Дней через десять на Смолянской горе вдруг поднялась суета. Близился вечер, но еще не стемнело, и даже на супрядки еще не настала пора идти, зато с горы был хорошо виден Днепр, и люди издали заметили приближение обоза.

При первых криках: «Обоз! Обоз идет!» у Прияны ёкнуло сердце. А вдруг… А что, если все же… Она так много думала о Святославе, что казалось, он уже где-то близко, притянутый ее мыслями. И если бы однажды он вдруг вышел въяве из предвечерней мглы, она взволновалась бы, но не удивилась. Перехватило дыхание, стало жарко, в сердце вскипели восторг и недоверие.

И второе оказалось оправданным: обоз шел не с запада – как приходят с нижнего Днепра, а с востока – со стороны верховий.

При жизни последних поколений, особенно после Олега Вещего, оживилась торговля между полуденной и полуночной стороной. А ведь через земли смолян гораздо раньше, чем по Днепру, возник торговый путь по Волге, куда выходили через Угру и Оку. В той стороне лежали земли вятичей, а за ними – булгар и хазар. А через хазар можно попасть за Хазарское море, в те неведомые края, откуда привозят самую красивую цветную посуду с дивными зверями и птицами, яркие шелка, серебряные ногаты. Правда, отсюда в такую даль никто не ездил, обмен товарами происходил через хазар, в чьих руках меха становились дешевле, а шелка, серебро и красивые яркие бусины – дороже. Прияна не раз слышал, как Станибор, Равдан и Хакон сетовали на необходимость вести торговлю через посредство хазар, что делало ее куда менее выгодной, чем с греками, к которым через Киев ездили напрямую. Тоже благодаря Олегу Вещему и Ингорю киевскому, которые воевали с греками и заключали с ними договора, дававшие право прямой торговли и Киеву, и еще двум десяткам князей и бояр. Сверкер, отец Прияны, владел серебряной печатью, с которой его купцы ездили в Царьград. Станибор теперь, после нового Ингорева договора, посылал купцов к Святославу, который снабжал их особой грамотой на право входа в град Константина и Романа.

В восточную же сторону даже княжеские купцы ехали только до границ каганата. А там, в хазарских приграничных городках, приходилось продавать тамошним купцам свои меха, мед, воск и челядь, а взамен, тоже по их ценам, покупать заморские товары. И то удавалось все это не каждый год. Езда через обширную и лесистую страну вятичей тоже считалась непростым испытанием: известную часть дорогих товаров приходилось раздавать и князьям, и боярам, и старейшинам лишь за то, чтобы пропускали. Иначе можно сгинуть без следа… Прияна знала немало преданий о том, как иные князья вятичей вовсе отказывались пропускать купцов и смолянам приходилось ходить на них войной. Ради дружбы в каждом поколении бралась невеста из вятичей, но и это не всегда помогало.

И то, что нынешний обоз вернулся невредим, было не просто радостным событием, а поводом принести благодарственные жертвы богам и устроить пир.

Хакон вышел во двор: прежде чем отдавать распоряжения, следовало узнать самые крупные новости. Благополучно ли прошла поездка, нет ли где на пути войны, не умер ли кто из правителей? Рядом с ним стояли Прияна и все трое сыновей. Мальчишки уже знали, что им положено встречать гостей, хотя даже еще не знали – почему. Тут же бегали два здоровенных Хаконовых пса-волкодава – подарок Ингвара ладожского к свадьбе.

Отсюда было видно, как подползает к городу обоз: три-четыре десятка саней, около сотни дружины. Часть саней занимали люди: товары, которые сюда привозят, куда меньше количеством и занимают куда меньше места, чем увезенное. Вместо целой горы голов воска или бочонков меда привозят одну ногату или стеклянную бусину, которую даже Свеня или Туря легко зажмут в своей детской ладошке. А то, что громоздилось на десятке саней при отъезде, вернулось в кошеле за пазухой у Мякоты, старшего смолянского купца.

