Во главе Киевского государства стоял князь, который именовался Великим, поскольку на местах существовали и другие зависимые от него князья. Киевский князь уже в IX в., желая подчеркнуть свою силу и значение в пределах Восточной Европы, а также независимость Киева, принял тюркский титул хакана (кагана) (соответствующий европейскому титулу императора), подчеркивая этим свое равенство с ранее доминировавшим в Восточной Европе хазарским каганом.
Великий князь не был, однако, самодержцем в буквальном смысле слова. Он управлял от имени своих ближайших родственников и ближайшего окружения — крупного боярства, формировавшегося из верхушки княжеской дружины и знати города Киева. Эта дружина состояла из очень разноплеменного люда: там были (судя по именам, перечисленным в договорах Олега и Игоря с греками) скандинавы, иранцы, тюрки, балты. Скорее всего, речь должна идти о дружинной верхушке. Именно она вместе с местной знатью, прежде всего киевской, стала основой класса феодалов в Киевской Руси.
Для первого периода истории Киевской Руси о таком классе говорить, по-видимому, еще рано. В этот период основной опорой киевского князя была дружина. Материальной основой ее существования в IX — первой половине X в. были, с одной стороны, военные походы и связанные с ними грабежи и торговля, с другой — так называемое «полюдье». Известия о нем содержатся в «Повести временных лет», у Константина Багрянородного и у восточных авторов (Ибн Руста и др.).
Судя по этим данным, полюдье представляло регулярный, упорядоченный (очевидно, обычным правом и конкретными договорами) сбор дани в пользу княжеской дружины или дружины его приближенных. Собиралась эта дань натурой (мехами, медом, воском, рабами и т.д.) и потом сбывалась во время походов в чужие страны. Перед нами очень архаичная форма даннических отношений, свойственная самым ранним этапам существования государства. Не случайно полюдье, по-видимому, исчезает, по крайней мере для центральных земель, в середине X в., когда оно заменяется ранними формами налога.
Великому князю русскому подчинялись другие князья, до середины X в., очевидно, — местные владетели, признавшие власть Киева. Впрочем, так было далеко не всюду. Новгород в X в., вероятно, был уделом наследника великого князя — там сидел, например, Святослав, сын Игоря. Это определялось, очевидно, особой ролью Новгородской земли как второй по значению области Древнерусского государства. Великокняжеская власть вела борьбу с местным сепаратизмом, стремясь ликвидировать локальные княжества. Как эта борьба конкретно протекала, мы знаем лишь в отдельных случаях. Наиболее известен пример с древлянами, о которых в летописи много данных из-за убийства там князя Игоря и мести древлянам его жены княгини Ольги.
О древнерусском праве и судопроизводстве ранней поры данных немного. «Повесть временных лет» упоминает «Закон русский», который, скорее всего, подразумевает для X в. обычное право полян, которым руководствовались великие князья и их дружина.
Больше всего в нашем распоряжении сведений о внешней политике Древней Руси, которая имела две основные цели. Первая — объединение под властью Киева всех восточнославянских земель. Вторая — далекие заморские походы киевских князей. Но Древняя Русь — государство, хотя и находившееся на раннем этапе своего развития, уже испытывало необходимость контактов с другими странами и активно участвовало в международных отношениях и дипломатии той поры, которые, разумеется, в раннее средневековье носили еще относительно локальный характер, и сама их сущность, формы дипломатических связей были совсем иными, чем в новое время.
Для периода IX — 70-х годов X в. можно указать два основных направления древнерусской внешней политики. Первое — Византия, второе — Восток, прежде всего Хазарский каганат, затем — ряд стран Передней Азии, куда русы по разным причинам совершали в IX—X вв. свои походы. При этом нельзя не отметить, что если о русско-византийских отношениях имеется информация от обеих участвовавших сторон, то русско-восточные связи почти исключительно освещаются восточными источниками. Дело, очевидно, в том, что русские летописцы XI—XII вв. — монахи-христиане — стремились осветить особенно подробно связи с христианской Византией.
