- А теперь пройдем туда, - указал он на большое строение, - ты, надеюсь, не торопишься. Приезжая ко мне, торопиться нельзя. Мой принцип - никогда не торопиться!
Мысленно перенес на завтра все дела. Строение оказалось конюшней. Три красавца-жеребца и десять не менее красивых кобыл! Дух захватывает! Особенно одна кобыла арабской породы! Мне б такую!
Только не надо сопоставлять! Это я о песне. Песня есть такая: "Ах, какая женщина, мне б такую!". Гимн мужской зависти. Увидел в ресторане красивую женщину и обзавидовался, рыдать готов. Более омерзительной и унизительной для мужчины песни я не слышал. Хочешь - добивайся, не можешь, или она тебя не хочет - забудь. Но рыдать от зависти?! Нонсенс. А вот позавидовать такой красоте, естественно по-белому, не грешно. Может быть и грешно, но не настолько, как в этой песне поется. Мечтать, желать, восхищаться - это я понимаю. А вот завидовать..., чушь какая-то!
- Это еще не все, - сказал Эмир, довольный произведенным впечатлением, еще кое-что покажу.
С трудом отведя глаза от коней, я взглянул на Эмира. Коренастый, коротконогий, с приглаженными, точнее, с прилизанными волосиками (как купец из старых советских фильмов, только без бороды), маленькие, бегающие глазки. На лихого всадника он никак не походил.
- Слушай Эмир, ты ездишь верхом? Получается?
- А ты думал. Только в последнее время не удается, некогда, - при этом он почему-то отвел глаза, - да и больно прыткие они.
Поднялись на второй этаж конюшни, моим глазам открылась избушка из детской сказки, "на курьих ножках".
- Голубятня! Мечта детства! - показалось, что сейчас он лопнет от удовольствия. - Каждой твари, как говорится, по паре, а то и больше... сотен баксов.
Через некоторое время, направляясь к дому, Эмир не сдержался.
- Ну как?
- Слов нет!
- Это плохо. Слова надо уметь говорить, - он сделал глубокомысленную паузу, - где-то, кому-то и когда-то ты чего-то не сказал, или сказал не так, как следовало, или не вовремя. И теперь пришел ко мне.
- Вот об этом я и хотел поговорить.
- Ты опять не вовремя, Батыр. Так и быть, покажу еще кое-что.
Невысокое здание, к которому он меня подвел, оказалось псарней.
- Здесь только тобеты. Слышал про такую породу?
Конечно, слышал. Пастушьи собаки, волкодавы. Порода была загублена в годы советской власти, скот и чабанов обобществили, а про собак забыли. Теперь ее пытаются восстановить. Но он не дал мне продемонстрировать эрудицию.
- Их корни из Тибета, отсюда и название такое. Их никогда не держали на привязи, это свободные собаки. С волками дрались на равных, помогали пастухам, с детьми нянчились. Не веришь? Не подпускали малышей к огню, точно тебе говорю.
- Верю, Эмир. А слов нет, потому что восхищен.
- Все это и есть моя гордость, - с пафосом произнес он.
Оригинальная такая гордость. Животная.
На крыльце дома ожидала хозяйка.
- Что же гостя в дом-то не ведешь, - закудахтала она, - стол накрыт давно. Проходите, Батыр, у нас практически все свое, экологическое.
Но Эмир повел в другую сторону от комнаты, из которой доносился ароматный запах чего-то "экологического" (весь день пробегал, не обедал).
- Гордость я тебе показал, а теперь покажу душу.
Душой оказалась картинная галерея. На стенах были развешаны работы старых мастеров советского периода. Классический и добротный соцреализм. Коллекция великолепна, жаль Рима ее не видит, она лучше разбирается. Эмиру я немедленно, памятуя о том, что слова надо говорить вовремя, выразил искренний восторг.
- Находишь? Хорошо, что так сказал. Понимаешь, во времена перестройки, когда в стране все стало разваливаться, я работал в Госснабе. На дефицитных стройматериалах сидел, при бабках был, конечно. И приходит баба, искусствовед, плачется, говорит музей надо отремонтировать, помогите. А я ей: а мне, говорю, что с того будет, если помогу? Она думала-думала и говорит: картину подарю. А на кой мне твоя картина, отвечаю? А она: да ей цены, говорит, нету. Тогда, говорю, такой не надо. Ты подбери, чтобы цену хорошую имела, чтобы продать ее смог. Потом мы с ней сошлись на почве искусства, сама она неинтересная была, тощая, костлявая, в очках. Я люблю баб справных, чтобы все при них было. Вон моя, видишь, как кудахчет. Такую и ты себе найди.
