Владимир Дмитриевич Кавуненко

Как будут без нас одиноки вершины

Альпинизм

Вступление

Мы сидели с Володей перед стеклянным журнальным столиком и пили кофе. Выбирая свободные вечера, встречались так раз восемь или десять. Вспоминали жизнь, прожитую в горах. Собственно, речь шла о жизни Володи — Владимира Дмитриевича Кавуненко, большого альпиниста.

Я тоже мастер спорта по альпинизму, но, слушая Володю, ощущал себя его младшим братом, даром что старше на десять лет. Мастера спорта тоже разные бывают. У меня всего семь «пятёрок», а у него сорок восемь. Да еще восемнадцать «шестёрок».

Мы мало ходили вместе, были в разных спортивных обществах. Одна веревка связывала нас разве что при восхождении на высшую точку Альп вершину Монблан да на Маттерхорне. Но что значат эти маршруты по сравнению с его восхождениями на Кавказе или Памире?

Владимир Кавуненко, как и другие наши товарищи, с которыми мы ходили на вершины, — это эпоха в альпинизме. Вторая половина XX века. Она ушла, и вместе с ней исчез советский альпинизм. Явление уникальное и неповторимое. Тысячи и тысячи наших соотечественников ежегодно занимались этим видом спорта за счёт профсоюзов. Система наших альпинистских лагерей с обязательным начальным обучением технике альпинизма и профилактикой несчастных случаев, регламентацией постепенного спортивного роста, определяемого спортивными разрядами, делали наш альпинизм беспрецедентным. Нигде в мире такого не было и ничего подобного не будет. Наше поколение начинало в конце 40-х годов. А перестали мы ходить на вершины уже в 90-х годах. В последнее десятилетие не только сама организация альпинизма, но и вся техника его изменились. Мы смотрим теперь старые альпинистские фильмы «С добрым утром, горы снежные» или «Синие горы», с чувством сладкой ностальгии и грустной улыбкой, ибо техника альпинизма нынче уже иная, нет советской организации нашего вида спорта. За восхождения теперь надо платить большие деньги, они стали недоступны студентам и всем простым людям. Правда, наши ребята — люди с большим напором. Они находят спонсоров и совершают восхождения на вершины Гималаев и Каракорума, такие восхождения, о которых мы и не помышляли. Но это единицы, а не тысячи.

Вроде бы альпинизм нашего времени — уже история. Но неизменно главное — дух. Стремление к вершине, освоение новой техники восхождения. Выработка тактики и стратегии в достижении цели. Самоутверждение. В этом весь альпинизм. Так было вчера, так оно сегодня и таким будет всегда. Этот дух самоиспытания звал Владимира Кавуненко то на вершину пика Коммунизма, то на стену зимней Ушбы, то на Северный полюс, то в Африку на Килиманджаро, то бросал его в разрушенную землетрясением Армению, то в Южную Америку, в Перу на спасение людей, то сводил его с белыми медведями, то с интереснейшими, самыми достойными людьми века. Его жизненных впечатлений хватило бы человек на двадцать, не меньше. При этом он всегда оставался верным другом и весёлым, остроумным человеком. Иногда излишне горячим, нетерпимым, но всегда стремящимся к правде и справедливости.

На Владимира Дмитриевича всегда можно положиться. Вот что пишет о нём его напарник по связке Владимир Николаевич Шатаев: «Кавуненко перекинул верёвку через ледоруб и несколькими сильными ударами вколотил его в фирн, я не оглядывался, не смотрел, как он это делает, только слышал звук ударов молотка. За надёжность страховки я был спокоен. Кавуненко из тех, для кого это дело никогда не становится надоевшей, монотонной, формальной обязанностью. Он вбивает страховочный крюк или вяжет узел, никогда не теряя свежести понимания, что это есть крюк или узел, на котором держится жизнь».

Почему люди читают книги и смотрят фильмы? Не потому ли, что им хочется узнать, как живут другие, как всё бывает у других людей? Сколько раз нам задавали вопросы: «Зачем надо подниматься на вершину горы? Да еще не по самому простому пути? Если это опасно, зачем, ради чего рисковать жизнью? Что вам даёт альпинизм?» Может быть, в данной книжке удастся в какой-то степени ответить на эти вопросы.

