Владельцы компании «Строительные технологии Маслакова» лично поздравили Джима Отиса. Для двадцатитрехлетнего парня это был самый настоящий звездный час. Телепрограммы и журналы пестрели его изображениями. Миллионный житель! Но вскоре забылось и это. Шум вокруг Города Мечты начал стихать. Жизнь вошла в привычный размеренный ритм. Джим Отис стал рядовым жителем фешенебельного города, и только Ксения Маслакова продолжала хранить его фотографии в ящике своего стола. Это было как наваждение, от которого она не могла избавиться.

Что касается Джима, то он даже не заметил скромницу, сидевшую рядом с Елизаветой Викторовной Маслаковой на пресс-конференции. Он пытался начать здесь то, зачем приехал, – стать музыкантом. «Город-мечта, – думал Джим. – Моя мечта, мой город!» Но уже через пару месяцев с грустью вспоминал свои звездные пять минут в роли миллионного жителя. Разочарование снова сжало сердце. «Быть мелким музыкантом в каком-нибудь клубе – вот моя судьба! И неважно, в каком финансовом секторе я буду жить», – понимал Джим, вспоминая Маслаковых и завидуя их величию. Тогда он и представить не мог, что очень скоро судьба поставит его на одну ступень с ними…

– Я все понимаю, – Джим пожал плечами и в очередной раз украдкой взглянул на Елизавету Викторовну Маслакова.

Встреча продолжалась четверть часа, но им так и не удалось прийти к какому-либо решению. И дело было вовсе не в том, что универсальный нейронный переводчик работал с ошибками, – нет, современные технологии сводили погрешности к минимуму. Как считал Джим, виной всему был деловой тон Елизаветы Викторовны, подчеркивавшей официальность данной встречи. Да что там тон – все в этом офисе дышало официальностью! Официальностью и модерном. Стеклянная мебель, стеклянные стены, даже пол – и тот из стекла: прозрачный для главного руководства и матовый для копошащихся внизу сотрудников империи. Джим долго не мог привыкнуть к этому. Поначалу ему казалось, что он стоит на воздухе, потом он просто испытывал дискомфорт, но в конце концов свыкся. Теперь весь этот модерн в офисе Маслаковой казался ему безвкусицей.

– Понимаешь, Джим, мы с Аркадием Юрьевичем считаем, что тебе нужно определиться, – сказала она. – Особенно сейчас, – на лбу Елизаветы Викторовны появились морщины, – когда ты и Ксения… – она сильно нахмурила брови, но затем мягко улыбнулась. – Особенно сейчас, когда вы собрались сделать меня бабушкой.

Джим выдавил из себя жалкое подобие улыбки, смутился, опустил глаза и начал изучать свои ногти. Десять секунд. Минута.

– Джим! – потеряла терпение Елизавета Викторовна.

– Да? – он продолжал рассматривать ногти, представляя, как пальцы плавно ложатся на черно-белые клавиши пианино.

– Мы с Аркадием Юрьевичем решили, что ты мог бы начать учиться и одновременно работать в нашей фирме.

Маслакова не отрываясь смотрела на будущего зятя, не зная, как расценить его молчание: то ли как пренебрежение, то ли как скромность. К сожалению, ни того, ни другого она никогда не замечала за Джимом, поэтому даже рассердиться на него за это не могла.

– Джим!

– Гм? – он по-прежнему не поднимал глаз.

– Я с тобой разговариваю! – Она увидела, что он кивнул, и продолжила: – Что ты скажешь, если я предложу тебе поработать управляющим отдела сбыта? В твоем ведомстве будет находиться только один город нашего финансового сектора. Работы не так много, как можно подумать, зато она требует больших навыков и таланта. Некоторые всю жизнь работают в надежде занять это место, ты же начнешь сразу с него. Если хорошо себя зарекомендуешь, то, обещаю, долго ты там не задержишься. У нас много вакансий, требующих молодых и талантливых людей.

– А как же музыка? – спросил Джим.

– Музыка? – Маслакова заставила себя сдержать улыбку. – Видишь ли, Джим, – начала осторожно она, – тебе уже третий десяток, а ты так и не определился в этой жизни. Мы с мужем ни в коем случае не оспариваем право выбора дочери, но мы хотим ей благополучия, а играя в небольших барах, ты далеко не уйдешь. Здесь же у тебя будет возможность подняться так высоко, как этого захочешь ты.

