Привычную поношенную одежду сейчас заменяет кремовое платье по колено. Коса исчезла, а вместо неё на оголённые плечи ложатся лёгкие кудри тёмных волос. На её лице играет улыбка – не простая довольная, а по-настоящему счастливая. Я с удивлением узнаю в этой девушке прежнюю Китнисс, зябко кутающуюся в домашний персиковый свитер, небрежно накинутый ей на плечи поверх выходного платья.

Ошеломлённо гляжу на неё, словно вижу впервые (хотя отчасти так и есть, ведь никогда ранее я не наблюдал Китнисс такой добровольно) и совсем не боюсь быть пойманным за подглядывание.

- Я рада, что ты пришёл. С наступающим,- приветливо начинает она и отходит чуть в сторону, позволяя мне войти в дом.

- С наступающим,- эхом отзываюсь я, и чуть помедлив, добавляю,- ты потрясающе выглядишь.

- Спасибо,- смущённая моим словам, лепечет Китнисс. Девушка до сих пор не привыкла слышать комплименты в свой адрес, хотя я всегда прекрасно понимал, что ей это нравится.

Миную порог её дома и небольшой коридор, в котором над главным входом замечаю праздничный венок из еловых веток и бусин.

Из гостиной доносится приглушённый звук играющего телевизора. Капитолий продолжает оставаться Капитолием, и даже простые телевизионные программы в честь главного праздника отменять никто не собирается.

На кухне то и дело звякает посуда и доносится шум льющейся воды. Значит Сальная Сей уже здесь. Туда мы и идём. У плиты как раз суетится женщина, и даже поначалу не замечает нас. У стола же, я вижу девочку лет десяти, не больше. Уже в таком возрасте она вовсю помогает на кухне. В отличие от своей бабушки, девчушка как раз нас замечает и начинает смущённо улыбаться.

- Кассандра, познакомься, это Пит,- говорит Китнисс. Она стягивает с плеч свитер, попутно вешает его на спинку одного из стульев и присаживается на корточки рядом с девочкой. Та с интересом разглядывает меня своими серо-голубыми глазами и делает неуверенный шаг навстречу.

- Кэсси,- поправляет она и по-детски деловито протягивает мне руку.

- Приятно познакомиться, Кэсси,- улыбаюсь я, взаимно пожимая её небольшую ладошку.

- А, Пит, ты вовремя. Можешь помочь со столом в гостиной? А то чёрт знает, когда этот Хеймитч соизволит прийти,- Сей пытает говорить сердито, но в её голосе я точно улавливаю нотки веселья.

- Да, конечно,- с готовностью отвечаю я.

- Вот и славно, Китнисс всё тебе расскажет, а мы пока будем на кухне.

Моя «сопровождающая» согласно кивает и за руку уводит меня в гостиную.

***

Кое-как, совместными мучениями нам всё-таки удалось поставить этот стол. А Хеймитч решил прийти как раз в тот момент, когда всё было почти готово.

Небрежно прошествовав в гостиную, он ухмыльнулся и с шумом поставил две очередные бутылки спиртного (одна из которых как всегда была полна лишь наполовину) на деревянную поверхность стола.

- Какие молодцы, быстро же справляетесь без меня.

Мы одновременно зло посмотрели на ментора, а тот лишь рукой махнул и прошествовал на кухню с неясным бормотанием о чём-то вроде доброго светлого праздника и какого-то крайнего случая.

Пришлось пройти ещё какому-то времени, прежде чем мы все смогли оказаться в гостиной.

На часах в тот момент было уже за десять.

Китнисс устроилась по соседству со мной, а Хеймитч в самом начале стола. Место рядом с Салли, сидящей напротив, пустовало. Спокойно сидеть за столом для неугомонной Кэсси было за пределами возможного. От ёлки она могла отойти только на пару секунд и то для того, чтобы перехватить что-нибудь вкусное со стола.

Времени для скуки никто не находил. Хеймитч то и дело рассказывал какие-то истории в своём духе. Мы вспоминали всё хорошее, плохое, случившееся в убывающем знаменательном для Панема году. Радовались и в каких-то моментах грустили одновременно. Я опускаю глаза и замечаю почти незаметно трясущиеся руки Китнисс, когда речь заходит о погибших близких. Ободряюще сжимаю её ладонь, и девушка в точности повторяет моё действие. Наши взгляды встречаются, и в её серых глазах я улавливаю проблеск надежды и спокойствия.

