"Товарищ Голубев, в составе нового пополнения к вам направлен в качестве пилота младший лейтенант Столярский К. С., сын генерал-майора авиации Столярского С. Э., прославленного балтийского летчика, участника Октябрьской революции и гражданской войны, ныне начальника учебных заведений авиации Военно-Морского Флота. На должность секретаря комсомольской организации полка - лейтенант Рогов, сын генерал-полковника Рогова И. В., начальника Политического управления ВМФ.

Возьмите под личный контроль службу лейтенанта Рогова и боевые вылеты младшего лейтенанта Столярского".

Письмо подписал начальник отдела кадров ВВС ВМФ. Беспокоился кадровик о детях начальства. А мне вспомнились слова моей матери, сказанные при первой встрече с родителями в новогодний день 1942 года: "Сынок, летал бы ты пониже да потише, а то, неровен час, и без войны голову сложишь". Это были слова деревенской неграмотной женщины, всем сердцем желавшей, чтоб ее сын остался живым. И конечно, все родители всегда желают того же своим детям. Но письмо-указание было написано, конечно, не по просьбе генералов Столярского и Рогова. Я ознакомил с содержанием письма замполита Абанина, начштаба Бискупа и только что прибывшего к новому месту службы заместителя по летной части Шмелева и высказал свое мнение:

- Очень хорошо, что в наш полк среди молодого пополнения приходят офицеры, сыновья кадровых военных, мы обязаны помочь этим офицерам стать достойными гвардейского коллектива. Но становление молодежи в любом воинском подразделении определяется не только помощью и опекой опытных воинов. В первую очередь успехи зависят от самих молодых. Будем надеяться, что младший лейтенант Столярский и остальные прибывшие не уронят чести своих родителей, кем бы они ни были.

Перед вечерним построением личного состава полка я сумел побеседовать с молодежью. До этого с вновь прибывшими встретились майоры Бискуп, Тарараксин, Шмелев и Абанин. Они ознакомились с содержанием личных дел и летными книжками молодежи, где записан каждый полет за период учебы в аэроклубах и в училище. Задали интересующие каждого руководителя вопросы, после чего подготовили предложения о наиболее целесообразном распределении пилотов по эскадрильям.

Беседа с летчиками показала, что в полк прибыла прекрасная молодежь, жаждущая скорее принять участие в боях. Особенно приятное впечатление произвели летчики Столярский, Нефагин и Гаркин. Они давали спокойные и грамотные ответы по материальной части самолета Ла-5, тактике боя нашей истребительной авиации с фашистскими бомбардировщиками, разведчиками и истребителями. Присутствующему на беседе майору Банбенкову я вопросов не задал. С ним мне хотелось поговорить более детально и обязательно в присутствии замполита и начальника штаба.

Когда мы в комнате остались вчетвером, я предложил новому командиру эскадрильи рассказать о прохождении службы, потом изложить порядок и время его ввода в боевой строй.

- Разрешите отвечать сидя, - с оттенком гордости и легкого пренебрежения сказал Банбенков, чем немало удивил меня.

- Докладывать старшим и обучать подчиненных положено стоя. Они лучше видят человека, и сказанное будет более доходчиво, - сделал я замечание майору.

Он встал, сделал шаг вперед и громче обычного заговорил:

- Мне через месяц исполнится тридцать лет, двенадцать лет служу в истребительной авиации. После окончания училища начал службу пилотом в Белорусском военном округе в тридцать третьем году. В тридцать четвертом вместе с подразделением был переведен в авиацию Тихоокеанского флота. С тридцать седьмого года - командир звена, затем заместитель командира эскадрильи. В сороковом году как лучший летчик, владевший самолетом И-16, был назначен инспектором по технике пилотирования полка. В том же году получил назначение в другой полк командиром эскадрильи. В сорок втором году меня перевели на должность командира эскадрильи в Ейское училище. Теперь на ту же должность прибыл к вам. По прохождению службы все. Вводить в боевой строй меня незачем. Я летаю на всех типах истребителей, стреляю по конусу и по щитам на земле только с оценкой "отлично". В учебных воздушных боях мне еще никто в хвост не заходил, тактику современного боя знаю, самолетом Ла-5 владею хорошо. Готов водить эскадрилью на любое боевое задание.

