Он завидовал. Может, впервые в жизни. Не чьему-то успеху – нет, это он не умел – но чьей-то свободе.
– Оставь мне – я прочту!..
– Не проси, не смогу, – один экземпляр! Мне дали в Москве. Потом, говорят, в Петербурге у автора есть еще вариант. Новый. Еще более смелый в гражданском смысле…
– А у вас теперь как ценят литературу? По смелости? в гражданском смысле? Это интересно!
– Не придирайся!
– Нет, в самом деле! Недавно прочитал… пишут в газете, что в стихах – стихи не самое главное. А что главное? Проза?.. Се есть ересь, учти!
– Согласен, согласен, – улыбнулся Жанно. – Давай прочтем вместе – хочешь, а?..
(Лучше попросил бы сперва прочесть ему новые стихи!)
– Давай! – кивнул Александр с неохотой. – Ты будешь читать?
– Нет, лучше ты! – Я плохо зрю чужой почерк. (И зачем надо тратить время свидания – на чью-то длинную – и, верно, скучную – пьесу? – Но стена – стеной, а перегородка – перегородкой.)
Сперва он слушал рассеянно. В одно ухо… В пьесе была девушка – София, которая полюбила некоего Молчалина. (Фамилия Александру не понравилась. Как-то очень в лоб…) И до утра просиживала с ним в своей комнате – под флейту и фортепьяно. Что, право, неприлично. Впрочем, автор явно зачем-то шел на это…
– Ну, тут не самое важное! – бросил Жанно после двух-трех первых явлений пьесы – словно торопясь к чему-то главному. Читал он, что называется, с выражением.
– Почему неважное? Завязка! – поправил Александр тоном профессионала.
«Имея опыт вашей ко мне дружбы и уверен будучи, что всякое доброе о мне известие будет вам приятным, уведомляю вас о помолвке моей с Марией Николаевной Раевской…» В октябре ему нежданно пришло письмо от генерала Волконского – Сергея – из Петербурга. Тот сообщал о своей женитьбе – для которой на дни собирался отбыть в Киев.[21] (И что ему вздумалось извещать его?) Они были знакомы с князем по Каменке – хорошо, но некоротко…
«Не буду вам говорить о моем счастии, будущая жена моя вам известна…»
– Да, известна, известна!
В декабре, когда страсти по Люстдорфу чуть улеглись – он вернулся к письму и загрустил. Какая у них разница лет? Лет двадцать примерно!..
С появлением Чацкого в пьесе голос Пущина возвысился. В нем зазвенел металл.
– Чуть тише! – попросил Александр.
Пущин попробовал – но, прочтя полстраницы вновь принялся декламировать. Однако… диалог, и впрямь, был блестящ! право, блестящ! На Руси еще такого не было!
«Надеюсь прежде ноября пред олтарем совершить свою свадьбу.» Теперь уж, верно, все свершилось! Генерал писал «олтарь» через «о» – но это ничего не меняло! «Papa захочет выдать меня за какого-нибудь старого толстого генерала…» Хорошо – хоть не толстый!..
На монологи Чацкого – чтец напирал в особенности…
А судьи кто? – За древностию лет
К свободной жизни их вражда непримирима,
Сужденья черпают из забытых газет
Времен Очаковских и покоренья Крыма…
Александр поморщился. С некоторых пор все риторическое его раздражало. И даже в самом себе – он пытался избегать. (Он взрослел.) В раздумье он по обыкновению начал тихонько постукивать ногтем по столу – двумя ногтями, перебирая…
– Ты можешь не стучать?
– Прости!
Чацкий чем-то начинал походить на Ленского. И это тоже раздражало.
Нельзя ничего нового сказать на свете! Все уже сказано. Кто это рек? «Хорошо еще, что не обо всем подумано!..»
Как дошли до падения Молчалина с лошади, обморока Софьи и сцены после обморока, вновь стало интересно. Пущин подавал эти места не с тем тщанием – и опять, словно торопясь. Пьесе это как раз шло.
Неужто она, и впрямь – любит Молчалина?.. Впрочем… В жизни все бывает! Скажем ясней – именно это и бывает в жизни. – Он затосковал… Зачем это все? Чужая любовь, чужая пьеса?.. Татьяна вышла замуж. Сюжет обрывается… Хотелось рассказать другу про письмо Волконского!.. – Понимаешь! Та женщина… была подарком судьбы! – но мигом… Несбыточным! Белая Церковь, наследница Браницких… уйти за мной? – в эту стылую жизнь? (Он мысленно жестом очертил все вокруг.) А тут… впервые уходила та, что могла стать его женщиной! Девочка! От которой отмахнулся так легко! – Пчелка, мелькнувшая мимо отверстых глаз – но устремленных куда-то помимо. – Но стена стеной – а перегородка – перегородкой! Друг, все больше входя в раж, вколачивал в него пьесу «Чацкий».
– Может, ты почитаешь? – предложил Жанно, поняв, что другу опять стало скучно.
– Ну, может… – согласился Александр.
Читал он иначе – больше оттеняя стихи… Так выходило явно лучше. Длилось это недолго – он быстро вернул рукопись.
– Нет, лучше все-таки ты! – и не только потому, что трудно давался чужой почерк (не пущинский – сразу видно), но много грамматических ошибок: это резало глаз.
А пьеса хороша! Какой диалог!.. А меня будут уверять после этого – что Озеров у нас – великий драматург!.. И Вяземский – туда же! Ничего не смыслят в пьесах! Диалог, черт возьми! Где берут такой? На Кавказе у Ермолова?.. Он был смятен. Его всегда повергало в прах искусство.
После второго акта сделали перерыв. Подняли бокалы…
– Ну как? – не удержался Пущин. Он гордился – будто своим собственным детищем.
– А тебе не терпится! Погоди – дочти до конца!..
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