Мы приняли несколько необычный жанр. Можно было бы красиво и завлекательно описать жизнь и приключения Владимира Кавуненко. Но беллетристика не имеет ничего общего с жизнью, это, как теперь говорят, виртуальная действительность. Мы сознательно отказались от ремарок, пояснений, от описания жестов или интонаций говорящего, оставив лишь чистый диалог. Думается, он сможет дать истинный автопортрет, без приукрашиваний и преувеличений.

Не хочу утверждать, что никто лучше не расскажет о человеке, чем он сам. Но, во всяком случае, он расскажет о себе то, что хочет, как хочет и как может. Моя же роль в этом диалоге только помочь автору в качестве собеседника.

Александр КУЗНЕЦОВ

Начало

— Ну, Саш, с чего начнём?

— Начинать надо с начала

— Начало, начало... Началось всё с Карпат, с зимнего восхождения на Говерлу. С Александром Владимировичем Блещуновым. Знал его?

— А как же?! Работали вместе в альплагере «Варзоб» на Памире, да и так часто виделись. Сошлись близко, можно сказать, дружили. Удивительный человек!

— Не то слово, Саша. Он изменил и сделал не только мою судьбу, но и судьбу очень многих ребят. Надо было видеть банду одесситов, которые впервые встали на лыжи. Естественно, все рассыпались в лесу, растерялись. У нас был Каналов Витя, лицо его то ли медведь поцарапал, то ли ошпарено. И он решил зайти в посёлок узнать дорогу. Хозяин сторожки отвёл его под ружьём на заставу. Доложил, что задержал подозрительного человека, по-русски говорит с акцентом (одессит!). Там его стали допрашивать, сколько с вами ещё человек? Он говорит, что тридцать. Документы на всех у Блещунова. Долго разбирались.

Блещунов для нас был царь и бог. Свою послевоенную жизнь он посвятил воспитанию молодых альпинистов. Весь одесский альпинизм создан им. Блещунов находил ребят на вокзалах, в подворотнях, в ремеслухах. Вот есть такой Коля Кот. Привёл его Блещунов с вокзала, взял в секцию. Сейчас Коля Кот инструктор альпинизма, немного не дошёл до мастера,

— Музей Блещунова на Гарибальди, дом 1?

— Да. Его квартира и при жизни уже была музеем.

— Ты знаешь, Володя, в 80-х годах я привёз из Кампучии, Лаоса и Вьетнама коллекцию буддийской бронзы. А заразил меня этим Блещунов. Когда перед войной громили буддийские дацаны в Монголии и Бурятии, он собрал и сохранил бронзовые скульптурки, не дал им погибнуть. И так рассказывал мне о буддийской бронзе, что через двадцать лет я её стал собирать в Кампучии.

— Из Средней Азии после сезона мы в 58-м году возвращались в Одессу около двух месяцев. Поехали в Фергану, потом в Ташкент, прокрутили там все музеи. Мы тогда не понимали, зачем нам это нужно. Когда Блещунов увидел меня в музее спящим, он чуть не убил меня. «Как ты можешь?! Смотри, какая красота!» Затем через Красноводск переехали в Баку, оттуда попали в Армению, Ереван, Гарни-Гегард, ну ты знаешь... Я столько узнал за эти поездки об истории, религии, природе и даже об электронных ускорителях, что по сей день всё помню. И подобным образом мы ездили каждый год.

Первая из женщин, поднявшаяся на пик Ленина, на семитысячник. Хрупкая такая девушка. С рюкзак ростом. Шли мы двумя группами, вторая группа Сергея Савона. Стартанули с Луковой поляны через Раздельную. В нашей группе ни одной пуховки, мешки ватные, тяжёлые, с продуктами напряженка. Очень трудно далось. Я потом ещё не раз был на пике Ленина, но так тяжко, как в тот раз, не было. А Савон не взошел, не получилось. В 1957-м была страшная непогода. Когда спускались вниз, наткнулись на лагерь Вадима Эльчибекова. Вадим спустился вниз, и на 6900 оставил всё хозяйство. Мы тут впервые увидели пуховые мешки и попользовались продуктами. Наелись так, что все страдали желудками. А когда спустились вниз и пришла машина с фруктами, то персики нас окончательно добили.

За это восхождение мы стали чемпионами Украины. Мой значок за пик Ленина имеет номер 59. Сколько теперь людей побывало на вершине, не знаю, но, думаю, несколько тысяч.