В другой раз королевский повар попросил у Георга разрешения вернуться в Ганновер.

– Отчего ты хочешь оставить мою службу? – спросил король.

– Ах, ваше величество, здесь слишком много крадут, – ответил честный слуга. – В вашем курфюршестве мы жили так экономно!

– Помилуй, любезный друг, – возразил Георг, помирая со смеху, – ведь это деньги англичан! Ты делай то, что и другие, и не стесняйся. Всем нам хватит.

В международной политике новый английский король обращал внимание лишь на ее финансовую сторону. Получив предложение Петра примкнуть к союзу против Швеции, Георг, знавший о непопулярности этой идеи среди вигов, решил усидеть на двух стульях: как ганноверский курфюрст он согласился присоединиться к коалиции и даже получил от Дании «задаток» – герцогства Бремен и Верден, ранее принадлежавшие Швеции; а как английский король он предоставил вигскому правительству поступать по своему усмотрению. Англия теперь проявляла открытую враждебность к захвату Россией позиций на Балтике. Английский посол в России Уитворт доносил, что Петербург ни в коем случае нельзя оставлять за Россией, так как Англии невыгодно «отворить царю дверь к европейским дворам и торговле». Этого же мнения придерживалась и Голландия.

В 1716 году между Россией и Англией началась дипломатическая война. Англия всячески мешала русско-шведским мирным переговорам и подняла газетную кампанию против царя, обвиняя его в намерении стать господином Европы.

Во Франции после смерти Людовика XIV регентом при малолетнем Людовике XV стал герцог Орлеанский, племянник покойного короля. Он принадлежал к весьма распространенному в то время типу даровитых, но безнравственных эгоистов. Окружив себя любимцами, которых сам же называл «висельниками», герцог думал только об удовольствиях и о сохранении своего регентства. Не отталкивая открыто Петра, он пошел на более тесное сближение с Англией, дав себя увлечь проектами новой войны против Испании.

Испанское правительство, возглавляемое кардиналом Альберони, стремилось в свою очередь вернуть итальянские провинции, отошедшие по Утрехтскому миру к Австрии. Поддержка Англией императора Священной Римской империи Карла VI навела Альберони на мысль стать посредником в русско-шведских переговорах о мире, чтобы отвлечь англичан от Средиземноморья борьбой за Балтику. Более того, он вознамерился поразить Англию в самое сердце, для чего обратился к барону Герцу с предложением свергнуть с помощью якобитов Георга I с английского престола и восстановить династию Стюартов.

Герц воспринял эту фантастическую затею с энтузиазмом опытного авантюриста, почуявшего возможность остаться в истории. Получить согласие Карла XII не составило труда: не говоря о том, что рыцарско-викингская подоплека десанта в Англию сразу пришлась по вкусу королю, одно присоединение Бремена и Вердена к Ганноверскому курфюршеству было достаточным основанием для Карла считать Георга своим смертельным врагом. Король предоставил Герцу полную свободу действий, а сам с 20-тысячной армией отправился завоевывать Норвегию, чтобы создать базу для оказания помощи якобитам через Северное море.

В планах барона присутствовала одна очень здравая мысль, почти оправдывавшая все предприятие, а именно: необходимость мира с Россией. Герц знал неуступчивость Карла в этом вопросе, но надеялся, что новые обстоятельства, в которых оказался царь, сделают короля сговорчивее.

У Петра к тому времени зародилась новая страсть – вмешиваться в германские дела. Он хотел стать членом Священной Римской империи, для чего выдал замуж одну свою племянницу за герцога Курляндского, другую – за герцога Мекленбургского, в надежде когда-нибудь получить одно из этих герцогств. Таким образом Петр заложил основу пагубной для Романовых привычки принимать близко к сердцу мелкие династические дрязги великой нации. В 1715 году царь ни с того ни с сего впутался в раздоры герцога Мекленбургского со своим дворянством. Это испугало Данию, Пруссию и Ганновер и поссорило их с Россией. Германская политика Петра, по словам Ключевского, сделала его друзей врагами, не сделав врагов друзьями.

