Спустя два дня после совещания у Гитлера Гальдер обсуждал с начальниками отделов ОКХ последствия приказа о сокращении и реорганизации сухопутных войск, после чего сделал запись в своем дневнике: «Новая точка зрения: решающая роль — Востоку». Это заставляет насторожиться. При подготовке к изданию в 1962 г. дневников Гальдера его редактор, историк Ганс-Адольф Якобсен, сделал примечание, что «это запланированное Гитлером усиление Восточного фронта (включая 9 быстрых дивизий) стало реакцией на продвижение Советского Союза в Прибалтике»{412}. В настоящее время в результате ряда исследований стало известно, что это Гальдер сам инициировал проведение данных мероприятий{413}. В приказе о перегруппировке сухопутных войск, подписанном верховным главнокомандующим сухопутными войсками, восточная граница никоим образом не рассматривалась как драматический второстепенный аспект. В то время как на Западе против Англии были сосредоточены восемь армий, на Востоке с целью обеспечения безопасности была предусмотрена только одна армия. Она должна была получить личный состав и оснащаться за счет расположенных там резервных дивизий, а также дивизий седьмой волны. Причем речь шла о частях, сформированных в конце 1939 г. с целью создания резерва для Французской кампании, в которые были призваны преимущественно солдаты так называемых «седых» возрастов{414}.
Через три дня, когда Гальдер находился в узком кругу сослуживцев, кое-что для него прояснилось. На совещании в Версале он высказался в том смысле, что военные действия на Западе закончились. «В длительной перспективе здесь, на Западе, уже некого и нечего побеждать». По его словам, центр тяжести войны переносится на Англию, а для применения сухопутных войск вначале следует создать необходимые предпосылки. «Только командованию 18-й армии на Востоке предписываются особые боевые задачи. В первую очередь необходимо “обосновать присутствие германских сухопутных сил на Востоке”. При этом ни в коем случае нельзя допустить проявления явной враждебности». Такого рода формулировки в протоколе совещания{415} указывают на то, что Гальдер выразил свои намерения в явно завуалированной форме. В центре внимания и этого совещания стоял вопрос о расформировании 35 дивизий и реорганизации на более низком уровне. Относительно моторизованных дивизий было принято решение разделить действующие на две части с целью создания на этой основе новых дивизий. Это решение имело далекоидущие последствия для ведения военных действий на Востоке.
29 июня Браухич подписал специальное распоряжение командованию 18-й армии. В соответствии с ним оно должно было «нести полную ответственность за обеспечение безопасности на востоке на границе Германии с Россией и с Литвой». С этой целью было приказано провести подготовительные работы, которые позволят замедлить продвижение сил противника в случае его наступления и остановить его на линии рек Сан — Висла либо на границе Восточной Пруссии, а затем, с вводом в бой подвижных частей группы Гудериана, контратаковать и вернуть потерянную территорию.
Такие установки, однако, не должны были вызвать «впечатление, что Россия угрожает наступлением» — обычный стандартный прием военных, но тем не менее это был явный признак того, что такой сценарий, как и в 1939 г., рассматривался всерьез. На первом этапе армии передавались семь корпусов с 15 пехотными дивизиями{416}. Для обеспечения «нормальной», т. е. соответствовавшей условиям мирного времени, безопасности восточной границы этого, несомненно, было достаточно, но с учетом десятикратного превосходства противника все более проявлялась опасность, что «впечатление об угрозе нападением со стороны России» все-таки может возникнуть.
В субботу 30 июня, в свой день рождения, Гальдер принимал в гостях статс-секретаря Министерства иностранных дел Эрнста фон Вайцзеккера. По результатам этой встречи он записал несколько пунктов, которые его издатель Якобсен в 1962 г., возможно, по согласованию с Гальдером представил как высказывания Гитлера и личные взгляды Вайцзеккера, что, однако, вовсе не согласуется с текстом оригинала. По этой причине два пункта приписываются Гитлеру: «с) направить пристальный взгляд на Восток; d) нам, вероятно, придется еще раз продемонстрировать Англии нашу военную мощь, прежде чем она уступит и обеспечит нам безопасный тыл для движения на Восток»{417}.
С точки зрения содержания эти замечания мог сделать и сам Гальдер. Ведь в них в конечном итоге дается однозначная оценка стратегической ситуации, в которой вермахт оказался уже в 1938–1939 гг., когда в результате нападения на Польшу состоялась первая «демонстрация» такого рода — только с какой целью? Основная цель в 1939 г. была такой же, как и в 1940 г.: возможность нанесения военного удара по СССР. Если автор этого аргумента Гитлер, то это было первое замечание диктатора в январе 1940 г. касательно его намерений на Востоке. Но даже и в этом случае Гальдер опередил его на несколько дней{418}. Тем не менее абсолютно понятно, что Гальдер, которому едва удалось избежать сурового приговора Нюрнбергского трибунала, при издании своего дневника придавал особое значение формулировке «обеспечит нам безопасный тыл для движения на Восток» и однозначно приписывал ее авторство Гитлеру. В литературных источниках часто повторяется следующее предложение: «В целом — удовлетворение от ограничения России»{419}. В преданных позднее гласности документах Вайцзеккера никаких замечаний по поводу беседы с Гальдером, впрочем, нет.
Более поздняя маскировка первой инициативы наступления на Восток строилась по определенной системе. На Нюрнбергском трибунале, обвинявшем верхушку рейха в подготовке агрессии, речь шла не только о головах обвиняемых, но и о роли Генерального штаба и всего высшего военного командования. Делались попытки свалить всю ответственность на Гитлера как на верховного главнокомандующего, и это в большой степени могло бы снять обвинение с военного руководства, если бы авторство стратегических мотивов в принятии решения удалось приписать фюреру и тем самым объявить Сталина главным виновником случившегося. Поэтому неудивительно, что не только сам Гальдер, но и многие другие обвиняемые, объясняя перед трибуналом свои действия, активно упирали на этот шаблон.
Франц Гальдер в 1949 г. опубликовал небольшую статью о Гитлере как о полководце{420}. В то время бывший начальник Генерального штаба был консультантом американской армии и считался самым большим авторитетом как благодаря своим контактам со старой антигитлеровской оппозицией в среде военных, так и как благодаря нимбу последнего (что было ошибочно) представителя добрых традиций германского Генерального штаба{421}. Гальдер в своем анализе событий проигрывал июль 1940 г., указывал на угрозу нападения со стороны Сталина и на декабрьский приказ Гитлера по плану «Барбаросса» 1940 г. При этом он утверждал, что Гитлер принял окончательное решение о наступлении только в апреле 1941 г. Он якобы не обращал никакого внимания на предостережения своих военных советников. А далее Гальдер разъясняет собственный план с вводящей в заблуждение датировкой в качестве якобы реального существовавшего решения. Нетрудно догадаться, что оно основывалось на более старых представлениях о возможной военной интервенции.
Франц Гальдер о Гитлере как о полководце, 1949 г.:
«К началу 1941 г. безопасность всех фронтов была в значительной степени обеспечена, и германских сил на Востоке могло бы вполне хватить, чтобы нанести решительное поражение противостоящим силам русских, представленным практически основной массой войск России, расположенных в европейской части страны. Таким образом, военная активность России исключалась на продолжительный срок. Германских сил должно было хватить, чтобы в результате военной оккупации большей части Украины, Белоруссии и прибалтийских стран создать стратегическую полосу обеспечения вдоль границ Германии и Румынии и тем самым одновременно получить залог для ведения мирных переговоров»{422}.
