Во-вторых, Карл не щадил своих солдат и не принимал в расчет ни количество врагов, ни климат. Рано или поздно напрасная трата людских сил должна была сказаться на моральном состоянии армии.

Наконец, король первый подавал пример храбрости, основанной на полном презрении к противнику. Привычка не считаться с действиями противной стороны, не признавать за ней способности к разумным решениям и инициативе стала настоящей бедой шведского генералитета.

Примерно 65000 шведов (вместе с корпусом Левенгаупта) Петр мог противопоставить более чем 100-тысячную армию: основные силы – 83000 человек под началом фельдмаршала Шереметева, прикрывавшие московское направление, и ингерманландский корпус генерала Боура (24000), наблюдавший за Левенгауптом. В Польше действовал верный царю коронный гетман Сенявский с 15000 кавалеристов.

Сочетание этих сил обеспечивало русским превосходство над шведами не менее чем на треть на любом выбранном ими направлении.

Карл с армией двинулся к «речным воротам» России, туда, где Двина и Днепр – естественная водная преграда на ее западных границах – поворачивают на восток, образуя узкий коридор – дорогу на Москву. Здесь шведов ожидали главные силы русской армии. В страшной суматохе укреплялись Смоленск и Москва.

Первая серьезная стычка в Польше произошла в ночь на 4 июля 1708 года у Головчина. Здесь находился 6-тысячный отряд генерала Репнина и кавалерийского генерала Гольца (левое крыло Шереметьевской армии), отделенный от остальных русских сил трехкилометровым болотом. Карл произвел рекогносцировку и напал на Репнина с одним авангардом, не дождавшись подкреплений. «Король не мог ждать», – свидетельствует один из участников сражения.

Схватив одной рукой полковника Нирода и протянув другую капитану Адлерфельду, Карл бросился в речку Бабич, призывая солдат не ждать наведения понтонов. Полки последовали за королем.

Под проливным дождем, сделавшим дороги непроходимыми, шведы переправились и после ложной демонстрации стремительно атаковали на главном направлении. Карл сразу убедился, что перед ним уже не тот сброд, который был под Нарвой восемь лет назад. Бой продолжался четыре часа. Русская кавалерия стойко отбивала атаки и сама три раза («тремя волнами») бросалась на драгун Рёншельда. Карл сражался пеший в рядах гвардии, уступив коня раненому капитану Гилленштерну. На рассвете Репнин и Гольц отступили, сохраняя порядок, и присоединились к Шереметеву.

По шведским данным, русские потеряли в этом бою 5000 человек (что маловероятно), шведы – 1200. В Журнале Петра Великого потери русских определяются в 547 убитых, 675 раненых и 630 пленных; шведов – до 2000 убитыми и ранеными.

Несмотря на проявленное упорство корпуса Репнина, Петр пришел в бешенство: путь к «речным воротам» для шведов был открыт! Трибунал по требованию царя разжаловал командующего в рядовые и обязал его оплатить за свой счет потерянные боеприпасы и пушки. Солдат, раненных в спину, расстреливали и вешали.

«Головчин оказался тем местом, над которым в последний раз взошла звезда счастья Карла XII», – отмечает шведский историк Кнут Лундблат. После Головчина открывается длинный счет бедам, несчастным случайностям и тяжелым страданиям, обрушившимся на шведов, каждый шаг которых отныне будет обильно полит их кровью. Отсюда, от Головнина, началась гибель армии Карла XII.

8 июля Карл занял Могилев и простоял там почти месяц, ожидая подхода Левенгаупта с огромным обозом (16000 солдат, 16 пушек и 8000 повозок). Левенгаупт сильно задержался и выступил в поход короткими переходами только в конце мая. За месяц он едва преодолел 230 километров. Наличие обоза не оправдывает этого черепашьего шага. В 1812 году в тех же местах 50-тысячный корпус маршала Даву, обремененный не менее громадным обозом, проделал 200 километров за 6 дней – и это при том, что перед ним отступал Багратион. Неторопливость движения шведов объяснялась странным поведением самого Левенгаупта: две недели он простоял в Долгинове; затем несколько дней ждал драгунский полк Шлиппенбаха и, дождавшись, дал ему недельный отдых. Левенгаупт позже оправдывался, ссылаясь на то, что его задерживали какие-то «беспорядки» в армии. В сущности, этим он расписался в собственной несостоятельности, в неспособности навести дисциплину в своем корпусе.

