– Откуда ты знал? О женщине в Датфилд-ярде?

Кит не думала, что он ответит, но не собиралась его отпускать. Мальчик дернулся, пытаясь вырваться, но девушка держала крепко.

– Я видел ее. Видел тело, – наконец признался он.

Кит разжала пальцы, понимая, что иного ответа она не получит. Мальчик исчез в тумане.

В сарае было холодно, и вся обстановка дышала враждебностью – будто Кит больше не имела права здесь находиться. Или же это была лишь игра ее воображения. Иной стала не эта кладовая, которая была ее наперсницей все эти месяцы, которая помогла ей изменить свою жизнь и измениться самой, – иной была причина, по которой она сюда пришла. Эти четыре стены по-прежнему хранили свои секреты.

Кит открыла крышку своего кофра, избегая глядеть на сверток в руке. Она посмотрела на потрескавшиеся стены, на грязные отпечатки ботинок на полу (по отпечатку было видно, что в подошве правого ботинка зияла дыра), на странной формы свод потолка, на слишком тонкие потолочные балки, и лишь после этого, глубоко вздохнув, развернула ткань. Это был револьвер «бульдог» – та же модель, с которой она тренировалась, но которую ей так и не выдали, – с барабаном на шесть патронов и деревянной рукоятью. Револьвер поблескивал в тусклом свете.

Кит переломила ствол и увидела шесть патронов, спящих в барабане. Она провела пальцем по гравировке «Филип Вебли и сын, Бирмингем», сообщавшей, кто и где его сделал, затем коснулась курка. Это была старая модель, но Кит не было дела до возраста оружия, пока оно способно сделать то, что ей нужно.

Кит все еще не могла поверить, что собирается направить его на человека – пусть даже на кого-то, кто совершил все эти злодеяния, – и нажать на курок с намерением отнять жизнь.

Она закрыла глаза и прислонилась к стене. В разделе личных объявлений уже появились строчки, указывающие время и место встречи, – оно было составлено так, будто предполагалось свидание романтического толка. Что, если уже слишком поздно, подумала Кит, что, если ему надоело ждать, пока она выйдет на контакт, пока согласится на его условия, – что, если все это было напрасно?

С тех пор как девушка впервые прочла письмо, она не теряла бдительности каждую ночь; даже днем она была осторожна, то и дело оглядываясь через плечо, постоянно убеждаясь в том, что знает, где находятся выходы и сколько их, всегда держа дубинку под рукой, где бы ни была. У нее даже появилась привычка надевать кастеты всякий раз, когда она отходила на несколько шагов от полицейского участка на Леман-стрит.

Кит была так сосредоточена на угрозе, что перестала обращать внимание на презрительные реплики Эйрдейла и вообще игнорировала его; она даже не заметила, что за последние несколько недель он присмирел, поскольку не было никакого удовольствия в том, чтобы издеваться над кем-то, кто не обращает на это внимания. Райт однажды в шутку спросил, что за чары она использовала.

Кит не знала, как долго просидела с закрытыми глазами, но поняла, что слишком долго, когда почувствовала, что холод пробирает до костей. Она поднялась на ноги и, дрожа, переоделась в полицейскую форму. Надев каску, девушка застегнула зимний плащ и осторожно опустила пистолет в карман, молясь про себя, что он не сработал и не прострелил ей ногу.

Идя мимо забора вокруг Церкви Христа, Кит остановилась, притворившись, что завязывает шнурки ботинок, и прислушалась, но не услышала ничего. Потом из теней во дворе церкви послышался тихий, но хорошо различимый голос Келли:

– Холодная ночь для прогулки, констебль Касвелл.

– Вы готовы? – спросила Кит, игнорируя ее напускную вежливость. – Все в порядке?

– Я выполню свою часть сделки, если ты выполнишь свою. Только не опоздай, черт возьми!

– Клянусь, я не опоздаю, – ответила Кит.

Покрытая инеем трава захрустела под удаляющимися шагами Келли.

В участке на Леман-стрит было тепло, что стало настоящим благословением для Кит. Впрочем, она не сняла плащ, оставшись в нем на все время брифинга, который проводил сержант Райт, недавно получивший повышение, – обоих инспекторов в участке не было. Райт выглядел обеспокоенным, так что Кит задержалась, когда все разошлись.