– Я бы мог записать свой первый альбом, – неуверенно произнес Джим.

– Почему же ты до сих пор не сделал этого?

За долгие годы у Маслаковой выработалась безупречная тактика ведения переговоров, и неважно, кто сидит на другой стороне стола – деловой клиент или близкий родственник, – ко всем применяется стандартный набор правил. Джим суетливо начал оглядываться по сторонам, словно надеясь отыскать ответ у сине-голубых стен. Сколько раз он брался за работу и сколько раз бросал это занятие! Стоило первым нотам лечь на белый лист бумаги, как в голове звучала вся композиция. Джим садился и начинал играть. Он слышал поток звуков, рожденных его руками, и сердце восторженно замирало. Но стоило кому-нибудь войти, и Джим понимал, что это всего лишь грезы.

«Почему я не записал свой первый альбом?» – спросил себя Джим, понимая, что всегда знал ответ.

Еще мальчишкой он сам записал свою первую песню, но так никому и не показал. Джим всегда боялся, что его не поймут. Боялся в десять лет, что его похвалят и скажут, что когда подрастет, то, может быть, станет хорошим музыкантом. Боялся и сейчас. Ночные бары были не так уж и плохи, если подумать. Там он мог импровизировать и видеть, что люди прекращают разговаривать, прислушиваясь к его музыке, но потом ночь подходила к концу, все расходились по домам, и на утро никто о нем не вспоминал.

– Мне надо подумать, – рассеянно сказал Джим.

– Подумать о чем? – Маслакова нанесла один сокрушительный удар и не собиралась давать время для того, чтобы он мог опомниться.

– Ну-у… – Джим снова сосредоточился на своих ногтях. – Я должен решить, что для меня важнее. Это все-таки моя жизнь.

– Ты прав, – Елизавета Викторовна знала, кто окажется победителем. – Только теперь это еще жизнь Ксюши и вашего пока не родившегося ребенка.

Джим несколько минут молчал, о чем-то сосредоточенно думая. Маслакова не мешала ему – пусть думает, что принимает решение самостоятельно.

– Ладно, – наконец вымучил он, – давайте сделаем так, как будет правильно.

– Что ты имеешь в виду, Джим?

Он поднял на тещу синие глаза и улыбнулся. Кто мог сейчас с уверенностью сказать, что он проиграл? Для Джима это была очередная забава, которую необязательно воспринимать всерьез.

– Когда я смогу приступить к работе? – спросил он.

Елизавета Викторовна растерянно заморгала. Ей показалось, что спутник дочери не понимает всей серьезности предложенной ему работы.

– Это не так просто, как тебе кажется, Джим, – начала неуверенно объяснять она. – Понимаешь, эта работа требует огромной самоотдачи, терпения и навыков. Я считаю, что будет лучше, если ты сначала наберешься опыта, а потом возглавишь отдел. Тимофей Александрович Макаров ожидал повышения на следующей неделе, но, думаю, он не будет возражать, чтобы ввести тебя в курс, задержавшись на старом месте на месяц-другой. Ты сможешь присмотреться и многому научиться у него. Тимофей Александрович очень талантливый человек. За десять лет, что он управлял этим отделом, прибыли всегда были стабильны.

Джим согласно кивнул и поднялся на ноги.

– Хорошо, Елизавета Викторовна.

– Хорошо? – Маслакова окончательно сбилась с толку. – Послушай, Джим, я не хочу, чтобы ты думал, будто тебя кто-то подтолкнул к этому решению…

– Да нет, все нормально, – он снова улыбнулся. – Я же скоро действительно стану отцом, так что нужно пытаться твердо встать на ноги.

– Я рада за тебя, – слова эти были искренними, но произнесла их Маслакова осторожно.

– Да. Спасибо. Спасибо за все, Елизавета Викторовна. Еще увидимся. До свидания.

Продолжая улыбаться, Джим направился к выходу. Под ногами было стекло, над головой стекло, по бокам стекло… Джим брезгливо передернул плечами. Стеклянная клетка – все это здание, весь этот город…