-- Кусать хоться, понял, - заговорил один из них, - быстро мясо неси.
Такими словами меня не прошибешь, я невозмутимо записывал заказ. Через пару минут расставлял на столе напитки, салаты, фрукты, но этот шепелявый, точнее "сипилявый", он западал на букву "с", повторил:
- Я сказал кусать хоться. Ты сё, не понял? Мясо неси, я сказал, ты сё траву притасил?!
-- Горячее будет готово через несколько минут.
-- А ты бегом, малявка, тебе ясно сказали: кусать хоться.
Утомил меня этот клуб, надоели эти сытые рожи! Не сдержался я.
-- А тебе травку не мешало бы пожевать, бычара!
Что тут началось! Четверо, кроме главаря, продолжавшего сидеть неподвижно, вскочили со своих мест. От первого нападавшего удалось увернуться, другому бандиту я нанес свой коронный удар в пах, но третий и четвертый вдвоем сумели повалить меня на пол. Раздался звон разбитой посуды, треск ломающейся мебели, и мне пришлось бы совсем плохо, если бы не голос главаря:
-- Стоять, стоять я сказал! Шум нам здесь ни к чему. Уходим.
Они оставили меня на полу с разбитым ухом и ушли.
Ко мне подбежал заведующий залом Алексеич, имя у него отсутствовало напрочь, никогда не слышал, чтобы кто-то звал его по имени, и взволнованно зашептал:
- Надо уходить, Бат. Это добром не кончится. Ты ведь знаешь, что это за люди, надо было терпеть.
-- Надоело все, устал я.
Алексеич сменил свой тон на ласковый:
- Ехал бы ты к себе на родину, не приживешься здесь с таким характером.
Но во мне разыгралось упрямство.
- Во-первых, бежать мне некуда. Во-вторых, работу терять не собираюсь. В третьих, быков этих не боюсь.
Я никогда прежде не сталкивался с настоящими бандитами, хотя про их подвиги был наслышан. Но Алексеичу не врал, как я вернусь домой, что скажу отцу, что не удержался в должности официанта? "Утрясется как-нибудь", подумал я.
Поздно ночью, во дворе, у служебного выхода, когда я уже покидал клуб, за спиной раздался шорох, и я почувствовал на шее холодное лезвие ножа. До боли знакомый голос произнес:
-- Поедесь с нами, за "бычару" отвечать будесь.
Рима
Ну, не влюбляться же мне в Гогу, в конце концов!
Тем временем, успешно сдав выпускные экзамены, мне предстояло выбрать свой неповторимый и блистательный жизненный путь. Некоторые ориентиры этого пути обрисовала мама. По нему, естественно, предстояло передвигаться в сопровождении Марата и, что опять же естественно по мнению мамы, рулевым будет все тот же Марат. Моя же задача состояла в том, чтобы вцепиться в него в буквальном и переносном смысле и, при этом, попутно родить, на радость старикам, парочку очаровательных детишек.
Почему-то перед глазами стояла такая картина: мы с Маратом едем на белой сверкающей машине по длинной и гладкой автотрассе, называемой "Жизненный путь", он за рулем, посасывает свои вонючие и тонкие сигары (очередной "писк" у крутых) и слушает музыку его любимых "Дип Перпл" (классика - так он оценивает их музыку, а для меня это, как чем-то острым по стеклу, мурашки по коже). Я на заднем сиденье, в вечернем туалете, увешана драгоценностями, на руках двое орущих детей, одному из которых меняю подгузник, а второго одновременно кормлю грудью. Согласитесь, что-то неправильно в этой картине.
Папа, напротив, никаких дорожных указателей выставлять не стал.
- Жизнь, дочка, принадлежит тебе, и только тебе выбирать, в каком направлении двигаться. А наша задача - попытаться уберечь тебя от ям и ухабов.
И чуть более многозначительно добавил:
- И, главное, никого и никогда ты не должна бояться. Пока я жив. Но будь, пожалуйста, благоразумной.