Ранние походы русов на Византию 60-х годов IX в. по сути дела только упоминаются источниками (византийскими и русскими). Первые рассматривали их как набеги сильных и опасных варваров; по русским летописям, эти походы совершили киевские князья Аскольд и Дир.
Гораздо более основательная информация имеется о походах Олега, завершившихся договорами 907 и 911 гг. В составе древнейшей русской летописи дошли договоры Олега с греками.
Из них и прочего летописного текста мы знаем, что походы были для киевского князя удачны и договоры предусматривали ряд льгот и привилегий для русских купцов в Константинополе. Следовательно, одной из целей этих походов было обеспечение выгодных условий для русских торговцев в Византии. Но походы эти имели и чисто политический смысл. Вслед за походами Олега на Константинополь русские дружины появляются и на Каспийском море. Первый поход русов в этом направлении, датированный 60—80-ми годами IX в., упоминается в одном позднем (начала XIII в.) персидском источнике. Но есть некоторые основания сомневаться в реальности этого похода. А вот поход 909 г. подробно описан несколькими восточными авторами, в том числе одним современником — ал-Масуди (ум. 956 г.). Если принять эту дату похода (909 г.), то получается, что он имел место вскоре после похода 907 г. на Византию. Это дает основания предположить, что поход был как-то связан с русско-византийскими отношениями, а также с восточной политикой империи, которая находилась во враждебных отношениях с Арабским халифатом и его вассалами в Прикаспии. Но пройти на Каспий русские дружины могли только через владения Хазарии, которая в ту пору, хотя уже и клонилась к упадку, но все еще держала под своим контролем Великий Волжский путь.
Поход русских дружин на Каспий закончился неудачей. Хазарский каган сначала разрешил русским пройти через Атиль на Каспий, а затем позволил своей мусульманской гвардии устроить возвращавшимся с большими потерями русским дружинам засаду в устье Волги. Но поход уже ясно показал слабость центральной власти в Хазарии.
Восточная политика Древней Руси имела в определенном смысле большее значение, чем походы на Византию, так как имела целью окончательное освобождение ряда восточнославянских земель, в частности земли вятичей, от хазарской зависимости, в которой они находились до 60-х годов X в. В последние годы своего правления киевский князь Игорь снова совершил поход на Византию (941 г.), хотя Русь находилась с ней в союзе.
Арабские и армянские источники отмечают совершенный через четыре года поход русских дружин в Закавказье, завершившийся взятием крупнейшего закавказского города Бердаа и попыткой проникнуть на юг в сторону озера Урмия. Исследователи находят и тут связь с русско-византийским договором князя Игоря. На сей раз, очевидно, согласие ослабленного хазарского кагана на проход к Каспию не было необходимым.
Жена и наследница Игоря княгиня Ольга все время поддерживала дружественные отношения с Византией. Это проявилось не только в принятии Ольгой христианства и в поездке княгини в Константинополь, но и в наличии там постоянных русских воинских контингентов, которые сражались вместе с византийскими войсками против арабов.
Возможно, этот разрыв с политикой предшественников привел к тому, что сын Игоря и Ольги Святослав в конечном счете отстранил мать от власти и стал у руля правления. Внешняя политика Святослава была направлена, с одной стороны, на юг — против Болгарии и Византии, с другой — на восток, против хазар. Вначале киевский князь выступал как союзник империи на Балканах против болгар, но затем вступил с Византией в конфликт, который закончился его поражением и гибелью при возвращении на Русь от рук печенегов. Иными были результаты его восточной политики. В итоге походов (предположительно двух) Святослав не только освободил от хазарской зависимости вятичей, но и разгромил Хазарский каганат и уничтожил его как государство. Русь стала теперь главной политической силой в Восточной Европе.
