заметили ошибку? сообщите мне об этом:)
Глава перезагружена из раннего…
Открываю глаза и пару раз неуверенно моргаю, привыкая к яркому свету. Прямо надо мной, под потолком, подвешена лампа с десятком круглых отсеков – по маленькой лампочке в каждом. Насколько я знаю, в Тринадцатом хорошее освещение полагается только Медицинскому блоку, и поразительная белизна стен вокруг подсказывает мне, что я не ошиблась.
Я лежу на жесткой кровати, по грудь укрытая простыней. В правом предплечье сильная ноющая боль. Поворачиваю голову, чтобы осмотреть рану, но она скрыта под плотной повязкой из белых бинтов. Скольжу взглядом вниз по руке, обнаруживая пару иголок, воткнутых под кожу ближе к запястью и соединенных трубками с капельницей стоящей рядом.
Как я здесь оказалась? Что случилось? Внезапно события прошедших дней тревожной волной накрывают меня, и я вспоминаю, что с помощью изобретения Бити перенеслась… почти на тридцать лет в прошлое. Я оказалась на месте гибели Сойки-пересмешницы, меня ранили, и молодой Гейл Хоторн нашел мое тело. Жмурюсь, стараясь разложить все по полочкам. Похоже, план сработал. Что делать дальше?
Вокруг кровати установлена ширма, скрывающая меня от посторонних, но я слышу какое-то движение в палате. Нужно дать знать докторам, что я пришла в сознание.
- Здесь кто-нибудь есть? – зову я неожиданно хриплым голосом.
Мой вопрос не остается незамеченным и ткань ширмы отодвигается. Ко мне подходит женщина средних лет в белом халате. Ее светлые волосы собраны на затылке в пучок, а серые глаза с беспокойством смотрят на меня.
- Все в порядке, Китнисс? – спрашивает она, склонившись надо мной.
Пытаюсь рассмотреть на кармане халата ее имя, но зрение подводит, размазывая буквы в мутное пятно. Медсестра ждет ответа, так что я киваю.
- Я переживала, дочка, - говорит женщина, прикасаясь губами к моему лбу.
Замираю в изумлении. Женщина назвала меня дочкой? Когда она отодвигается, я лихорадочно всматриваюсь в ее лицо, и узнаю родные черты – тонкий нос, большие широко посаженные глаза, светлые волосы. Марта Эвердин - моя бабушка. Уверена, что я выгляжу странно, потому что женщина пугается и начинает проверять показания приборов, подключенных ко мне.
- Мне почти не больно, - заверяю ее я, стараясь успокоить.
Бабушка. Это так странно. Я никогда не видела ее прежде – в моем времени мать Сойки-пересмешницы убили еще до моего рождения, когда она вместе с Примроуз Эвердин попала в плен к президенту Мелларку. А теперь я могу коснуться Марты, поговорить с ней. Но о чем говорить? Я понятия не имею, какие отношения были у первой Китнисс с матерью.
- Давно я здесь?
- Только второй день, - отвечает Марта. – Гейл нашел тебя вовремя, вскоре во Втором началась бомбежка. Многие погибли, часть зданий разрушена.
Я хватаюсь за ее слова, потому что для меня это важно. Хоторн из моего времени рассказывал, что почти сразу, как он нашел тело убитой Сойки, в дом, в котором ее подстрелили, попал снаряд, уничтоживший его до основания. Мы надеялись, что этот кусок истории не успеет измениться, и взрыв сожжет Огненную девушку, придав ее тело забвению. Я рада, что так и произошло. Мне было бы гадко думать, что она могла остаться лежать там: неупокоенная, всеми забытая.
- Это хорошо, - не подумав, говорю я, но тут же исправляюсь, - то есть плохо. В общем, я не знаю.
Отвожу глаза, уткнувшись в стену. Черт, я несу чушь.
Марта остается рядом еще немного времени, убирая капельницу, а потом уходит, пообещав, что навестит меня позже. Пока я размышляю о том, во что вляпалась, оказавшись в чуждом мне времени, в палате раздаются легкие, но уверенные шаги.
- Привет, Кис-кис, - говорит Гейл, и я поворачиваю голову, уставившись на него.
Снова шок. Молодой Хоторн до безумия похож на своего сына. Красивый, поджарый, уверенный в себе. Мне хочется обнять лучшего друга и я, не задумываясь, тяну к нему здоровую руку. Гейл наклоняется, заключая меня в объятия.
- Все обошлось, Китнисс, - шепчет он мне в ухо. – Не подставляйся больше под пули, договорились?
