– Воды из колодезя, – распорядился, не оборачиваясь. Буквально через минуту в комнату внесли бадью. Та самая вредная баба Светлана и внесла. Нет чтобы боярская дочка потрудилась…

Лекарь зачерпнул кружкой из бадьи, потом накапал туда что-то из своих пузырьков. Я уж думал, всё готово, но лысый обхватил кружку ладонями, подышал туда и быстро-быстро что-то зашептал. Не иначе, колдует.

Я с трудом удержался, чтобы не рассмеяться. Вот уж во что никогда не верил, так это во всякие магические штучки, которыми полны газеты бесплатных объявлений. «Ведунья тётя Мотя снимет дурной глаз и откроет чакры за полцены». А вот девчонки у нас в группе относились к этому серьёзно. Что с них взять – тупые.

– Пей, – протянул мне кружку лекарь.

– Небось, горькая, – буркнул я, но послушно глотнул. Судя по вкусу – самая обычная вода. Ну что сказать? Шарлатан. Ну так на то у них и средневековье. И как с такими врачами они ещё все не перемёрли?

– Скончавши я, – сообщил лекарь боярину. – Зелье му борзо допоможет.

– Добре, Олеже, – кивнул ему боярин. – Ступай. Заутра ти две овцы на двор. Про́стой линии.

– И ти такожде, – вежливо кивнул лекарь, собрал свою котомку и удалился.

– Тако вот, Андрее, – подвёл итог боярин. – Начаток целению тому есть. Сего дня зде будеши, а заутра к садовому тяжанию тому приставимшись. Олекса тя в разумение введет.

И он с чувством исполненного долга удалился.

Итак, завтра начнётся. В разумение меня пацан введет? Ну, посмотрим, кто кого.

Нет, они меня явно недооценили. Какой там месяц – уже через две недели я болтал по-местному так, будто и родился в этом самом Великом княжестве словенском. ВКС – обозвал я его мысленно. Язык оказался не больно-то и сложным – другое дело письменность. Тут у меня пока учителей не было, рыжий Алёшка оказался безграмотным как пень.

– А на кой оно мне, крючки эти складывать? – недоумённо ответил он на вопрос о школе. – Нам, холопам, и без этой мороки прожить можно. Пусть бояре да учёные глаза портят.

Вспомнив всё из того же учебника истории, как учили в древнерусских школах, я подумал, что в Алёшкиных словах некая логика есть.

Только вот можно ли назвать окружающую действительность древнерусской? В ту ли историю я попал? На вопрос, какой сейчас век на дворе, пацан тут же ответил: двадцать второй.

– От чего считаете? От рождества Христова? – на всякий случай поинтересовался я.

– Чё? – вылупился он, и веснушки на его физиономии проступили ещё яснее. – Какой такой Христов?

– Вы что же, не христиане? – тут уж мне пришёл черёд выпадать в осадок. – У вас что, князь Владимир не крестил Русь?

– У тебя, Андрюха, опять помутнение в уме, – засмеялся мальчишка. – Ерунду какую-то несёшь. Какие такие христиане? Это кто? И не было у нас никакого князя Владимира, а был князь Велимир. Это вообще… такой козёл… враг словенского народа. Он тысячу лет назад нас предал, киевские земли Элладе сдал, эллинским наместником заделался, панархонтом. Говорят, по любви огромной, к базилейне эллинской. Ну, короче, с тех времён эллины тут всё захватили, свои порядки завели.

– Ни фига ж себе, – вырвалось у меня.

– А то ж! – голосом экскурсовода подтвердил пацан. – Мы их пятьсот лет терпели, а потом сказали: хватит, это земля была нашей. За Учение аринакское спасибо, конечно, пригодилось. А вот пушниной сами торговать будем, и лесом, и налоги ваши уродские, и законы сами напишем… Ну, в общем, даже и воевать пришлось, у эллинов базилей Янакий такой тупой оказался, не понял сходу… Великая сеча была при Корсуни… Наших двадцать восемь человек полегло, а эллинов аж сорок три. С тех пор они поумнели, торговать торгуют, в Круге опять же три голоса им, по праву старшинства, а больше того – ни-ни.

Если бы я в тот момент не сидел на земле, пропалывая грядки с репой, то уж точно бы упал. Блин, что за мир, где я оказался? Великая сеча, счёт двадцать восемь – сорок три, и пятьсот лет об этом помнят!

