— Я пережил ожоги, — сказал Вейдер. — Переживет и он. — Он склонился к Лекофу и посмотрел в его лицо, отчасти видя то же, что и когда-то Палпатин. — Ты слишком верен для простого смертного, лейтенант.
— Это моя работа, мой господин.
Похоже, то была попытка пошутить. Судя по выражению лиц клонов, которых лейтенант обучил, он вселил в них то же чувство лояльности. Казалось, они создали вокруг него оборонительную линию. Нил передал Пепину вымоченные в бакте тампоны.
— Ты никогда меня не разочаровывал, — сказал Вейдер. Лекоф, чьи лицо и руки обволакивала влажная марля, пару раз моргнул. — Рано извиняться.
Лекоф со временем встанет на ноги, и, возможно даже, снова будет тренировать бойцов. Но теперь ему суждено стать родоначальником батальона клонов; его бойцы одолели Темных джедаев и, даже при содействии Вейдера, показали себя с самой лучшей стороны.
Лекоф может гордиться. И он снова увидит семью. Со шрамами или нет, но он точно обладал тем, чему другие — даже Вейдер — могли бы позавидовать.
ИМПЕРАТОРСКИЙ ДВОРЕЦ, КОРУСАНТ: ДВА ДНЯ СПУСТЯ
— Как там твой лейтенант? — справился император.
Вейдер обозревал шеренги 501-го легиона из окна, выходящего на учебный плац. Он ощущал некий комфорт от того, что для большинства из них — тех, для кого служение в армии стояло на первом месте — жизнь была лишь исполнением работы, без всякой мысли о том, кого они завтра устранят, убьют или обхитрят.
— Он поправляется, учитель.
— Верность — превосходное качество.
— Я запросил у «Арканиан майкро» батальон клонов Лекофа. Думаю, они себя хорошо зарекомендовали.
— Да. — Палпатин подошел к окну и встал рядом с Вейдером, словно заинтересовавшись, что же так привлекло его внимание. — Отмени заказы на клонов Кюса. До поры до времени.
Уже сделал.
— Как прикажете, мой господин.
— Ты все еще встревожен. Я чувствую это.
Вейдер решил рискнуть, спросив то, что давно вертелось у него на уме. Палпатин все равно ждал вопроса. Единственная проблема была в том, спросит ли Вейдер.
— Учитель, бунт Шейвана был спланирован, чтобы испытать меня?
Палпатин резко повернул голову. Капюшон закрывал его глаза: а ведь когда-то его лицо казалось Вейдеру приятным.
— Если это и было испытанием, повелитель Вейдер, то оно предназначалось для клонов, а не для тебя. И если так, то группа Лекофа показала себя наиболее достойно.
Так вот, чего ты добивался. Небольшой мысленной манипуляцией обратить обиду Шейвана в ненависть. Хорошо же ты вознаградил Лекофа.
Вейдер обуздал свой гнев просто для того, чтобы не дать учителю насладиться вкусом победы.
— Подлинный кризис обличает, из чего сделан человек.
— Само собой, я не исключаю возможности создания новых клонов Кюса.
Насколько далеко ты планируешь свои мелкие игры? Ты ждал десятилетия, чтобы разгромить джедаев. Пожертвовал ради этого триллионами жизней. Смогу ли я когда-нибудь опережать мыслью твои замыслы?
— Я считаю, Темные джедаи не годятся для имперской армии.
— Им лишь нужен подходящий командир.
— И кто же будет их обучать?
— Ты, повелитель Вейдер.
— Я предпочитаю обычных солдат. Они не рвутся к власти. Мне придется все время ждать нападения.
— И вправду, придется, — сказал Палпатин.
Поначалу все было игрой — раздражающей, но всего лишь словесной пикировкой; император никогда не лгал, но и не говорил всей правды. Теперь дело могло дойти до вызова, а Вейдеру не хотелось лишних сложностей. Грань между закалкой человека путем постоянных испытаний, и превращением его во врага была невероятно тонка.
— Возможно, чтобы не дать на себя напасть, нужно запугать самого врага, — сказал Вейдер.
Однажды я с тобой разделаюсь.
— Или же сделать так, чтобы нападения на тебя отражали другие, — изрек Палпатин, развернулся, и оставил ученика одного в приемной.
Теперь Вейдер знал, что людям, пользующимся Силой (не важно, темной или какой-то другой ее стороной), он не может целиком доверять — и меньше всего учителю. Вейдер не был верен никому, кроме самого себя — не считая интереса в здравии таких людей, как Лекоф — людей без сверхъестественных талантов.
Если, конечно, не считать талантом самую обычную честность.
Ее можно сравнить с любой способность Силы, думал он. Да, Вейдер предпочитал обыкновенных людей, добивавшихся всего своим потом. Часть его, что когда-то была Энакином Скайуокером, помнила, к чему он так стремился — любовь, приключения, свобода — и размышляла, насколько больше они волновали его, чем его теперешние невероятные и заурядные силы.
Однажды он и сам был человеком. Думая о Лекофе, он спрашивал себя, решит ли когда-нибудь снова стать им.