Я мельком посмотрел на Бискупа и Абанина. Они сидели опустив глаза. Видимо, им, как и мне, было не по себе слушать бахвальство майора. А он, надеясь, что своей высокопарной речью убедил всех, не торопясь сел на стул.

- Ну что же, товарищ Банбенков, ваша длительная безупречная служба и упрощенное понятие о войне мне понятны. Наверное, они понятны и всем здесь присутствующим... Однако все это еще не значит, что вы можете организовать и довести до конца победный бой. Это дается только на войне, и то не сразу. Теперь прошу ответить нам еще на два вопроса: когда вы подавали рапорты о посылке на фронт? Кто вам знаком из летчиков-тихоокеанцев, проходящих службу в нашем полку?

Такие вопросы опытный служака, наверное, ожидал. Он, не раздумывая, ответил:

- Я неоднократно подавал рапорты и в устной форме просил командование полка и бригады послать меня в авиацию любого действующего флота. Но мне каждый раз отказывали. А в полку проходят службу три летчика-тихоокеанца, которые меня знают. В их числе и капитан Карпунин - он в сороковом и сорок первом годах у меня в эскадрилье был старшим летчиком и командиром звена.

Ложь, содержавшаяся в ответе на первый вопрос, была явная.

- В личном деле, товарищ майор, - сказал я, - нет ни одного вашего рапорта. Есть только одно предписание, с которым вы .в июле сорок второго года были направлены в распоряжение командующего авиацией ВМФ. На этом документе есть резолюция начальника штаба: учитывая семейное положение и просьбу, направить для прохождения службы в ВМАУ им. Сталина на должность командира авиаэскадрильи.

Внесите ясность, почему вы получили назначение не на действующий флот, а в авиационное училище на равную должность?

- У меня тяжело болела жена. У нас двое детей. А рапорты, которые я подавал, наверное, остались в штабе полка или авиабригады, - ответил майор, спокойно глядя мне в глаза.

- Но в личных делах прибывших тихоокеанцев находятся их рапорты с просьбой послать на фронт. В личном деле Федорина и Карпунина - по два, а у майора Шмелева - даже пять. Состояние здоровья жены в тот период можно уточнить в течение двух-трех дней, но не стоит к этому возвращаться. К тому же для ясности могу добавить, что и последнее направление на Балтику училище сделало не по вашей просьбе, а в порядке замены на офицеров, имеющих боевой опыт. Поэтому советую в дальнейшем к исполнению служебного долга относиться так, как требует защита нашего государства в период смертельной опасности. У кого будут вопросы к товарищу Банбенкову? - обратился я к Абанину и Бискупу.

- Разрешите, - сказал Абанин. - У меня есть один вопрос. Вы много лет в авиации, на должности командира эскадрильи четыре года. А почему не вступали в партию?

И этот вопрос был для него, наверное, не новым.

- Не считал себя готовым, - ответил Банбенков.

Это был его единственный правдивый ответ. Командир эскадрильи - теперь гвардейского полка - был еще не готов занять место в рядах Коммунистической партии.

Беседа с новым беспартийным комэском оставила у нас тяжелое впечатление. Но приказ о его назначении находится в полку, его нужно выполнять, как требует Устав Красной Армии и долг командиров-коммунистов.

В завершение беседы пришлось здесь же объявить майору Банбенкову план ввода его в боевой строй. Он заключался в следующем:

- Вам, товарищ майор, даю двое суток для знакомства с документами и личным составом второй эскадрильи. Заместитель, капитан Карпунин, поможет вам в этом. Он же будет вводить и в боевой строй. После учебных полетов начнете боевые в качестве ведомого у капитана Карпунина. Ведущим пары, звена и эскадрильи станете по мере успешного выполнения боевых заданий, но с моего разрешения. Постараюсь сделать несколько боевых вылетов в составе второй эскадрильи с обязательным вашим участием. На первых порах больше двух боевых вылетов в день выполнять не разрешаю, со временем сможете, вероятно, летать чаще.