Похоже ли это на смерть? Нет. Вряд ли судьба может быть настолько добра ко мне, чтобы просто дать умереть. Струна оборвалась, и я упала в бездну. В вязкую, черную. Она заполняет все внутренности, разбегается по венам, отравляя кровь.
Я хочу приподнять руку, чтобы разогнать тьму, но тщетно. Перестаю чувствовать конечности. Рот наполняет густая тягучая жидкость. Она разливается по горлу, оставляя после себя сухой вязкий привкус. Пламя охватывает меня изнутри. Кажется, будто я растворяюсь. Каждая клеточка тела пылает огнем.
Я не могу дышать. Тяжелые вдохи разрывают легкие изнутри. Но мое тело предает меня, заставляя чувствовать эту боль снова и снова. Приторно-сладкий запах с оттенками тяжелой горечи заполняет все вокруг.
Выстрел убил мою душу. Она хочет вырваться из тела, взмыть, словно птица, но я застряла между мирами. Все мое существо рвется к свободе, к смерти. Но кто-то упрямо продолжает держать меня здесь, в этой холодной черной бездне, наполненной болью.
Однажды Цинна сотворил мне крылья. Я птица. Сойка-Пересмешница. Я не могу выжить в воде. Мне нужен воздух и полет. Но мои крылья сгорели вместе с телом, душой. Вместе с последним взглядом глубоких голубых, как небеса, глаз.
Яркий белый свет вспыхивает перед глазами. Я резко дергаюсь, и это движение отдается в голове спазмом. Тихий писк режет слух. Пытаюсь оглядеться, но все вокруг подернуто белой пеленой, расплываясь перед глазами. Не сумев сфокусировать взгляд, снова зажмуриваюсь и роняю голову на что-то мягкое. Сквозь звон в ушах слышу в отдалении приглушенные женские голоса.
- Очнулась. Нужно увеличить дозу морфлия.
- Может, сама выкарабкается?
- Слишком рано. Не выдержит.
Сознание с трудом воспринимает происходящее. Голова нещадно кружится, и я уже готова снова позволить мраку поглотить меня, когда холодные пальцы касаются горящей в огне кожи. Воздух пропитывается резким запахом спирта вперемешку с чем-то очень знакомым, вязким и сладковатым. Морфлий.
Я не чувствую укола иглы, лишь приятное тепло, быстро разливающееся по телу. Боль медленно отступает. Тяжесть сменяется легкостью. Сознание затуманивается, и меня начинает покачивать на волнах. Это не то покачивание, которое заставляет голову кружиться, а желудок сжиматься. Это приятные волны, воздушные. Легкий ветерок касается кожи. Сквозь ресницы смотрю на расплывчатый силуэт, суетящийся возле меня, а затем снова впадаю в беспамятство.
Время не поддается счету. Кажется, целую вечность я плаваю в теплых, окутывающих сознание, волнах морфлинга. Но наркотик не прогоняет кошмары. Перед глазами снова и снова появляется дуло автомата, приставленное к виску, и голубые глаза, неестественно яркие из-за действия морфлия. Руки в белых перчатках ложатся на его плечи, а потом я снова слышу выстрел.
Пытаюсь кричать, умоляя кого-то дать мне умереть. Но ответом служат лишь хрипы, вырывающиеся из моего горла.
Вспоминаю Прим. Мысленно прошу у нее прощения. Не хочу оставлять ее, но я больше не смогу быть для нее хорошей сестрой. Я мертва. Прим не нужен призрак, тень, вместо прежней Китнисс.
Борьба окончена. Мне остается только ждать. Миротворцы не убили меня, значит Сноу не захотел легкой смерти для Сойки-Пересмешницы. Ему этого мало. Он захочет использовать меня в своих целях. Скорее всего, заставит выступать с речами в свою защиту. Возможно, мне промоют мозги. Наверно, так будет даже лучше - не думать, не сожалеть, не чувствовать боли. А потом меня убьют. И я жду этого с нетерпением.
Медленно открываю глаза и щурюсь от яркого белого света, едва различая расплывчатые силуэты, мелькающие передо мной. Я балансирую на грани сознания. Голова все еще кружится, а неприятное тянущее чувство внизу живота заставляет морщиться от боли. Подо мной растекается что-то мокрое, но теплое и почти приятное.
Чей-то вскрик пронзает тишину, нарушаемую лишь уже знакомым тихим писком, а потом меня снова вырубают, вколов внушительную дозу морфлинга.
