Девушка подняла камень и неумело, слабо швырнула.
- Борт! Уходи, тварь! - скорее прошептала замерзшими губами, чем закричала Бру.
Даже не отступив ни на шаг от брошенного Бретой камня, который подкатился к ее лапам, тварь обнюхала его, и посмотрела на противницу. Огоньки в звериных глазах из холодных зеленых превратились в лютые красные.
- Борт! Вон ...
Брета сделала вид, что наклоняется за еще одним камнем. Но крыса-лиса не испугалась. Пригнулась угрожающе, готовясь к броску, яростно оскалилась, и издала звук, больше похожий на шипение змеи, рычание собаки, и одновременно - блеяние козы.
Ненависть. Брета представила, как ее тело жрет эта зверюга, доставая из разорванного живота скользкие окровавленные кишки...
- Борт! Борт! Иди вон! Чего ты от меня хочешь? Чего вам всем от меня надо? - вдруг, неожиданно для себя самой осмелела Брета. Агрессивное поведение зверюги разбудила в ней волну встречной агрессии. Она тоже пригнулась, как хищник перед неминуемой схваткой, быстро наклонилась, пытаясь поднять увесистый голыш. Но булыжник примерз и не поддался; пальцы сорвались по скользкому. Брета, мгновенно потеряв пыл, выпрямилась, растерянно и испуганно глядя на отвратительную тварь.
Брете отчего-то сейчас вспомнились пришельцы на берегу, и черные тени, которые они выпустили из клетки. Дикий и липкий ужас пробежал морозом по спине; по тропе, следом за тварью, приближалась еще одна черная и страшная тень. Брета попятилась... и бросилась бежать. Наугад, куда-нибудь, в сторону от поселка. Но, не пробежав и полсотни шагов, зацепилась за какую-то корягу, поскользнулась и грохнулась, больно ударившись коленом, ладонями и щекой. Извернувшись, посмотрела...
Собак было уже две. К полосатой сучке успело присоединиться еще более крупное и еще более страшное черно-серое чудовище, скорее всего - самец: существа сейчас вдвоем мчались к ней. Сбоку, с террасы спрыгнула еще одна такая же тварь.
Брета только успела закрыться рукой, когда на нее упало тяжелое тело. И почувствовала, что запястья сжало бешеным колючим захватом, и рвануло, и такие же рвущие тело тиски схватили за шею...
- Вег! Веглассен!
Кто-то бежал по тропинке, приближаясь из поселка. Та самая тень, которую Брета увидела издали.
Ударило, хлопнуло, как будто палкой по сырому мясу; злое и отвратительное шипение сменилось пугливым визгом, потом еще раз - удар... Тиски ослабли, отпустили и исчезли. Темнота крутилась и нарастала болью. Потекло горячим по шее и груди.
- Совсем взбесился!
Рядом стоял, еще тяжело дыша после бега, держа в руке палку как копье человек, закутанный от дождя в рогожу. Из-под лоскута, нахлобученного на голову, виден был только нос и мокрая седая борода. Старик, который только что спас Брету, сейчас пытался разглядеть в сумерках, куда именно убежали собаки, прижимая царапину на руке.
- Скап! Это - скап. Полгода уже появился. На люди нападать. Плодить зверь лихорадка.
Он говорил медленно, будто подбирая слова, словно не очень хорошо владел языком хьярнов.
- Сильно укусил, - сказал старик, взглянув на раны, которые скапы успели нанести девушке. Озабоченно поцокал. - Надо к фру, она знает, как лечить. Скап - опасный, нехорошо. От него корова болеет, и коза болеет, и поросята - уже украли двух...
- Пойдем, - старик помог Брете подняться. - Сейчас будет совсем темно. Пойдем к фру Виг. Она знает, как лечить. Она корову лечить, и козу лечить... На, возьми пакля, у меня есть, - чтобы вытирать молоко, прижми к ране - так остановить кровь.
Поднимаясь, девушка увидела потертый до блеска медный тарм на шее своего спасителя. Раб с фермы фру Вигдис. Брета не раз видела старика в поселке: такой неторопливый, маленького роста, всегда в лохмотьях - он каждый день приносил с фермы сыр и молоко. Кажется, его зовут... Нет, трудно вспомнить... Как же больно...
