сумма.
Вообще то меньше, однако я не собиралась его разубеждать. Но что я буду делать с такими сумасшедшими деньгами!?
- Нет, меня прикончат в тот же день.
- Для решения таких проблем существуют банки. Можно положить на счет, можно арендовать сейф.
Смотри, какой умный нашелся, учит меня жить. Но продавать магазин!? Не хочу, это часть меня, часть моей жизни, мой второй (скорее даже первый) дом. Не хочу!
- Хорошо, я согласна, - Наташке подарю тридцать тысяч, - при условии, что Наташа останется при магазине в прежней должности.
- Можешь не беспокоиться.
На этом моя семейная жизнь благополучно завершилась. Марат будет считать, что удачно откупился. Я осталась у разбитого корыта, правда заполненного американскими купюрами.