28 января 1941 г. Гальдер собрал широкий круг генералов из управления военной экономики и вооружений, чтобы обсудить состояние подготовки плана «Барбаросса»^{489}. На первом месте стояли сложные задачи тылового обеспечения. Гальдер считал победу «гарантированной», если широкомасштабную операцию удастся провести стремительно и без заминок. По его словам, русская армия должна быть разбита и отброшена до линии Днепра, и ей нельзя давать остановиться. Расстояние до Днепра было сопоставимо с расстоянием от Люксембурга до устья Роны. Неделей ранее генерал-квартирмейстер Вагнер на совещании со своими офицерами не смог найти решение множества возникавших проблем. Указывалось на нехватку горючего, автомобильных покрышек, запасных частей — короче говоря, на отсутствие материальных предпосылок для ведения в значительной степени моторизованной войны на большие расстояния. Имеющихся запасов могло хватить только на сосредоточение и стратегическое развертывание и на два месяца самой операции. А что потом? Если на совещании у Гальдера все эти вопросы не будут решены, то придется обратиться к фюреру, чтобы тот сам принимал решение — так, по крайней мере, считал Вагнер^{490}.

Начальник Генерального штаба, по всей вероятности, понимал, что сдержанное отношение к сухопутным войскам в вопросах распределения ресурсов могло иметь серьезные последствия для плана «Барбаросса». В последовавшем разговоре с Браухичем Гальдер дал понять, что он полностью отдавал себе отчет в возможных рисках: «“Барбаросса”: смысл непонятен. До Англии не дотянемся. Наша экономическая база лучше не станет. Нельзя недооценивать риск на Западе»^{491}. Когда почти неделю спустя, 3 февраля, они оба встретились с фюрером на обсуждении сложившейся обстановки, у них была возможность высказать свою озабоченность и обговорить возникшие трения. Вместо этого оба молча ушли от темы возможных рисков. Гальдер обстоятельно доложил вопросы оперативного планирования, причем с излишними деталями, и вмешательства Гитлера тут не ожидалось, кроме незначительных ремарок. Большое количество карт и разных подборок Гитлер забрал с собой, чтобы позднее заняться их изучением более глубоко. Кроме того, он потребовал предоставить ему специальную карту с наиболее важными экономическими и оборонными центрами СССР. В дальнейшем она сыграла важную роль в принятии им оперативных решений.

В феврале-марте 1941 г. Гитлер определил основные положения политических и экономических рамочных условий реализации запланированного военного похода. И в этом случае ряд документов, подготовленных штабами разного уровня на этапе планирования операции, послужил фюреру поводом, чтобы сделать свои замечания, поскольку у него сложилось впечатление, что военные не учли реальных масштабов. Естественно, на первый план выдвигалась настоятельная необходимость придать войне мировоззренческий характер. Но идеологические предпосылки, как это произошло в Польскую кампанию, можно было реализовать только после начала военных действий. Несомненно, тогдашние конфликты в вопросах военного управления показали, что было бы целесообразнее, с точки зрения Гитлера, с самого начала установить четкие отношения и сузить компетенции военных.

Не меньшее значение для него имели и временные факторы. Поскольку он рассчитывал провести кампанию молниеносно и уничтожить при этом Советское государство, чтобы после завершения плана «Барбаросса» высвободить вермахт для решений иных запланированных задач, то, по его мнению, было крайне важно применять по отношению к населению жесткие и решительные меры. Кроме того, только так можно будет за короткое время организовать поставки из захваченной страны продовольствия и сырьевых ресурсов, которые имеют существенное значение для германской военной экономики в целях продолжения «борьбы на всех континентах». Старые же представления о военной интервенции по примеру 1918 г. и изначальная идея Гальдера о «малом» решении, напротив, требовали компромиссов и тактичного отношения в вопросах оккупационной политики, большего доверия к местной элите и сотрудничества с населением. Но быстрая и полная победа, казалось, не оставляла места для умеренных действий. Такая победа, напротив, под давлением военной необходимости давала шанс сразу приступить к реализации радикального «нового порядка». Моделью поведения в оккупированной стране для Гитлера была не Франция, а Польша!

Командование сухопутных войск полностью отвечало ожиданиям скорой победы. Гальдер до самого начала кампании внимательно следил за тем, чтобы противоречия и проблемы оперативного планирования оставались по возможности скрытыми: он не хотел провоцировать фюрера на дополнительные вмешательства с его стороны. Поэтому трудности в вопросах тылового обеспечения, оснащения и вооружения не послужили для него причиной давления на Гитлера, чтобы он принял принципиальное решение. Если не хватало бензина, то в сухопутных войсках сокращалось обучение молодых водителей, если важная программа вооружения и оснащения вермахта могла выполняться лишь частично, то нормы снабжения дивизий снижались, и эта программа проводилась за счет трофейных материалов. Такие мероприятия, естественно, ни в коей мере не соответствовали целям стремительной моторизованной войны.

Не менее драматичными были и изменения, которые касались характера военной стратегии и оккупационной политики. Генерал-квартирмейстер в рамках своей компетенции подготовил, кроме всего прочего, предписания и указания для военной администрации, а в начале февраля 1941 г. проверил их действенность в ходе военной игры^{492}. Эти документы ориентировались на принятые тогда методы и приемы и соответствовали тогдашним традиционным обычаям военного времени. Сюда относилась неограниченная ответственность сухопутных войск в зоне оккупации и их концентрация на выполнении военных задач. В целях обеспечения порядка и безопасности должны были также привлекаться и полицейские силы, правда, не в составе полных подразделений, а разрозненно, в рамках несения обычной полицейской службы. Сопротивление со стороны гражданского населения следовало «пресекать в корне. Эффективным средством противодействия враждебным Германии элементам должно стать осознанное и беспощадное обращение с ними». Но с самого начала необходимо вовремя уяснить, на «какие слои населения смогут опираться германские войска. Необходимо поставить на службу германских интересов ту часть населения, которая выражает враждебность по отношению к русскому режиму, предоставляя ей в случае необходимости определенные свободы и материальные преимущества».

Разница с Францией заключалась в том, что из-за размеров России нельзя было создать густую сеть управленческих органов. Кроме того, высказывались мысли о том, что отношение к отдельным регионам должно быть разным. Наряду с Прибалтикой можно было довольно быстро включить «в систему упорядоченного […] управления и Украину и дать тем самым толчок для развития ее общественной жизни и экономики. Необходимо поддерживать там развитие промышленности и сельского хозяйства, чтобы они были в состоянии в кратчайшие сроки поддержать своей продукцией военную экономику Германии». Предусматривалось «создание самостоятельного государства с системой самоуправления под германским контролем». И еще: «Военнопленные представляют собой ценную рабочую силу». В случае «добровольного согласия выполнять трудовую повинность» их следует поощрять «достаточным питанием и хорошим к ним отношением».

ОКВ суммировало эти планы оккупационной политики в проекте «Директивы об особых территориях» (Richtlinien auf Sondergebieten). 3 марта Гитлер отклонил их и потребовал сформулировать заново в соответствии с собственными указаниями и представлениями. В них, с одной стороны, снова можно найти идеи, сформулированные им самим или Розенбергом на протяжении последних 15 лет в виде кратких указаний, которые, однако, коренным образом отличались от того, что до сих пор планировало военное командование. С другой стороны, ввиду постоянно возникавших с началом войны конфликтов в вопросах оккупационной политики он часто задумывался над тем, как ограничить круг полномочий, на его взгляд, консервативно-реакционного командования сухопутных войск, чтобы оно больше не стояло у него на пути.