Прусский военный агент при шведской армии подполковник Зильтман сообщал домой (письмо от 28 июля), что Карлу, конечно, хотелось бы дождаться Левенгаупта, но сделать это было невозможно из-за постоянных нападений русских из Шклова и Быхова.

5 августа Карл двинулся на юго-восток, держась между Днепром и рекой Сож, чтобы не потерять связь с Левенгауптом. Отныне его армия уподобилась коту, который ищет лазейку в высокой глухой стене и бредет вдоль нее все дальше и дальше, туда, где его ожидает свора собак.

Время между 8 августа и 15 сентября – наиболее труднообъяснимый период похода, когда в действиях Карла и в самом деле обнаруживаются какая-то запутанность и неясность. На пути к Смоленску король пытается навязать бой ускользающим русским отрядам; иногда, стремительно врываясь в русский лагерь, он застает в нем брошенных лошадей, верблюдов и армейских проституток. В то же время Карл чего-то ждет, делает две остановки, теряя в первый раз два дня, а во второй – неделю, и находит удовольствие в перестрелках с «болотными Иванами» (это прозвище шведы дали русским), как, например, под Черниговом, где король брал мушкеты у своих солдат и, как утверждают, уложил многих неприятелей.

30 августа перед рассветом Карл с драбантами издали наблюдал, как несколько батальонов и эскадронов Голицына, «по грудь в воде», перешли Черную Наппу у села Доброе и отогнали отряды генералов Рооса и Крузе, которых спасло только то, что русская кавалерия, преследуя их, увязла в болоте. Шведская армия была еще на марше и не могла оказать помощь разбитым отрядам. Впрочем, придворные летописцы Карла, Адлерфельд и Нордберг, не смущаясь, говорят о победе шведов в этот день.

Успех у Доброго был высоко оценен Петром: «Правда, что я как стал служить, такой игрушки не видал. Аднакож сей танец в [о]чах горячего Каролуса изрядно станцовали». По русским данным, неприятель потерял 2000 человек убитыми и 2000 ранеными.

Цифры могут быть неточными, но достоверно известно, что шведы три дня хоронили убитых.

Ожесточенное сопротивление русских вызвало в шведской армии новую волну убийств пленных. На этот раз не щадили даже офицеров. После сражения у Доброго один шведский офицер помиловал русского подполковника, но какой-то финский солдат с криком: «Только не давать пощады, господин, мы сыты по горло такими, как он, добрый господин!» – проколол пленного шпагой.

Доброе заставило многих пересмотреть возможности «северного Александра» и его противника, который, кажется, вовсе не собирался повторять судьбу Дария III[55]. Старый дипломат Урбих, перешедший из Дании на русскую службу, писал Лейбницу: «Вы правы, что война между царем и шведом не кончится, пока не погибнет тот или другой. Правдоподобнее, что это случится скорее с Карлом XII, чем с царем; у нас есть и всегда будет возможность оправиться, если же шведы будут побиты, то они не оправятся и в сто лет. Поэтому шведскому королю следовало бы заблаговременно подумать о мире, возвратив царю то, что прежде ему принадлежало, и бросить своего Стенцеля (шутливоуменьшительное от имени Станислав. – С.Ц.), который никогда не может быть королем в Польше. Если король шведский не сделает этого, то я опасаюсь, что ни его армия, ни он никогда не возвратятся живыми в Швецию».

Даже Рёншельд стал колебаться и снизошел до того, что пожелал услышать совет Пипера. Но Пипер ответил ему: «Черт, который до сих давал свои советы, пусть и теперь он же подает свой совет» (биограф Карла Фриксель).

Карл сменил направление движения и теперь шел на север. 9 сентября у Раевки он столкнулся с частями кавалерии Боура, который отходил на соединение с главными силами по мере приближения Левенгаупта. Здесь произошел эпизод с окружением Остготландского полка, описанный выше (см. раздел 2 главы «На войне как на войне»). При спасении Карла из окружения погибли два шведских генерала: Тюре Хорд и Карл Розеншерна.