Всё кажется настолько привычным, обыденным, правильным, что я начинаю привыкать к шуму запущенных салютов и петард за окном, к приглушённой игре новогодних телевизионных передач, к громким восклицаниям Хеймитча и смеху Сальной Сей над его неординарными суждениями и историями, к радостной Кэсси, сидящей у ёлки в самом предвкушении заветного часа, к Лютику, всеми способами старающемуся отгородиться от бесконечного шума, к лёгкой улыбке Китнисс – самой счастливой и невероятной улыбке в мире. Ведь она всегда улыбалась мне с такой добротой и доверием, что сердце трепетало и грозилось выпорхнуть из груди.

Вот и сейчас я стараюсь невзначай поглядывать в сторону девушки и словно специально мучить себя очередным, приятно ноющим, горьковато-сладким чувством в груди, которое приносит почти физическую боль, но вместе с тем и невероятный покой. Не похожие ни на что эмоции, которые просто нельзя спутать.

От мыслей меня отвлекает очередная порция запущенных салютов в центре Дистрикта и шум открывающегося шампанского. Я бросаю быстрый взгляд на часы и с удивлением понимаю, что до полуночи остаётся всего ничего.

Развлекательная программа по телевизору плавно переходит в официальное поздравление Пейлор – новой управляющей всего Панема. Хеймитч торопливо разливает всем шампанского, хотя сам, наверняка, не отказался бы от напитка покрепче. Кэсси тоже подбегает к столу и цепляется за бабушку. Салли улыбается девочке и помогает ей забраться на стул, чтобы «быть на ровне со всеми».

Когда речь президента заканчивается, сменяясь коротким отсчётом до Нового года, Хеймитч издаёт очередной праздничный клич и поднимает полный бокал. Я улыбаюсь, узнавая своего старого ментора, и тоже тянусь за шампанским, когда осознаю, что всё ещё держу Китнисс за руку.

Девушка оборачивается и с обескураженным видом замечает то же самое. Но я не отпускаю её ладонь, а только крепче сжимаю в своей.

Хеймитч уже вовсю говорит свои поздравления, а мы так и не двигаемся с места. Я понимаю, что должен сделать, но не знаю смогу ли. Приступов не было давно, но запрет на них никто не ставил.

Когда Китнисс свободной рукой привычно тянется к волосам, я перехватываю её движение и сам откидываю длинные тёмные локоны ей за спину. Отсчёт сменяется гимном Панема, но знакомая мелодия, как и мысли, напрочь путается и забывается в голове, когда я чувствую привычные мягкие губы Китнисс на своих губах.

Сердце почти болезненно пропускает удар, а потом с нарастающей силой начинает отбивать нечеловеческий ритм и шум его напрочь заглушает грохотание праздничных салютов.

Я ничего не ощущаю кроме головокружения и мягкого притяжения, которое ощущал почти всегда, невзначай прикасаясь к Китнисс. Сейчас это кажется иначе.

Чувствую её руки, крепко обвивающие меня за шею, словно не желая отпускать.

Всего лишь мягкое прикосновение губ по-настоящему вынуждает меня забыться, а мысль о том, что я могу целовать Китнисс, не боясь приступов, вселяет невероятную надежду и заполняет пустующую дыру в груди теплом и доверием.

Впервые я совершенно забываю про Хеймитча, Салли с внучкой и совершенно не задаюсь вопросом о том, что они будут думать об этом.

Я слишком долго ждал, чтобы вновь торопиться сейчас. И это не сон; не приступ. Это взаправду.

Под своими руками, лежащими на талии Китнисс, чувствую лёгкую ткань её сегодняшнего кремового платья.

Отрываюсь от её губ только потому, что дыхание напрочь перехватывает, а взгляд всё ещё затуманен.

Она улыбается лёгкой лукавой улыбкой и поспешно прячется у меня на плече. Я бесшумно вздыхаю и зарываюсь в небольшие кудри тёмных волос, вновь и вновь вдыхая их привычный вкусный запах.

Мы стоим так какое-то время, пока каждый не придёт в себя, а мысли не вернутся на круги своя. Сейчас я готов многое отдать за то, чтобы хотя бы на пару секунд узнать всю правду, таящуюся в голове у девушки, которую я с таким трепетом держу в объятиях.