- Хорошая у тебя супруга, Эмир, - ответил я, опасаясь, так ли сказал, вовремя ли.
Но он пропустил мои слова мимо ушей.
- Так вот, мы с искусствоведкой по всей стране картины собирали. Я ей наряды на стройматериалы подписывал и приплачивал помаленьку. А она понимаешь, что делала: к ней художники приходили, просили, чтобы музей картину купил. Это сейчас они все классики, а тогда кому они нужны были, картины кроме музеев никто и не покупал-то. А у нее чутье на талант, понимаешь, ушлая такая баба была. Видит, что картина может уйти за хорошие деньги, тогда и говорит художнику: чего ты хочешь, денег у музея нет. Давай я, так уж и быть, сама ее куплю. Ну и платила копейки. В те времена много чего ценного до музеев не доходило, да из запасников уплывало. Так и получилась коллекция.
Он повернулся ко мне всем телом и уставился своими маленькими глазенками. Лазеры они у него, что ли? Чуть не прожгли насквозь.
- Боялся, что обманывает она. А вот на тебя смотрю и понимаю, хорошая коллекция, душевная. Да и без тебя теперь знаю. Про моих художников в газетах пишут, в каталогах. Только тревожит, что про эти работы говорят: "утеряно", "местонахождение неизвестно", а один раз так прямо и написали "похищена". На бабу-искусствоведа в свое время дело завели за мошенничество, трухнул я тогда, если честно, вдруг и меня за собой потянет, а ее, бац, инфаркт и долбанул. Не зря говорят: нет худа без добра. Так, что добро я сохранил. Каждая картина от двух до пяти тысяч баксов теперь стоит. А таких у меня знаешь сколько? Сто девяносто три, вот и считай. В этой комнате их несколько, а остальные в надежном месте запрятаны. Ты не думай, я не один такой, наш министр, ты его знаешь, умнее меня оказался, скупил во всех провинциальных музеях старинную и даже древнюю, из скифских курганов, говорят, ювелирку, музейные начальники от страха с радостью дарили, или продавали за копейки. Коллекция получилась супер, мирового уровня. Но теперь то ее отмыть надо, а как? Он поступил просто, а потому гениально. Торжественно передал коллекцию государственному музею! Молодец, патриот, благородный! Только приписку сделал "на временное хранение". Смотри, что получилось. Коллекцию отмыл, бесплатную рекламу сделал, политические очки заработал. Теперь его коллекции цены нет, есть, конечно, только говорить об этом вслух необязательно. Наша земля не без талантов, я тебе скажу! Сейчас многие так делают. Кто оружие собирает, кто кинжалы, мебель антикварную, фарфор.
- Слушай Эмир, что-то я проголодался.
Насытившись его душой и гордостью, мы приступили к ужину. За столом Эмир подвел итог экскурсии.
- Батыр, мой тебе совет, ничто не должно делаться даром. От коней получу жеребят, буду продавать, мода на них пошла. Знаешь, сколько стоит породистый жеребенок, не меньше двадцати штук будет. Слушай дальше, курей тоже продавать буду, так как порода особая, да и яйца всегда на столе, хоть и копейки, но копейка баксы бережет. И от голубей потомство пойдет, опять же польза немалая. Ну, а щенки - это мое хобби, возрождаю уникальную историческую породу. Купишь у меня щенка? С тебя недорого возьму. Штуку.
Он поднял рюмку водки, жестом пригласив присоединиться. Не торопясь, отрезал кусок мяса, и только потом позволил приступить к делу. Внимательно выслушав, он почему-то долго мотал головой.
- Я вот что скажу, Батыр. Надо тебе жениться. Был бы женат, не попал бы в такую историю. Ответь, пожалуйста, отчего я такой богатый (знаю, ты тоже не беден, но я побогаче буду), потому, что никому ничего не должен, зато все, и ты в том числе, должны мне. Ответь, нет, не отвечай, я тебе сам скажу. Вот у тебя заводы там всякие, рудники. А у меня как-будто и нет ничего. Но зато везде деньжата вложены: и в тебя, и в Тахира, и в банках разных, и за бугром. И все работают, каждый доллар, как петухи мои. Но нигде у меня нет контрольного пакета, зачем мне головная боль. Важно правильно их положить, чтобы не кинули. Кинешь, например ты, пойду к Тахиру, жеребеночка ему подарю, не сносить тебе головы. Так и со всеми. Но тут получается, ты сам против Тахира пошел, так ты меня без процентов можешь оставить. С другой стороны, в твоих словах есть и резон, а почему бы нам не заполучить этот банк, а? Говоришь, двойной навар будет?