– Все в порядке, сержант? – спросила она.

– Будто все психи сегодня на воле, а ведь нынче даже не чертово полнолуние. – Райт взял со стола регистрационный журнал. Они вышли из комнаты и остановились у стола дежурного в коридоре.

– Кто-то конкретно? – спросила Кит. Револьвер в кармане был ощутимо тяжелым, ей казалось, что его видно за милю.

Райт покачал головой.

– Пара старых кошелок потребовали встречи с «тем, кто тут главный, добрый человек» и не хотели уходить, пока сам Эбберлайн не услышал шум и не пригласил их в кабинет.

Кит вскинула брови.

– Представляю, какой кавардак они устроили! Удивительно, что он не бросил их в камеру на всю ночь.

– Думаю, он и хотел бы так сделать, но они не были пьяны и утверждали, что у них есть для инспектора важная информация. Оказалось, что он проклял бы этот день, если бы проигнорировал их.

Кит расхохоталась. Райт собрался продолжить рассказ, но его прервал Эйрдейл, появившийся на лестнице.

– Касвелл!

Кит посмотрела на лицо констебля, морщинистое и багровое, как ветчина, и улыбка на его толстых губах ей совсем не понравилась.

– Инспектор хочет перекинуться с тобой словечком, и немедленно!

Кит переглянулась с Райтом. Тот пожал плечами, показывая, что для него это новость.

– Быстро! – рявкнул Эйрдейл.

Кит помчалась наверх, протиснувшись мимо злобно зыркнувшего на нее Эйрдейла, который не пошел следом, а остался на месте, глядя ей в спину. Это заставило Кит занервничать, хотя она и так была на взводе. Она думала о Мейкписе и о том, чего он может от нее хотеть.

С тех пор как первые четыре убийства перестали приписывать Потрошителю, двоих убийц нашли, а за гренадером, которого видели последним в компании и Тэбрем, и Смит, пристально следили. Мейкпис был доволен этим. Но куда меньше он был доволен отсутствием прогресса по делу Потрошителя.

Сотни людей были допрошены, еще больше было зацепок, но все они в итоге вели в никуда. Как же Кит хотелось рассказать Мейкпису, что после этой ночи Потрошитель, по крайней мере, перестанет быть проблемой для столичной полиции.

Она постучала в дверь кабинета инспектора и отворила ее.

Мейкписа в захламленном кабинете не было, но за его столом сидел Эбберлайн, а за столом Эбберлайна – две женщины, прилично одетые. Они взглянули на Кит. Она узнала их, и от ужаса кровь отлила от ее лица. Эбберлайн холодно приветствовал ее.

– А-а, констебль Касвелл… Эти леди поведали мне интереснейшую историю. Возможно, вы могли бы помочь выяснить некоторые детали.

Луиза в полнейшем смятении уставилась на дочь.

– Ох, Кэтрин, как ты могла?

Первой мыслью Кит было то, что мать потрясена тем, что ей открылось, сильнее, чем если бы оказалось, что ее дочь работает на панели, и ничего на это не ответила.

– Где Мейкпис? – только и спросила она.

– Инспектор Мейкпис занят. Ваше дело не является приоритетным.

Кит чувствовала себя так, будто ее только что отчитал возмущенный ее поведением дедушка. Единственным человеком, который, казалось, не был оскорблен ее маскарадом, а скорее даже впечатлен им, была миссис К. – у нее было выражение лица человека, который понял, что допустил большую-большую ошибку.

– Полагаю, – произнес Эбберлайн взвешенным тоном, словно он был самым здравомыслящим человеком, предлагающим разумный шаг, – что время, проведенное в камере, сделает вас более сговорчивой.

На плечо Кит легла огромная лапища, и ей не надо было оборачиваться, чтобы понять, что это Эйрдейл, ухмылявшийся так, будто только что выиграл на скачках целое состояние.

Выражение лица матери стало неуверенным.

– Полагаю, инспектор Эбберлайн, в этом нет необходимости, – начала она. – Полагаю, я просто могу отвести дочь домой и…

– Ваша дочь мошенница, миссис Касвелл. Она никуда не пойдет до тех пор, пока я не доберусь до сути и не выясню, как сильно она своими действиями навредила расследованию.