Его дыхание ударяется о кожу на моей шее, это приятно и как-то особенно интимно, поэтому я теряюсь.
Никогда прежде я не оказывалась так близко к парню. Собственно, Бен был единственным из всех ребят, чье общество меня устраивало, но он никогда не позволял себе «личностных штучек», как он выражался. У Бена были девушки, периодически сменяющие друг друга, но у меня парня не было никогда. Я даже не целовалась ни разу, и Джоанна – жена Гейла Хоторна из моего времени – часто подтрунивала над моей неопытностью, вгоняя в краску.
- Угу, - выдыхаю я, и Гейл отстраняется, отчего я испытываю облегчение.
Мне нельзя сближаться ни с кем, кроме Пита Мелларка, потому что от этого зависит судьба тех, кто остался в моем времени. Они верят, что я сумею спасти Пита и влюбить его в себя, новую Китнисс Эвердин. Только вот я сомневаюсь, что сама смогу испытывать к нему какие-то нежные чувства - слишком много зла он причинил моей семье. Вернее, причинит, но это мало, что меняет.
Я могла бы любить Бена, и, наверное, смогла бы влюбиться в его молодого отца, стоящего около меня, но, понимаю, то по воле судьбы, любовь, теперь, не мой удел, ведь мне придется провести всю жизнь рядом с Питом.
Кстати, о судьбе - каждая минута на счету, поэтому как можно скорее нужно заставить нынешнего президента Тринадцатого отправить отряд в Капитолий, чтобы забрать оттуда Мелларка и Джоанну Мэйсон.
Опираясь на невредимую руку, пытаюсь подняться, но голова начинает кружиться от напряжения и меня снова подташнивает. Хоторн с беспокойством смотрит на меня и придерживает, помогая сесть. Рана отзывается болью, но я стискиваю зубы, не издавая ни звука. Соскальзываю на пол и ищу глазами тапки и халат.
- Далеко собралась? – спрашивает Гейл. – Тебе сейчас лучше лежать.
- Я должна увидеть Койн. Причем немедленно, - отзываюсь я, полная решимости осуществить задуманное.
Гейл усмехается, поясняя, что к президенту так просто не попасть, но я перебиваю его:
- Сойку-пересмешницу она примет!
Уверенным шагом иду по знакомому маршруту, благо, что подземный город моего времени ничем не отличается от нынешнего, разве что в будущем народа в Тринадцатом намного меньше - болезни и голод выкосили половину населения, как в нашем Дистрикте, так и во всем Панеме. Случайные прохожие останавливаются, разглядывая Огненную Китнисс, спешащую куда-то в больничном халате и белых тапочках. Гейл не отстает, следуя за мной по пятам, словно охранник.
Поворот направо, лифт, «Уровень 15», снова коридор, налево и прямо. Передо мной дверь с табличкой, на которой большими буквами выведена надпись «Штаб президента Тринадцатого дистрикта Альмы Койн». Отмечаю про себя, что президент Хоторн как-то обходился без подобных табличек.
Стучу и, не дожидаясь ответа, распахиваю дверь. Койн сидит во главе уже известного мне стола, изучая какие-то документы, и резко вскидывает голову, когда я фактически врываюсь к ней. Она окидывает строгим взглядом меня и Гейла, откладывает ручку в сторону и сухо произносит:
- Чем обязана вторжению, солдат Эвердин?
Хотя президент обращается ко мне, Гейл начинает извиняться, стараясь разрядить обстановку. Альма Койн не слушает его, внимательно рассматривая меня. Я отвечаю ей твердым взглядом и решительно, пожалуй даже дерзко, говорю:
- Отправьте спасательную группу в Капитолий, - без всякого вступления заявляю я. - Необходимо освободить Победителей, которых Сноу удерживает в плену.
- Вы мне указываете, солдат Эвердин? – спрашивает Альма, приподняв одну бровь.
- Настоятельно рекомендую, - отвечаю я.- Иначе Сойка откажется от сотрудничества.
Койн встает, размеренным шагом подходит ко мне, огибая стол, и ледяным голосом говорит:
- Осторожнее, Эвердин. Со мной шутки плохи.
Мне прекрасно известно, какой жестокой может быть эта женщина. Когда безрадостный конец Восстания был предрешен, она, надеясь выиграть время, фактически отдала мою настоящую мать и бабушку в руки Пита Мелларка, тогда уже президента Панема. Чокнутого и безжалостного. Это Койн виновата, что Марту убили, а Прим пытали. Я знаю, на что способна Альма, но не боюсь ее: все самое худшее – уже свершившееся будущее, так что мне нечего терять.