Во тьме вижу легкий светлый силуэт. Маленький, совсем крошечный. Меня наполняет странное чувство. Жгучая боль, саднящая в области сердца. Я не понимаю что это, но ощущение потери накрывает меня с головой. Хочу ухватиться за этот свет, но он ускользает, оставляя после себя лишь пустоту.
В какой-то момент ко мне возвращается сознание. Я открываю глаза и вижу вокруг себя несколько медицинских аппаратов с мигающими лампочками, к которым я подключена через множество трубочек и проводков. Именно они и издают тот назойливый писк, разрывающий тишину. Стены небольшой палаты выкрашены в белый цвет, неприятно режущий глаза. В углу стоит стеклянный шкафчик с медикаментами, запертый на замок.
Я одна. Возможно, они думают, что я все еще без сознания, потому никто не приходит.
Задумчиво рассматриваю мешок с прозрачной жидкостью внутри, которая медленно струится по трубке, попадая в мои вены. Под мешком есть маленькое колесико. Регулятор скорости поступления лекарства. Слишком быстрая подача морфлия, возможно, приведет к смерти.
Нужно выбрать что-то одно. Умереть или стать наркоманкой, зависимой от морфлия.
Глубоко вздохнув, я пытаюсь приподнять руку, чтобы достать до колесика. Это дается не без труда. Жду, пока проходит легкое онемение и снова поднимаю руку. Дотянувшись до колесика, хочу повернуть его до максимальной отметки, но оно не поддается. Похоже, стоит на блокировке.
От отчаяния хочется столкнуть капельницу и вырвать все проводки из руки, но я просто обессиленно падаю на подушку.
Через какое-то время приходит врач. Я бросаю на нее мимолетный взгляд и снова смотрю в потолок, в котором уже просверлила глазами дыру. Во мне не осталось никаких чувств, лишь апатия. Мне все равно что со мной будут делать. Внутри - пустота. Она наполняет меня, каждую клеточку моего тела. Я сломлена.
Врач подходит к аппаратам. Взглянув на показатели, нажимает на несколько кнопок. Писк исчезает, оставляя после себя лишь легкое гудение.
- Как себя чувствуешь, Китнисс? – заботливым тоном интересуется женщина.
Я ничего не отвечаю, продолжая смотреть в потолок.
- Послушай, я понимаю, что ты через многое прошла…
Женщина продолжает что-то говорить, но я почти не слушаю ее, размышляя о своем. У капитолийских врачей весьма широкий профиль. Кого-то они лечат, но могут и покалечить. Тело и разум. Возможно, передо мной стоит именно тот самый врач, который пытался изменить сознание Пита, экспериментируя с ядами и наркотиками.
Руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Каждый человек теперь кажется врагом.
Назойливый голос врача не дает мне расслабиться. Я воспринимаю фразы урывками. Она долго за что-то извиняется, ее голос полон скорби и сочувствия. Что-то говорит о потере. А потом я слышу слово «ребенок», и оно отзывается во мне болезненной пустотой внутри.
Я резко перевожу взгляд на врача, отчего она замолкает и непроизвольно делает шаг назад. Со мной решили поиграть. Надавливают больнее на рану, а потом приносят свои извинения. Пытаются вылечить, чтобы потом снова заставить страдать.
- Мне очень жаль, - произносит женщина.
В этот момент во мне что-то ломается. Не в силах совладать со своей яростью и ненавистью, я срываюсь вперед, успевая схватить врача за край халата перед тем, как тянущая боль пронзает мое тело. Не удержавшись на дрожащих коленях, падаю обратно на постель. Из глаз начинают течь горячие слезы. Мои плечи сотрясаются от рыданий, а по телу проходит волна неприятной дрожи.
Две пары рук приподнимают меня с постели. Из груди вырываются тяжёлые хрипы. Я кричу, прошу оставить меня в покое. Руки и ноги оказываются в плену мягких светлых лент, которые не позволяют пошевелиться.
Я боюсь, что мне снова дадут морфлий, чтобы вырубить, но этого не происходит. Зафиксировав лентами мое тело, врачи покидают палату, и мне остается лишь лежать, давясь слезами и задыхаясь от непрекращающихся рыданий.
Я отключаюсь только тогда, когда меня покидают силы.
Крошечный светлый силуэт ускользает от меня, растворяясь в темноте. Пустота. Потеря.