Полуденное солнце жарило от души, наверное, на все тридцать градусов. Пот струился по лбу, но я даже утереться забыл – настолько всё это меня долбануло.

– Так от чего же вы всё-таки счёт ведёте? – спросил я растеряно. – Говоришь, сейчас двадцать второй век?

– Ага, – подтвердил пацан. – От прихода Аринаки в Элладу, от начала Учения аринакского.

Я мельком подумал, что, наверное, не ту линию выбрал. Мне бы не на пищевую промышленность поступать, а на филфак МГУ. Ведь двух недель не прошло, а мало того, что и понимаю всё, и по-ихнему болтаю как свой, так ещё мысленно перевожу здешнюю речь на современный язык, причём без каких-либо усилий, всё автоматом происходит. Вернусь – надо будет бросить эти бродильные установки вкупе с гнусным доцентом Фроловым. Поступать на филфак. Блин, а как же тогда армия? Отсрочка же ёкнется.

О чём я думаю! Отсрочка, филфак! Сперва ещё вернуться надо, в свой мир, а там уж… Да, конечно, если есть вход, то должен быть и выход. Да где ж его искать? У кого спрашивать?

Когда я начинал говорить, что попал сюда из другого мира, на меня глядели с жалостью. Здесь это называется «преждепамятной хворобой». То есть пробуждается в человеке какая-то «прежняя память» – и стирает всю нормальную, ту, что с рождения в нём копилась.

– А что такое прежняя память? – спросил я тут же у поварихи Светланы. Баба, кстати, оказалась не такой уж и злобной, просто настроение у неё как флюгер.

– Так о прежней жизни, – недоумённо ответила тётка, накладывая нам в миски дымящейся просяной каши. – Которой раньше жил, пока там не помер и здесь не родился.

– Где это «там»? – пока каша не остыла, можно было заняться допросом местного населения.

– Ну, в том шаре, – непонятно ответила она. – Шаров много, в одном помираешь, в другом рождаешься. А тут помрёшь – и в следующем родишься. И так без конца.

О как! Тут, что ли, верят в переселение душ? Оригинально. Хорошую религию придумали индусы…

– Откуда же у вас такая вера взялась? – недоумённо протянул я. – Тут же не Индия какая.

– Откуда-откуда, – буркнула Светлана. – Не моего ума то дело, я вот всё больше за скотиной хожу и вас, дармоедов, кормлю.

– Я не дармоед! – тут же встрял Алёшка. – Я, между прочим, всю морковку проредил!

– Будешь во взрослую беседу лезть, – тут же поставила его на место Светлана, – компота не получишь.

Ужасная угроза… У нас бы как минимум прозвучало «уши оборву».

– А ты, Андрейка, – кинула она на меня печальный взгляд, – хворый ещё пока, вот и не понимаешь. Линии не чуешь. Ты вот лучше боярина спроси, про шары-то, он муж учёный…

Однако с боярином пока пообщаться не удавалось. В доме за него руководила доченька Аглая. Как выяснилось, жена у Волкова умерла в позапрошлом году, от какой-то «синей лихоманки». Вот подросшая дочь и тренируется, репетирует роль хозяйки. Сам же боярин куда-то уехал по делам службы. Служба, кстати, оказалась довольно серьёзной – в Уголовном Приказе, здешнем аналоге МВД. По словам дворни, ловил душегубов, озорующих на дорогах. Насколько я понял, должность имел крутую. По-нашему – никак не меньше генерала.

– Лёха, а у вас тут что, и душегубы есть? – спросил я на другой день пацана, когда мы по указанию садовника, деда Василия, поливали яблони. Тяжёлая, кстати, работа. Здесь ведь до насосов не додумались, здесь не шлангом поливаешь, а как негр, таскаешь воду вёдрами из бочки.

– А что ж им не быть? – Алёшка не удивился вопросу, но посмотрел на меня снисходительно, как на несмышлёныша. – Известное дело. Люди же разные бывают. Одни блюдут свою линию, а есть, которым на неё плевать. Им бы сейчас потешиться, кусок радости урвать, а что потом будет, им до факела. Вот и сбиваются такие в стаи, разбойничают, крадут, пакостят честным людям…

– И что, много таких?

– Много-немного, а есть, – наставительно сказал Алёшка. – Для того и Уголовный Приказ есть. А для вредоумных – есть Учёный Сыск.