Китнисс уходит попрощаться с Финником, а я направляюсь на взлетную полосу. К моему удивлению, девушка прибегает туда буквально через десять минут, и я вижу, что она еле сдерживает рыдания. Нарочно обнимаю ее, спиной становясь к заинтересовавшимся солдатам, и чувствую, как она сильно сжимает мои плечи.

- Ему плохо. Очень плохо, Пит, - шепчет она. – Я не смогла с ним даже поговорить, потому что все, что я увидела – это прикованного к постели, бьющегося в конвульсиях мужчину, который видит во мне только мишень.

Ее голос дрожит, я мягко поглаживаю ее по голове, хотя у самого холодок пробежал по телу от ее слов.

- Когда мы вернемся, ему полегчает, - неуверенно бормочу я, чтобы ее приободрить.

- Я отомщу ему за это, - отвечает Китнисс.

Планолет доставляет нас до сборного пункта в Двенадцатом, откуда мы двое суток на товарняке, до предела набитом солдатами, едем до одного из горных туннелей, ведущих в Капитолий. После мы еще шесть часов идем до военного лагеря повстанцев, тянущегося на десять кварталов вглубь от вокзала, на который мы приезжали в Капитолий перед Играми.

Пока мы ставим палатки, Боггс рассказывает, что повстанцы отбили этот район с неделю назад, потеряв при этом сотни жизней. Миротворцы заняли позиции ближе к центру Капитолия, и нас разделяют пустые улицы, сплошь усыпанные ловушками. Прежде чем наступать, их нужно обезвредить.

Спустя три дня большая часть отделения 451 готова дезертировать от скуки. Мы стреляем для Крессиды и ее команды, которые приехали вместе с нами, но в основном по всякой ерунде, чтобы отвести подозрение. Время от времени требуются добровольцы для реальных боевых заданий, и всякий раз все восемь рук взмывают вверх, но меня, Китнисс и Гейла никогда не выбирают.

Видимо, чтобы мы себе внешность не испортили.

У каждого из нас есть бумажная карта Капитолия, которую Китнисс, как мне кажется, чересчур внимательно изучает. На все мои вопросы о ее интересе она лишь отшучивается, но в мою голову закрадывается серьезное подозрение, что она хочет сбежать отсюда при первой возможности. И прекрасно понятно, в каком направлении.

Но настоящая находка – это карта командиров. Это так называем голограф, который воспроизводит точно такую же голограмму, которую мы видели в Штабе перед отъездом. По сути, это всего лишь улучшенная версия карты, но это просто подарок по сравнению с нашими бумажными версиями.

Голограф может включить только командир, но в рабочем состоянии контролировать его могут и члены отряда. Если кто-то в отделении три раза подряд повторит слово «морник», голограф взрывается, уничтожая все в радиусе пяти ярдов. Это мера предосторожности на случай попадания в плен.

На четвертый день мы, слегка расслабившись, попадаем в неприятности. Лиг Вторая нарывается на неправильно маркированную капсулу, которая выстреливает металлическими дротиками, а не отравляющим газом, как мы думали. Один из дротиков попадает Лиг в голову, и она умирает прежде, чем приходит помощь.

Нам обещают быструю замену.

На следующий день прибывает новый член нашего отделения. Взъерошенные бронзовые волосы, слегка безумные глаза. Без охраны, с автоматом на плече. Все в шоке и не верят своим глазам. Китнисс не знает, радоваться ей или плакать, но она все же легко целует Финника Одейра в щеку, хотя тот опасливо отстраняется, бормоча что-то про нервные припадки.

Однако у него на руке свежий штамп. Номер 451. Звонки Боггса в Тринадцатый ничего не приносят. Койн считает, что это прибавит нашим роликам остроты.

Финник, который последние две недели был больше похож на психопата, который разговаривал сам с собой и пытался любыми способами навредить Китнисс, лишь грустно улыбается, а я, тревожно сжимая руку своей невесты, думаю лишь об одном.

Кажется, Койн считает, что от мертвой Китнисс Эвердин пользы будет куда больше.

Комментарий к Глава 36.

Совести у меня нет, я знаю.

========== Глава 37. ==========

Комментарий к Глава 37.