Не лучше обстояло дело и с Августом II. В 1713-м и 1714 годах в Польше был неурожай, а между тем голодная страна должна была содержать саксонское войско, которое король не выводил, несмотря на все просьбы поляков и требования России. Поляки на сеймиках кричали, что их вольность уже кончается и что им остается одно спасение – просить защиты у российского орла. Наконец образовалась конфедерация, вступившая в открытую борьбу с саксонцами. Конфедераты обратились к царю с просьбой о посредничестве; Петр придвинул к польским границам войско, и Август должен был в 14 дней очистить Польшу от саксонских войск.

Таким образом три злейших врага Карла – Август, Георг и Фредерик IV – сделались также врагами Петра. Герц полагал, что это хорошая основа для союза. Он осторожно прощупал почву в Петербурге и, встретив сочувствие Меншикова и Остермана, поехал уламывать Карла. Король сопротивлялся недолго; узнав, что за уступку Прибалтики царь обещает поддержать кандидатуру Станислава Лещинского в Польше и посодействовать Стюартам, Карл размяк и дал добро на мирные переговоры.

Герц действовал с размахом. Он посетил Россию, Испанию, Францию, Голландию, всюду вербуя сторонников среди придворных и эмигрантов-якобитов. Нити заговора протянулись от Петербурга до Лондона, где шведский посол Гилленборг снабжал деньгами и оружием диссидентов. В Бретани Герц приобрел и снарядил 6 судов, которые должны были перевезти Иакова и мятежников в Шотландию; 20 испанских кораблей были готовы соединиться с русско-шведской эскадрой и обеспечить высадку десанта. Для перевозки людей, оружия и денег барон даже пытался воспользоваться услугами пиратов.

Успех проекта Герца в равной степени зависел от двух несовместимых вещей – обширных приготовлений и полной их тайны. Скрыть заговор не удалось. Первым в интриги барона проник герцог Орлеанский, имевший шпионов по всей Европе. Он немедленно известил о своем открытии Георга и правительство Голландии, в результате чего Герц был арестован в Девентере (Голландия), а Гилленборг в Лондоне.

Для оправдания этих арестов Георг опубликовал переписку Герца и Гилленборга, свидетельствующую об их вине. Когда Карлу сказали об этом, он, улыбаясь, спросил только, не напечатаны ли его письма, и, узнав, что его имя ничем не скомпрометировано, приказал арестовать английского посла в Стокгольме со всей семьей и прислугой; голландскому посланнику было запрещено являться ко двору. Король не вступился за Герца и не осудил его публично, придерживаясь «презрительного молчания» по отношению к Англии и Голландии.

Не так повел себя Петр, тоже прямо не упомянутый в переписке Герца и Гилленборга. Царь написал Георгу длинное письмо с поздравлениями по случаю раскрытия заговора и уверениями в искренней дружбе. Летом 1717 года он приехал в Париж, чтобы склонить герцога Орлеанского к посредничеству в русско-шведских мирных переговорах и навязать свою дочь Елизавету в невесты Людовику XV, но смог добиться от него лишь обещания способствовать освобождению Герца и Гилленборга. Реальная польза от этого посольства ограничилась посещением Петром дворцов, парков, академии, библиотеки, кунсткамеры и фабрик. Царь, по словам Вольтера, «явил Франции редкое зрелище императора, путешествующего с целью образования. Но слишком многие французы увидели в нем лишь грубые манеры, следствие его дурного воспитания, а законодатель, создатель нового народа, великий человек ускользнул от их взора».

Герц был освобожден в августе того же года и явился в Швецию еще более могущественным, чем прежде. Карл открыто восхищался им: «С тремя людьми, подобными ему, я покорил бы мир!» – и наделил его абсолютными полномочиями во внешней и внутренней политике, особенно торопя министра с заключением мира с Россией. Карл теперь считал главным своим обидчиком Георга (не забывая, конечно, про Августа) и не отказался от мысли восстановить Стюартов.