Но вот обоз остановился на льду под горой. Около десятка мужчин – старших купцов – собрались вместе, оправили пояса и шапки и тронулись вверх по тропе. Вглядываясь в лица издалека, Хакон с удовольствием отметил, что все, кажется, живы, а значит, отбиваться от грабителей по пути не пришлось. Но это еще не значит, что ему привезли хорошие деньги…

Вот купцы подошли и выстроились в ряд. Хакон скользил взглядом по лицам, даже Прияна нашла глазами несколько знакомых – Несыта, Обещан и Первислав были людьми Станибора, и им предстояло отсюда ехать дальше на запад, в Свинческ. Она улыбнулась, видя их невредимыми, и не поняла, почему ответом ей послужили не столько радостные, сколько изумленные взгляды.

Хакон тоже не понял, почему на них таращатся во все глаза, даже позабыв поклониться. Он не сообразил, что купцы ничего не знают о здешних делах. И что они должны были подумать, видя рядом с ним и его детьми не Соколину, а совсем другую молодую женщину, к тому же хорошо им знакомую?

– Будь жив, княже… – Мякота первым поклонился, за ним остальные. – Да… где ж… что же…

– Воевода, ты наново женился? – с потрясенным видом воскликнул Несыта, с трудом оторвав взгляд от Прияны. – Ты взял за себя… Свирькину младшую…

– Никак у тебя хозяйка молодая? – почти перебил его Житислав.

– А где ж старая-то? – загудели купцы.

– Никак померла воеводша?

– Это теперь Свирьковна у нас в боярынях?

Прияна смотрела на них в изумлении: уж не сошли ли купцы с ума все разом? Как ее можно принять за мужнюю жену? И только потом догадалась: под двумя платками, в которые она замоталась ради морозного дня, купцы не разобрали, коса у нее на голове или повой.

– Какая новая боярыня! Вы что? – воскликнул Хакон. – Жива моя хозяйка, в отъезде она! Равдан мне свояченицу прислал по хозяйству помочь, а вы чего напридумывали?

– Ух, гора с плеч! – Мякота улыбнулся и еще раз поклонился. – Прости дураков! Да и нам-то невдомек: боярыни нет, а тут Свирьковна стоит подле тебя, и детки при вас…

Прияна засмеялась и потерла рукой в варежке запылавшие щеки. И больше всего ее смутила вдруг пришедшая мысль: а если бы… Если бы, сохрани чуры, Соколина и правда умерла, а Хакон посватался бы к ней, она пошла бы за него, не раздумывая ни мгновения. Ну и что, что ему за тридцать? Если повезет, еще лет двадцать он проживет, детей вырастит. А там уж как судьба: можно и с семнадцатилетним мужем вдовой остаться.

Купцы доложили, что в целом все благополучно, Хакон позвал их в гридницу. Прияна велела подавать на стол, что в погребах нашлось, но купцы ликовали уже потому, что наконец дома! В тепле и безопасности! Распоряжаясь, Прияна то и дело ловила на себе взгляды, которые приезжие бросали на ее девичью косу и очелье, и подавляла улыбку. Как ни смешна была их ошибка, Прияна не могла выбросить ее из головы. И подавить нелепое сожаление, что ничего подобного нет. Как бы она важничала и гордилась собой, если и правда стала бы смолянской боярыней-воеводшей! Род и судьба предназначили ее для еще большего, но это большее оставалось журавлем в небе. А Хакон… кроме возраста, она не видела в нем недостатков, а не зная обещанного Киева, и Смолянск считала вполне себя достойным.

Но хватит этого вздора! Здесь хозяйка – Соколина Свенельдовна. И даже думать о том, чтобы занять ее место – накликать беду. Тем более ей, столь коротко знакомой с самим Кощеем…

Вскоре стемнело, и Хакон не долго оставался на пиру: выслушав лишь самые первые рассказы о самом главном, сослался на нездоровье и удалился, оставив купцов догуливать. Он все еще кашлял.

На супрядки Прияна сегодня не успела, но не жалела об этом. Снова одолела обида на судьбу, что так долго лишает ее доли, на жениха, что все никак не едет, и она не хотела, чтобы глазастые девки разгадали ее печаль.

Вон, даже гости торговые и те считают, что ей давно пора замуж!

– А скажи… – начала она, пока Хакон пил свой отвар, как обычно перед сном. – А она… ну, ты говорил, что у него… у Святослава… есть еще другая невеста! – решилась она наконец, поняв, что мямлить еще более стыдно, чем сказать прямо. – Ты что-то знаешь о ней? Какая она? Красивая? Ты видел ее когда-нибудь?