Папа, которым я никогда не перестану восхищаться, был в свое время очень крутым начальником, поэтому моя девичья фамилия вызывает у многих ностальгические воспоминания по добрым старым временам, которые я почти не помню. Но, что удивительно, иногда даже такие гниловатые типчики, вроде Джека, при звуке моей фамилии, тоже восхищенно цокают языками, не говорю уже о более серьезных людях. Не скрою, мне это льстит. Хотя дело прошлое.
Немного поразмыслив, я устроилась в одно из полугосударственных издательств редактором-переводчиком. Очень забавное заведение. Место не признанных гениев, облысевших дон-жуанов, бородатых ван-гогов (двух наших штатных художников так и звали: Ваня и Гога). Все они были беззлобными оппозиционерами. Прознав о моей фамилии, Гога с гордостью заявил, что... никогда в жизни не носил галстуков. Галстук воспринимался им как символ номенклатуры, которую Гога всю свою сознательную жизнь презирал и "ни за какие сребреники" туда бы, то есть в номенклатуру, не пошел (хотя, я думаю, его туда и не позвали бы). В ответ на возражение, что галстуки украшают мужчин, придают их облику некоторую законченность, он обречённо махнул рукой. Творческие личности, одним словом. При этом, находят массу лирических оправданий своему, мягко сказать, не совсем порядочному поведению. Тот же Гога наплодил от четырех жен то ли шесть, то ли семь детей, и при этом откровенно мечтает обо мне. Предыдущий шеф-редактор всегда гордился своей скромностью и порядочностью (легенда гласит, что в те еще времена он уступил свою очередь на квартиру какому-то многодетному поэту), так вот, этот честный и порядочный человек продал, принадлежащие издательству, ксерокс и видеокамеру и исчез в нашем недалеком зарубежье.
Так вот: наше любвеобильное издательство возбудило и во мне это дремавшее чувство. Однако, предмет любви никак не хотел появляться. Мысленно перебрала всех знакомых претендентов и, кроме Марата, отчаянно навязываемого мамой, никто в моих мыслях не возникал. Ну, не влюбляться же мне в Гогу, в конце концов!
И тогда я вспомнила о Батыре. Где он сейчас? Холодный и расчетливый ум вынес вердикт - он мне не пара. И, в конце концов, он поступил не по-мужски, забыв обо мне. Но бестолковое и чувствительное сердце вступило в перепалку с умом, настаивая на том, что хотя бы увидеть Батыра нисколько не повредит. Выслушав доводы сторон, согласилась с сердцем, случайная встреча не может представлять какой-либо опасности.
В выходной день, вызвав у мамы неописуемый восторг заявлением, что я согласна сходить на рынок за продуктами ("Взрослеет дочка!" - с гордостью сообщила мама папе), пошла навестить Батыра.
Но Джек разочаровал мои ожидания, сообщив, что Батыр уже давно у него не работает.
-- Я выкупил его у ментов и не взял с него ни копейки.
-- Но почему ты прогнал его, Джек?
- Римочка, я не прогонял, он сам ушел, - в глазах Джека был испуг. Интересно, почему он меня боится?
- Гнилой ты Джек, и товар у тебя гнилой!
Вообще-то это не в моем характере, но в тот момент на меня нахлынула такая злость, что я пнула его лавку, товар посыпался на землю, но Джек не произнес ни слова. Все-таки он меня боялся.
Вечером, как бы между прочим, сообщила папе, что Батыр на рынке уже не работает. Это сообщение не произвело на него никакого впечатления, он лишь коротко обмолвился:
-- Я знаю ...
Через некоторое время Марат предложил мне руку и "мотор", так он называет сердце. Думаю, он недалек от истины. Приближался срок его заграничной стажировки, а принцы ..., они, вероятно, остаются в сказках и не желают появляться в жизни. Не буду оправдываться, любая женщина меня поймет. Итак, я дала согласие... от скуки, наверное.
Марат, как человек основательный, сначала договорился о помолвке со стариками, потом прислал сватов, свадьба была назначена через три месяца. Поначалу папа пытался предложить еще подумать, но мама с присущей только ей энергией и настойчивостью развеяла мои и папины сомнения.