Как же больно... Но Брета вдруг почувствовала, что в ней, внутри, в ее теле, словно разом открылись и потекли стремительные ручейки. Неожиданно стало жарко, даже в глазах потемнело; все тело зачесалось... Вот так же, наверное, бурлила кровь у одноглазого воина, когда они впервые встретились у скал возле Гребня. Боль от ран постепенно уходила, сникала, затихала, оставляя после себя только зуд. Вынырнуло и схватило в животе чувство голода.
Как же зовут этого старика?
Вспомнила - Герман. Его зовут Герман.
- У тебя есть еда? - спросила Брета, когда они вдвоем - Герман впереди, с палкой в ??руке и двумя пустыми берестяными туёсамы за плечами, Брета - едва переставляя ноги, держа клок окровавленной пакли на шее, - позади, брели по тропинке. Вокруг уже стала кромешная темнота. Ветер немного стих. Слышно было, как по ветвям и по камням шуршит снег. Ноздри щекотал запах молока.
Брета услышала из темноты:
- Я сегодня носил сыр и кирт. На дне и на стенках еще осталось мало-мало. Это моя еда. Но я могу тебе отдать.
6. Кюквинна
Вигдис и сейчас, на седьмом десятке лет, выглядела как столетний бук, как дерево Эссет - такой же мощной и величественной. А в молодости... Эх, какой была Вигдис в молодости! Кто такое увидел - никогда не забудет. Бывало, пройдет по поселку: высоченная, прямая, как из железа сделанная, - редко кто не уступит дороги, не увлечется и не удивится. Была бы фру Виг мужчиной - точно стала бы знаменитым ярлом, водила бы ватаги пикеров на драгботах к южным берегам.
Хьярны пересказывали историю о том, что когда-то, давно уже - никто не помнит сколько лет с тех пор прошло, на острове появилась девушка-гигантесса, у которой лицо и все тело было покрыто шерстью - как у медведя. Говорили, что она каким-то чудом переплыла сама, вплавь, без лодки пролив между островом и Норлендом. Ну, это, конечно, вранье, выдумки, совершить такое никому, даже самому сильному великану не по силам... хотя как-то она все-таки на острове появилась? Это была мать Вигдис, а как звали чужеземку, никто уже и не помнит. Желтоглазая гигантесса сошлась с тогда молодым еще высоким и мощным Рендалфром-пикером, родила мужу троих сыновей и дочь, всех - великанов, и еще молодой умерла от какой-то странной болезни. Вигдис никогда никому не рассказывала о своей матери - может не хотела, а может - и не помнила, потому что еще маленькой была, когда та уплыла в леса Морока.
В молодости жила Виг в богатом хейдрике - одна дочь у отца и любимая сестра у братьев-пикеров, которые набрали в походах добычи - девать некуда. А какой бунад носила Вигдис! Юбка-скерт - из тонкой шерсти, южанской выделки, накидка-капе - из шерсти овцы-сау, с вышивкой на груди и по рукавам, отороченная мехом фьялра; сапожки - тоже южанские, на костяном каблучке; селье, серьги, браслеты - как дождь: из серебра, золота и медового камня. Сама ткала, сама вышивала, серебром и золотом задаривали отец и братья, а ургап, медовый камень, говорили, выменивала Вигдис у самих лесных альмов и вальков. Говорили, что была Вигдис с духами на короткой ноге. Еще бы - кровь Норленских великанов - вот она; как говорится, от своего роду-племени не убежишь. Откуда бы еще узнала Вигдис, как болезни лечить, и какие бывают травы и снадобья?
Замуж вышла Вигдис за Дегфинна, самого сильного и высокого парня в поселке. И все было хорошо, вот только детей молодожены завести не успели - ушел Дегфинн с неистовым молодым тогда еще Хьюго Драгером и еще тремя такими же сорвиголовами через пролив в Норленд. А когда вернулся, раненный трулманской стрелой - заболел страшной болезнью и умер. Как и чем только Вигдис его не лечила - ничего не помогло. Скоро, в одном из походов, отправились на пир к Одрику отец и трое великанов - братьев Вигдис - все сразу, утонув в морском сражении вместе с драгботом.
Сколько прошло - пять, десять лет? Пикеры каждый год ходили в походы, и как-то забрались далеко, до устья Зельги, и дальше, куда-то до самых болгов или славенов. И привезли из тех земель пленников.