Для начала: ладно, мне стыдно, с апреля прошло много времени, но у меня, блин, весь май ушел на подготовку к экзаменам, но теперь я все сдал и жду результатов по русскому, ибо все остальное я уже знаю.

Второе: задержек в три месяца точно не будет, потому что а). Следующая глава уже написана, и она появится, как только бета ее проверит; и б). я твердо решил закончить эту работу этим летом, так что, наверное, я уже неделю пишу каждый день. Ну, пытаюсь.

Будет еще, я думаю, три главы, не считая этой, и эпилог.

Проходит три дня с тех пор, как Финника доставили к нам в отряд. Боггс, которого раньше никто не видел таким обозленным, приказывает своей заместительнице, солдату Джексон, назначить круглосуточный надзор за Финником, который лишь грустно улыбнулся, услышав приказ. Но все три дня проходят без особых происшествий, если не считать грубых выпадов в сторону Китнисс.

Стоит ли говорить, что ни меня, ни Гейла, ни Китнисс в надзорщики не берут? Когда мы попробовали возмутиться, Джексон отрезала, что ни один из нас не сможет застрелить его, если потребуется. В конечном итоге мы выторговали право караулить в паре с кем-нибудь другим, кто не знаком с Финником так близко.

Хотя, по-моему, Китнисс будет проще будет прострелить себе голову, чем поднять оружие на друга.

После очередного дня съемок я ставлю палатку – на третий день получается уже не так ужасно – пока Китнисс, сидя на земле, пустым взглядом изучает карту.

- Мы можем поговорить? – спрашивает она после недолгого молчания.

- Конечно, - бормочу я, натягивая брезент на основу из колышек. – О чем?

- Ты ведь на моей стороне? – неожиданно спрашивает она, поднимая голову.

- Всегда, Китнисс, - отзываюсь я, прищуриваясь. – Что за вопросы?

- Мы говорили по поводу одержимости Финника с Боггсом, - бормочет Китнисс, не поднимая глаз.

Я морщусь, припоминая, как командир после бесплодных звонков в Тринадцатый отзывал Китнисс, чтобы переговорить с ней.

- Я знаю, - киваю, потому что это было довольно очевидным фактом.

- Пойдем, - она поднимается на ноги, хватает меня за руку и тянет за собой. – Джексон просила собрать хворост для костра.

- Рано или поздно он все равно потеряет контроль и доберется до меня, - тихо говорит она, пока мы, наклонившись, подбираем засохшие ветки.

- Мы будем смотреть за ним в оба, - обещаю я.

- Я знаю, зачем она это сделала, - добавляет Китнисс, имея в виду Койн. – От мертвой меня ей будет больше пользы.

- Почему она так тебя ненавидит?

- Не думаю, что это настолько сильное чувство. Я ей определенно не нравлюсь, это ясно. Боггс говорит, что она хотела спасти с арены тебя, но ее никто не поддерживал. Когда это все-таки случилось, она была в восторге. А потом ты не оправдал ее ожиданий, потому что был слишком подавлен тем, что я отправилась в Капитолий. Правда, потом мы свою роль выполнили.

- Но она все равно считает тебя опасной.

- Да. Потому что война почти закончилась, а потом будут выборы.

- Не думаю, что она настолько дура, чтобы думать, будто кто-то допустит тебя на место президента.

- Нет. Но на чьей стороне я буду? Боггс считает, что ни у кого нет столько влияния, как у меня.

- Она боится, что ты будешь против нее, - заканчиваю я. – Тем более, своего отношения к ней ты никогда особо не скрывала.

- Я могу помочь революции только одним способом, - тихо говорит она.

- Умереть, - с болью замечаю я.

- Да, - кивает она.

- Китнисс, - выдыхаю я и хватаю ее за руку. – Не делай глупостей. Не позволяй Койн играть тобой.

- Глупостей?

- Например, ты собираешься смотаться отсюда с картой и голографом, если сумеешь его раздобыть, - довольно грубо отвечаю я, высказывая свои догадки.

Китнисс чуть краснеет.

- Ты же не сбежишь без меня? В болезни и здравии, в горе и в радости, помнишь? – говорю я, вспоминая свадебную клятву, которую мы практически произнесли, обручившись по традиции Дистрикта.